Боль души. Часть 8

Террор Гитлера против своих немцев равен всего лишь 30 тысячам поса-женных в лагеря коммунистов. Да и кормил он их в лагерях значительно лучше, чем наших пленных. Это в тысячи раз меньше, чем террор Ленина-Сталина в СССР. Но в его лагерях погибли 6 миллионов евреев и из всех оккупированных стран, в т. ч. 2 миллиона из Советского Союза и больше половины наших военнопленных.

Забегая вперёд, скажу: в конце войны немцы жили значительно лучше, чем мы до войны. В городах и сёлах у немцев все дома кирпичные и под черепичными крышами. В каждой квартире 3-4 и более комнат. В домах паркетные полы и каждый дом — полная чаша. Мягкая и полированная мебель, ковры, картины и зеркала в дорогих рамах. В каждом доме пианино, радиола или радиоприёмник, которые у них не отбирали во время войны. Гитлер не боялся, что немцы будут слушать голос Америки или Москвы. Модная и красивая одежда, обувь и домашняя утварь. Даже в подъездах на лестницах многоэтажных, многоквартирных домов постелены ковровые дорожки, на стенах висят картины, а на междуэтажных площадках кадки с живыми пальмами или олеандрами и креслом для отдыха. В России нигде такое не увидишь. Даже в сельских домах имеются ванные комнаты и тёплые туалеты с унитазами. В каждом доме свои коптильни для копчения колбас и окороков, доильные аппараты, молочные сепараторы, маслобойки и сыроварни.

И везде асфальтные дороги, по бровкам насыпи обсаженные деревьями. Их кроны смыкаются и летом в жаркие дни ехать в их тени — одно удоволь-ствие. Даже к далёкому хутору, в котором всего лишь один дом, проложена капитальная дорога. Что такое бездорожье, немцы узнали только в России.

С начала войны в 1939 г. в Германии было введено нормированное рас-пределение продуктов питания, одежды и обуви по карточкам, но вполне достаточное, как у нас сказали бы, по научно обоснованным нормам. И эти нормы не менялись до конца войны. Снабжение населения было организовано отлично. В магазинах всегда было полно расфасованных товаров высокого качества, в большом ассортименте и никаких очередей. Я был этому свидетель. Даже в конце войны в магазинах было по 2О сортов колбасы, большой выбор сыров от дешевых до самых дорогих. Всю войну цены остававлись на довоенном уровне, что кажется невероятным и необъяснимым. Никакой инфляции. Конечно, не было и роста зарплаты. Вот с деньгами у немцев было туго. При богатейшем выборе товаров, большинство немцев покупали более дешевые.

Через нейтральные страны (Швецию и Швейцарию) немцы закупали товары, которые не производились в Германии: натуральный кофе, кубинские сигары и ром, цитрусовые фрукты и даже…английские и американские товары. Но всё это стоило очень дорого, было недоступно для рядовых немцев.

Дефицитной, а потому и очень дорогой была водка, и я не видел ни одного пьяного немца. Впрочем, и когда водка стала доступным товаром, знаю, что немцы не пьют её так, как русские. Немец садится за праздничный стол с целью, выйти из-за стола трезвым. Он боится опьянеть, быть глупым и смешным. Русский же и без праздника пьёт водку с целью, как можно быстрее и сильнее опьянеть и забыться.

Без карточек можно было покупать отходы мясного производства (лёгкие и селезёнку), обезжиренную молочную продукцию (творог), отварной в «мун-дире» картофель и некоторые нестандартные и некондиционные овощи. На улицах в ларьках свободно продавали светлое понартское и тёмное шёнбушское безалкогольное пиво, лимонад и фруктовое мороженое. На левобережной части города работали пивоварни Понарта и Шёнбуша. Ещё продавали привозное тильзитское пиво.

В Германии было три категории продовольственных карточек с штам-пами RD, FD и Оst, что означало: RD – райхсдойч (государственные немцы, граждане Германии), FD — фольксдойч (немцы второго сорта, родившиеся за пределами Германии) и Ost — остарбайтеры (рабочие с востока, третий сорт людей). Карточки «Ost» получали домработницы, рабочие малых предприятий, жившие вне лагерей и рабочие у фермеров.

На рабочие карточки хлеб распределялся по О,5 кг для своих немцев. По О,4 кг для чужих немцев. И по О,3 кг для остарбайтеров. Кроме хлеба были талоны на «Кухен» по 1ОО, 75 и 5О граммов соответственно категории карточек. Все остальные продукты распределялись в следующей пропорции: для RD -1ОО %, для FD -75 % и 5О % для Ost от нормы RD. На иждивенцев каждой категории выдавалась половина причитавшегося работающему. В набор продуктов входили мясо, колбасы, сыры, жиры, масло коровье и растительное, яйца, бакалейные и кондитерские товары, картофель и овощи. На каждый продукт отдельная карточка, а в ней отрезные талоны на каждый день. Вот только с яйцами было «трудно»:: немцу на один день полагалось съесть пол-яйца и по этому поводу был анекдот про педанта, который съедал одну половину яйца, а вторую оставлял на следующий день. Соответственно распределялись и промтовары.

Я сам видел, как немцы сдавали молоко государству. Утром и вечером они привозили его в 2О литровых флягах с своими бирками и оставляли без охраны на помосте посреди села. Через небольшое время сборщик молока грузил фляги в машину и оставлял на этом месте пустые чистые. В одной из них хозяин находил документ за вчерашний день, где указано, сколько принято молока, его жирность, кислотность и сколько денег перечислено на его счёт в банке.

Почти так же они сдавали и скот. В определённые договором дни к бауеру приезжала скотовозная спецмашина, грузили скот и увозили его на бойню. А через неделю хозяин получал по почте справку о том, сколько и какого качества получено мяса из его скота и какая сумма денег перечислена ему. Никаких росписей и никакого обмана! Мясо продавали в магазинах без костей, только специальные вырезки для бифштекса, антрекота, шницелей, и т.д. Магазины оказывали бесплатные услуги. Можно было попросить пропустить через мясорубку купленное мясо, порезать колбасу или хлеб на хлеборезке. Кости на мясокомбинате вываривали, получая фюмэ, а вываренные кости перемалывали на удобрения для полей.

До самого конца войны немцы пекли хлеб отличного качества из смеси пшеничной и ржаной муки в виде тупоносых килограммовых батонов. У них не было мощных хлебокомбинатов. При каждом частном хлебном магазине была своя же паровая пекарня. Удивительно то, что при этом у тысяч пекарей хлеб получался совершенно одинаковый по форме, цвету, весу, вкусу и качеству. Каждый батон был обёрнут широким кольцом бумаги, на котором у каждого пекаря была своя реклама с гарантией качества и приглашением покупать хлеб только у него.

Интересно, что все немецкие бауеры (фермеры) должны были сдавать государству абсолютно всю свою продукцию, а для себя покупать в магазине по карточкам всё то, что и городские жители. По этому поводу мой экспедитор говорил, что надо быть полным идиотом, чтобы свою продукцию сдавать тоннами, а потом граммами покупать у государства свои же продукты.

В сёлах варили и коптили колбасы, окорока, уток и гусей, работали маслобойки и сыроварни. Так мог ли бауер удовлетвориться государственной нормой? В конце войны, удирая из Пруссии, они везли в своих телегах десятки килограммов колбас, копчёностей, сало и масло, мешками — муку и крупы.

У немцев считалось, что любая найденная чужая вещь не принесёт ни счастья, ни богатства. Поэтому в газетах часто печатались объявления о найденных вещах. За возврат вещи хозяину можно было рассчитывать на получение вознаграждения не менее 1О % стоимости вещи. Обычно платили больше, до 1ОО %. Считалось, что нужно обязательно заплатить, иначе вещь снова будет потеряна.

За каждую самую маленькую услугу у немцев принято платить. Как-то я поднял и подал женщине оброненную перчатку. Она мгновенно сунула мне в карман одну марку. Если немец просит прикурить, он обязательно предложит сигарету в обмен за огонёк.

