Из сборника стихов «Хроника душевных потрясений»

Благожелателен ко всем,
К себе – жесток и беспощаден,
Живу ни до чего не жаден,
Затянут в гордости корсет,
А где-то должен быть просвет:
Мой стон вздымается до крика,
Срываю голос и заика
Мне заикается в ответ.
Я волочу по жизни свет
От всех красивых начинаний,
Граня алмаз воспоминаний
В котором всех свершений свет

***

По дорогам идет человек,
Обнадеженный утренним светом.
Никогда не смыкая век,
Он зимой появляется, летом,
На боку у него сума,
На устах – все людские горести…
Говорят, он сошел с ума:
Всюду просит: — Подайте совести

***
Моя келья узка –
От виска до виска.
Но огромен мой мир
Даже в этих тисках.
Здесь фрагменты молитв,
Откровения снов,
Сокровенный мотив
Смысла тайного слов.
Угнетает тоска
Мой языческий миф…
В гулкой кельи виска
Был задушен Сизиф

***
Я прихожанин музыки небес…
Молитва мускулирует мне волю –
Дать приподняться над земной юдолью
Во имя обретения чудес.
Мерцаньем звезд рождается экстаз,
Прозрение подводит нас к истокам
Родня нас со Вселенной кровотоком,
Умом питая сердце – третий глаз
Я прихожанин музыки небес,
Ее симфоний дивных и хоралов…
И пашет вдохновения орало
Решимостью души наперевес

***
Я в колоколе сердца как язык.
Вибрируют во мне предчувствий нити.
Первопроходец у такой стези,
Живу опережением событий.
Отверсты неизбежного уста –
Глаголить болью преходящих истин,
И только воля Божьего перста
Спасает от сомнений и корысти.
Над познанного бездною скольжу,
Пульсируя по лезвию наитий;
И времени безропотно служу
Живым предощущением открытий.

***
I
Осенний лес – палитра сожалений,
Крылатый крик стареющих дерев,
Когда сползает кожа обновлений
И обнажает стона долгий зев.
Шуршат прожилки солнечного света
И паутину расставаний ткут,
И остаются вздохи без ответа,
Как будто сокращая жизнь минут.
II
Багрянцем осени обрызган,
Застыл в задумчивости лес.
Нет в красоте его изыска,
Но что-то праведное есть
В его покое величавом,
В глухом предчувствии зимы…
Не так ли беды мы встречаем
Среди житейской кутерьмы?!
III
Осень кроет сусальным золотом
Купы? – Нет, дерев купола,
Во стоустые колокола
Ветер что-то вплетает шепотом.
И вода, отраженная звездами,
Пьет последние вздохи тепла
Там, где птицы прощаются с гнездами
И не помнят ни нашего зла,
Ни добра, от которого тяготы
Даже там, где их быть не должно…
Все поклеваны осени ягоды –
Перебродят и эти в вино,
Чтобы вдруг – воскрешением памяти –
В это золото вплавить эмаль,
У природы оставив на паперти
Сожалений немую печаль.

***
Гимн кисти Сарьяна
На жаркой палитре ладони
Художник не краски растер,
А вывел из плена агоний
Невиданной страсти костер,
Позволил душе отогреться
И дал посидеть у огня
И жгучестью красного перца
Обдал и тебя, и меня.
И кистью, изящной как цапля,
Мазок приспособил к мечте,
И солнца медовая капля
Осталась гореть на холсте.

***
Маме

Одной рукой качая колыбель
И маслобойку двигая другою,
Ты пеленаешь нежностью тугою
Мелодию, родившую свирель.

Ты слышишь абрикосовые зори.
Как в покаянный бубен бьет закат…
Из сотен тысяч маленьких историй
Ты ткешь ковер родного языка.

Все пуповины связаны с судьбою,
Лишь ты одна — с величием небес…
В служении тебе, горжусь тобою,
В меня вложившей к жизни интерес.

***
Говорят, я до грустного честен,
И чего еще не говорят, —
Будто выкинуть можно из песни
Несминаемый нежностью взгляд,
Будто можно меня переделать
Под обычную мерку… Увы!
Сам бы рад эту душу от тела
Отделить топором головы.

***
Пекут лаваш… Горячий запах хлеба
По плоским кровлям стелется в луга,
Где, выставив антеннами рога,
Коровы пережевывают небо.

Насущный хлеб пергаментного цвета…
Его у нас пекут из века в век,
Чтоб на земле трудился человек –
Извечный пахарь мудрости поэта.

Пекут лаваш, армянский талисман
От голода, от горечи, от грусти…
Плывет над очагом, сводя с ума,
Одна из тайн народного искусства.

***
Я помню: бабочка порхала,
Плела живые кружева,
Плыла крутая синева
За этим дивным опахалом…
А чья-то кровь сушила, злая,
Окоченевший взмах крыла…
Ржавела острая игла,
Хребет изяществу пронзая.

***
Душа ребенка – чистая доска.
По ней сперва родители ходили,
А после – воспитатели следили…

Непонятная взрослыми тоска,
Затасканная нормами житейства,
Мальчишку развращала в старика

И чья-то недалекая рука
Премудростям учила фарисейства,
Ребенок рос и жгла его тоска,

Ломал с досады пахнущую ветку
И все грозился мир привлечь к ответу
И что-то первозданное искал…

Ашот Аристакесович Сагратян. Фото: Ульяна Ким/Великая Эпоха
Об авторе

Ашот Аристакесович Сагратян – известный армянский и русский переводчик, поэт, художник и мыслитель – родился в Москве в 1936 году; воспитан в духе традиций Асан-Джалалянов из Карабаха-Арцаха. Его предок выкупил у неверных голову Иоанна Крестителя и предал земле в Арцахе, поставив в его честь храм – Гандзасар.