Из памяти сердца

The Epoch Times05.01.2009 Обновлено: 06.09.2021 13:38

«Извините меня, но я так хочу похвастаться, — неожиданно и застенчиво сказала Сегал, рассказывая о своем коллеге, художнике Хаиме Сокол, — Я умею раскрывать таланты».

Не каждый умеет увидеть гения в другом, обычно этому мешает свой собственный гений. А скульптору с мировым именем Юлии Ароновне Сегал, он не мешает. Я поняла почему. Она, 1938-го года рождения, сумела сохранить и передать выстраданное: войну, эвакуацию, голод, нужду, нацизм, коммунизм, болезнь самых близких, — глазами и сердцем ребенка. Детская память — самая мощная, яростная губка, готовая вобрать в себя целое море. А детское восприятие еще не испорчено стандартами и завистью. Ю.А. самой, как героя жизни, как-бы нет на первом плане, а есть только ее память, поразительно правдивая, без примеси фантазий.

Юлия Ароновна Сегал. Фото: Хава Тор/Великая Эпоха


Юлия Ароновна Сегал. Фото: Хава Тор/Великая Эпоха

Ю.А. помнит радость от поедания жмыха и паслен в голодные времена. Помнит, как папа безгранично верил в коммунизм, и при этом тащил быт, сжиравший его с потрохами.

Помнит, как бледнела мама, когда в школе просили рубль на фотографию, а рубля не было. Поэтому у Ю.А. нет школьных фотографий.

Помнит, как вырвалась из дома в 19 лет, в новый, чужой мир, и как тосковала о своем, полном страданий, покинутом доме.

Помнит жуткий антисемитизм в Алма-Ате. Как ее целый год терзали в школе и на улице, били, чуть не забили. Как она, доведенная до состояния «амок», внезапно поняла, что она на войне и с остервенением стала защищаться. И ее потом все зауважали и поставили председателем совета. «Я бы не выжила, если бы не озверела на это время. Я до сих пор боюсь своей ненависти» — с горечью в голосе говорит Ю.А.

Жившая в деревне художников Санур, которая находится в сердце Самарии, помнит Ю.А. первый приступ безумия политиков в 2005 и выселение еврейских жителей из деревни. Ю.А. не удалось вывезти одну из своих лучших работ «Молитва». Но эта отдельная, взрослая память, прошедшая через крах иллюзий.

В скульптурах Ю.А. выражена тоска «памяти сердца» о жизни, лишенной счастливого детства. Средства передачи этого ощущения выбраны предельно точно. Цвет, фактура, использованный материал, искусное выполнение — все сконцентрировано на передаче этих реально существовавших переживаний. Некоторые посетители экспозиции не хотели бы видеть «память» в таком ракурсе. Но Ю.А. не подыгрывает и не фальшивит. Она творит реальное искусство, так же как реально посадила своими руками и ухаживает за большим садом рядом с многоэтажным домом, в котором сегодня живет.

Экспозиция «Потерявшиеся находки» или «Стол находок» в выставочном зале стадиона Теди в Иерусалиме сконцентрировала работы скульптора разных лет в одном месте, названном комнатой. Работы эти — предметы, названные Ю.А. «лабиринтами памяти», выполненные смешанной техникой, в основном из бетона.

У входа в комнату на одноногой вешалке весит папино пальто и рядом на полу стоит его старый, скошенный на бок портфель. Папа, видимо, только что вернулся с работы, повесил на вешалку пальто, рядом поставил портфель.

Комната. Настоящая советская серая коммунальная послевоенная комната, которая разделена на комнатушки. Мы в нее заглядываем в оставленные щели между фанерными стенами. Из каждой щели — другой ракурс, и видны другие предметы. Маленький телевизор, похож на теперешнюю игрушку из дорогого пластика фирмы «Литл Тейкс» (с таких «игрушек» начиналась телевизионная эпоха), стул с туалетным седалищем, но предназначенный для сиденья перед телевизором. Стены этой комнатушки окрашены до середины, как все советские публичные учреждения, потертым синим цветом. В другой комнатушке, стоит кресло с шалью на спинке и оставленными отдыхать очками, — все уже прочитано. Это мамино кресло, тишайшей Юлиной мамы, праведницы, страдавшей всю жизнь тяжелейшей астмой. Овальное зеркало, в котором отражается невыносимая ржавая нужда, висит над маминым креслом, а напротив — высокий детский обеденный стул с чашкой. Ребенок, недавно кушавший на нем, играл с плюшевым медвежонком, который выпал у него из рук на пол. Его так и не подняли. Ребенок давно уже вырос, а медвежонок до сих пор упавший. Папина сложенная за ненадобностью инвалидная коляска, прислонилась к стене под окном третьего и последнего отделения квартиры (папа Ю.А. умер в 1998 году на такой коляске). Окно, единственное в комнате, небольшое, заблокированное железными полосами жалюзи и занавеской, которую только что отодвинули, чтобы впустить остатки уходящего солнца. На одной из наружных стен, висит настоящее, найденное в Иерусалиме пару лет назад объявление с одним оторванным телефоном: «Сдается комната подходит для одиноких женщин, желательно пожилая».