Немцы во всём любят и педантично соблюдают орднунг, порядок. В их доме и на рабочем месте каждая вещь находится на строго определённом месте, поэтому они не тратят время на её поиск. Они строго выполняют договоры. Если немец не уверен, он не обещает, но если обещает, обязательно выполнит. Если два немца договорились встретиться в определённое время, то опоздание даже на одну минуту непозволительно и непростительно. Появляться на встречу раньше назначенного времени тоже недопустимо.

У нас же никто не отказывает в помощи, но никто не спешит выполнять обещание. Поэтому только в России могла появиться поговорка «Обещанного три года ждут». Даже официально оформленные договоры не выполняют и при этом не принято извиняться.

Еще одно маленькое отличие русского от немца. Русский говорит: «На кусок хлеба я всегда заработаю». Немец говорит чуть иначе: «На хлеб с маслом и кофе я всегда заработаю». Почувствуйте разницу.

Не было у немцев парков для массового гуляния, вроде наших Парков Культуры и Отдыха с обязательными танцплощадками и аттракционами. В городских парках, как правило, у них размещались кладбища. Они буквально утопали в зелени деревьев, кустарников и в цветах. Здесь тоже идеальная чистота, красота и порядок. Аллеи с ровными рядами деревьев пересекали парки вдоль и поперёк, образуя кварталы и ряды могил. Семейные площадки просторны, обрамлены бордюрами из гранита или мрамора, обсажены аккуратно подстриженными живыми заборчиками из туи. Вечнозелёная туя у них считается святым деревом. На всех могилах плиты и памятники из гранита или мрамора, отполированного до зеркального блеска. Памятники, от простых до самых дорогих, из гранита или мрамора, с высеченными золотом именами, фамилиями, датами рождения и смерти, с краткими изречениями из Библии или эпитафиями. Более богатые семьи построили семейные склёпы, гробницы, усыпальницы и часовни с распятиями Христа. Все такие могилы долговечны и мне встречались могилы трёхсотлетней давности. Три-четыре кладбищенских работников ежедневно с утра до вечера работали, поддерживали чистоту и порядок, подстригали кустарники и траву на газонах, ухаживали за цветами и могилами. Немцы часто посещали могилы своих предков, подолгу сидели на скамейках, общаясь с их душами.

На наших же кладбищах везде ужасная теснота (при нашем-то многоземелье) и скученность могил, как жильцов в коммунальной квартире, частокол заборов из дерева. Деревянные кресты и заборчики через 1О лет сгнивают, могильные холмики разрушаются и живые уже не могут найти могилы своих недавно умерших родственников. На старых могилах копают новые, выбрасывая человеческие кости. Такое я часто видел в Чураево. Пасущиеся козы на кладбищах — обычная российская картина. Потому что из кирпичей кладбищенских оград построили колхозные конюшни и коровники.

В свободное время немцы гуляли по тенистым и тихим аллеям и улицам города. Всегда было многолюдно в красивейшем зоопарке. А по вечерам они проводили время в беседах с знакомыми в многочисленных ресторанчиках. Здесь за рюмкой шнапса или с кружкой пива они вели долгие разговоры, а их развлекали эстрадные певички или музыканты.

Это враки, что немцы не пускали русских в свои общественные места. Я нигде не видел табличек «Только для немцев» . Да, мы, русские парни, не могли заходить в офицерские и солдатские клубы, в дорогие рестораны или в места, где собирался высший свет Кёнигсберга. Для входа в такие места мужчина должен был одет во фрак, а женщина — в вечернее бальное платье и иметь пригласительный билет. Но мы всегда проводили вечера в ресторанчиках попроще, где собирались рабочие и служащие. Мы часто садились за один стол с немцами, если не было свободных столиков, и они никогда не отказывали нам в этом. Они даже знакомились с нами, принимали участие в наших беседах. В одном из таких ресторанчиков часто выступал русский певец. Он сам себе аккомпанировал на аккордеоне и пел наши песни на русском и немецком языках. Во всех ресторанах после каждого посетителя меняли скатерть, даже если она оставалась совершенно чистой. Под кружку пива официант подкладывал картонный кружок, на котором отпечатана реклама пива, которое заказал гость.

Чтобы покушать в ресторане, нужно иметь специальные талоны. По про-довольственной карточке можно заказать поджарить сто граммов колбаски или яичницу из пары яиц. Её подадут с гарниром из жареного картофеля и овощей и даже принесут полпорции не заказанного супа. При этом официант обязательно вырежет из карточки соответствующее количество талонов на хлеб, колбаску или яички. Можно было заказать и рюмку водки.
Жалуясь на отсутствие денег, один немец говорил: «Если бы у меня были деньги, я пил бы французский коньяк, а не этот противный шнапс, я курил бы гаванские сигары, а не эти вонючие сигареты Juno.

Немцы очень суеверный народ. Они верят в приметы. Например, найденная подкова — это к счастью. Поэтому на радиаторах почти всех машин, на передках телег, на калитках заборов, на входных дверях многих домов можно было увидеть прикреплённую подкову. Но потерять подкову — это к несчастью. Подоль однажды оштрафовал одного кучера на недельную зарплату, когда он вернулся после работы без подковы на одной ноге лошади. Он ежемесячно выдавал каждому кучеру подковные деньги — 3 марки. Столько стоила перековка одной ноги лошади. Эти деньги можно было истратить только по прямому назначению.

Нам, отцу и мне очень повезло в том, что мы устроились на хоро-шую «хлебную» работу и жили вне лагеря. В Белостоке и в Кёнигсберге для нас было самое сытое время за всю войну. А мы прожили здесь больше двух лет. Мать называла меня главным кормильцем семьи. Покупая в магазинах дорогие колбасу, сыр и другие продукты, я чувствовал уважение к себе хозяина магазина, особенно, если отказывался от сдачи. Заплатив марку чаевых в парикмахерской, я заставлял немца рассыпаться в благодарностях за мою щедрость. Среди немцев я чувствовал себя своим. Здесь мне никто никогда не сказал ни одного грубого слова. Со мной, по сути дела ещё мальчишкой, разговаривали на «Вы».

Довольно хорошо, во всяком случае лучше, чем в России, жили наши со-отечественники, домработницы и работавшие у бауеров. Или те, кто жил на вольных хлебах, получая продовольственные карточки.

Несколько хуже жили рабочие в открытых лагерях. Каждый барак разделён на 4 секции с отдельными входами. В каждой секции жили по 2О человек. Спали на двухэтажных кроватях, установленных по две вплотную одна с другой. На кроватях — тюфяки с соломой, такая же подушка, одна простынка и одно шерстяное одеяло. Между кроватями — по две тумбочки на четыре человека. В центре – печка буржуйка.

У окон, рядом с входом стол. Умывальники и душевые – в отдельном бараке. Столовая — в пищеблоке. В открытых лагерях рабочие могли кое-что заработать на разных услугах немцам и покупать в магазинах ненормированные продукты.

Еще хуже жили рабочие в закрытых, охраняемых лагерях, работавшие на военных заводах. Закрытый лагерь — это ещё не концлагерь, но рабочие лишены свободы. В город их не выпускали. Такие лагеря обычно строились на территории завода, и в охране не было эсэсовцев. В таких лагерях жили так же, по 80 человек в бараке. В этих лагерях было голодно, но никто от голода не умирал. На родине, в Советском Союзе, во время войны питались не лучше. И всё же, не дай Бог жить в таком лагере.

И в открытых, и в закрытых лагерях питание было абсолютно одинаковым: 3ОО граммов хлеба, утром и вечером по литру супа. Супец из брюквы и чуть-чуть картофеля был довольно густой. Утром давали маленький кусочек маргарина или сыра, или колбаски на два укуса.

В лагерях всех типов имелись санблоки с медпунктом, душем и дезкамерой-вошебойкой. Горячая вода — круглосуточно, но мыло по скромной норме и его всегда не хватало.