С другого бока, возле почтовых ящиков, разместилось кресло, связанное веревкой. Ю. побежала куда-то и через полминуты вернулась с высоким худеньким стулом, поставила его напротив кресла и произнесла: «Вот! Это «Последняя любовь».

Потом Ю.А. с трепетом вынула из почтового ящика конверт с письмом, признавшись, что «украла» его из соседней комнаты, где размещена экспозиция Хаима Сокол. Конверт с письмом из «тех лет», сделанный из жестянки тяжел, чувствуется, что много пережил. Хаим, рожденный в 1973 году, из какой же памяти этот достоверный образ?

Ю.А. долго рассказывала об одаренности художника, о его работах, о том, как она увидела его талант.

Потом она рассказала о других, открытых ею талантах. По-моему, Ю.А. считает свое умение «увидеть гений», главным достижением своей жизни.

Она рассказала, как однажды в школе дочери пришлось ей заменить учительницу рисования. Ю.А., выпускница Суриковского художественного института, прежде никогда не преподавала. Она ваяла в одиночестве, без лишних контактов с обществом. А тут перед ней дети, на дворе весна. Ю.А. предложила второклассникам нарисовать весну. Дети начали подглядывать друг у друга, у всех получилось по-советски стандартно: дерево, птичка, лужа. А один мальчик нарисовал на белом фоне черные пятна. «Что это? — спросила Ю.А. «Это медведь проснулся и пошел»,- ответил первоклассник. Ю.А. сразу поняла, что перед ней талантливый ребенок. (Он вырос и стал выдающимся физиком).

Вот другой случай.

Ю.А. вела кружок керамики в Тарусе. Тогдашняя мода лепить динозавров портила вкус у многих детей. Трудно было что-то с этой страстью поделать. Машенька Глебова, одна из учениц, не смогла преодолеть себя, и наперекор всей моде лепила оленят, птичек. Неумело лепила, но очень трогательно. На вопрос: Машенька, а почему ты не со всеми? Девочка ответила, что «мне хочется лепить что-то нежное». Машенька Глебова подросла, выучилась, сохранила свою тягу к нежному, создала школу иконописи, лучшую на сегодня в России.

Племянник Ю.А., Сеня Сегаль, считался «гадким утенком». А Ю. в нем видела особый талант и убеждала в этом свою маму. Он на уроках не хотел покрывать глазурью свои работы из керамики, не хотел, чтобы блестело как у всех. Он вырос и стал хорошим композитором, пишет песнопения.

Юля оставила мне еще одно имя — Алла Айзеншарф. Это поэтесса, живущая в Израиле Первые свои стихи она написала в шестилетнем возрасте не карандашом на бумаге, а в памяти своего сердца. Она с девятилетней сестрой во время гитлеровской оккупации Украины пряталась от смерти. Чудом оставшись в живых, уже после войны вытащила эти стихи из «памяти своего сердца» и издала книгу крошечным тиражом под названием «Хорошо, если выстрелят в рот, это, доченька, как повезет».

Одно из стихотворений А. Айзеншарф.

Сначала ее комментарий к стихотворению:

Что такое смерть? Почему один человек убивает другого? Ответа не было, но и не думать об этом я не могла.

А вот сами стихи:

Срывают цветы, и они умирают,
Зачем же цветы срывать?
Стреляют в людей, и они упадают,
И так остаются лежать.

И мне дядя Митя на ухо сказал:
«Тебе еще думать про это нельзя,
Вот вырастешь, станешь большая и умная…»
А я не нарочно, я нечаянно думаю.

Ю.С. сказала, что это настоящие детские стихи.
 
Когда мы прощались, Юлия Ароновна Сегал, входя в подошедший автобус, еще раз попросила не забыть разыскать в Интернете о Хаиме Сокол. Он — талант.

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА