Боль души. Часть 12

The Epoch Times30.04.2014 Обновлено: 06.09.2021 14:23

В КАЛИНИНГРАДЕ


По решению победителей Восточная Пруссия Германии была ликвидирована. На её северо-востоке, примерно на пятой части, была образована новая область Советского Союза с главным городом Кёнигсбергом, чуть позже переименованным в Калининград.
Значительный кусок Пруссии с большим морским незамерзающим портом Мемель (Клайпеда) подарили Литве. Тогда это было безразлично, Литва входила в состав СССР. Подарили Литве и город Вильно с прилегающим районом. Вильно в Литве стал Вильнюсом. А вся остальная часть Пруссии досталась Польше. В армии мне не дали проходное свидетельство в Калининградскую область. Объяснили, что пропуск в запретную область может выдать только гражданская власть по приглашению предприятием или по вызову родственниками.Я поехал в Брянскую область на ж. д. станцию Брасово вблизи городка Локоть. Здесь жила моя тётя Зина, материна сестра. Дядька Николай Иванович Коллегаев, работал главным инженером на домостроительном комбинате, а тётка заведовала рабочей столовой на этом комбинате.

Во время войны Николай Иванович в партизанском отряде воевал против немцев. Немцы вывезли в лагеря всё местное население из зоны действия партизан, а сёла сожгли. Тётю Зину с тремя детьми вывезли в Латвию. Там из лагеря их забрали латышские фермеры на сельхозработы. В 1944 г, вернувшись в Брянскую область, устроившись с работой и жильём, они взяли к себе деда из голодной Зимовеньки.

Дед рассказывал, как проходило освобождение от немцев нашей Зимовеньки. Русская армия заняла Белянку и с ходу хотела взять и Зимовеньку. Немцы отбили атаку, а ночью ушли из села. Наши солдаты подтянули артиллерию и утром следующего дня обрушили на село шквал огня. Разрушили и сожгли много домов. Несколько человек были убиты и ранены. Слышал от многих, что такое часто случалось по всему фронту.

Из Брасово я написал письмо в свою артбригаду об утере документов. Мне быстро прислали дубликаты солдатской книжки, проходного свидетельства и копию справки о здоровье, на основании которой я был демобилизован. Сообщили, что продовольственный аттестат не возобновляется, а для возобновления комсомольского билета посоветовали заново вступить в комсомол по месту работы.

Я быстро получил вызов от отца, но местная власть оказалась очень бдительной. Прочитав в солдатской книжке о моём проживании в фашистской Германии, сочла меня опасным элементом и отказала в выдаче пропуска. Дядька несколько раз пытался помочь мне в получении пропуска через знакомых в военкомате, в райисполкоме и даже в райкоме партии, но чекист был неумолим.

Здесь я понял, что мне нигде нельзя было упоминать о своём социальном происхождении, о раскулачивании деда, о ссылке отца, о проживании на оккупированной территории и в фашистской Германии.

В Локотском Военкомате я был случайным свидетелем обратившейся за помощью одной молодой солдатской жены с ребёнком на руках. Она была угнана немцами на работу в Германию, работала у фермера. Там же вышла замуж за русского парня, но этот брак по понятным причинам был гражданским. После освобождения её мужа сразу же взяли в армию. Она беременная вернулась в своё село. Своих родителей не нашла, а их дом был сожжен. Она жила и родила ребёнка в землянке у одной знакомой старухи.

В колхозе за работу деньги не платят, а старуха стала требовать «квартплату» за угол в землянке. Ребёнок болеет, а денег на лекарство и питание нет, и ей не выдают паспорт для устройства на работу в городе.

Офицер военкомата заявил ей, что она не является женой солдата, т. к. её брак не зарегистрирован, что она не может доказать русское происхождение ребёнка, а помогать ребёнку немца военкомат не будет. Эту женщину с ребёнком на руках и со слезами на глазах офицер вытолкал из избы, в которой располагался военкомат.

Ко всем репатриантам власти относились подозрительно, с недоверием, как будто они действительно были шпионами. И вслух высказывали мысль, что среди них половина шпионов. Наша власть одновременно болела и шпиономанией, и шпионофобией. Но я не могу понять глупость нашей власти: если враг побеждён, его органы власти и шпионская сеть разрушены, то нужны ли ему какие – то секретные сведения? И какими гостайнами может обладать рядовой житель села? На самом деле вся вина репатриантов была в том, что в другой стране они видели совсем другую жизнь и теперь их невозможно убедить в преимуществах советского социализма, что у нас самая лучшая жизнь в мире.

Два месяца ушло на получение новых документов и на попытки получения пропуска. За это время я хорошо поправился на тёткиных харчах. В Калининградскую область поехал без пропуска, нелегально, и благополучно доехал.

В вагоне во время проверки документов, я перешел в другую половину вагона, где проверка уже была проведена. Я был ещё в солдатской форме с вещмешком за плечами, поэтому на меня, как на солдата, не обратили внимания. Я вышел на станции Пушдорф (ныне Пушкарёво) между Инстербургом ( Черняховск) и Тапиау. (Гвардейск). Города уже были переименованы, а ж. д. станции ещё носили немецкие имена. Параллельно с железной дорогой проходит автомобильная дорога Вильнюс — Калининград. Против станции, на которой я вышел, от автомобильной дороги ответвляется дорога на Тильзит (Советск). Протопав 7 км по этому ответвлению, я пришел в село Куглакен Гвардейского района, где нашел мать с сёстрами. Она заведовала молочно-товарной фермой.

Послевоенный голод вынудил и армию заниматься производством продуктов питания. Позже подсобные хозяйства армии были преобразованы в совхозы. В качестве рабочих в них работали немцы, не успевшие эвакуироваться. Сестра Нина здесь же работала учётчицей, а позже бухгалтером. Младшие сестрёнки начали учиться в школе.

После штурма и взятия Кёнигсберга, мать связала в узлы самую необходимую одежду, обувь и бельё, всё остальное бросила. Все несли свои узлы на сборный пункт, где их всех проверяли и сортировали энкавэдэшники. Нашу семью и Стасика привезли в этот Куглакен. В конце 1945 г. чекисты забрали Стасика для депортации в Польшу. В первые месяцы после войны мать получала на себя и детей солдатские пайки, а теперь она покупала продукты по продовольственным карточкам, имела возможность выписывать молоко по дешевой цене. Чтобы её не могли обвинять в воровстве молока, (а этим занимались все причастные к нему) она опять обзавелась своей коровой, откармливала свою свинью, имела десяток кур. Они без голода прожили тяжелое послевоенное время.

В 1947 г. в Куглакене открылась начальная школа. Мать попыталась устроиться учительницей в школе. Подбором кадров учителей занимался районный отдел образования. Там ей отказали по причине отсутствия диплома учителя и за проживание в фашистской Германии. Зав РОНО, бывшая фронтовичка, ещё в военной форме с орденами, заявила матери: мы не можем доверить воспитание детей учителям даже с дипломом, проживавшим в фашистской Германии.
Погостив у матери дней 10, я поехал к отцу в Калининград устраиваться на работу. Пассажирская станция в Калининграде ещё не работала. Сотни километров железнодорожных путей расширяли под русский стандарт. Ремонтировали здание уцелевшего вокзала и стеклянную крышу над посадочными платформами.

Временный вокзал был в двух бараках посреди путей товарной станции. Здесь в тесноте вокзала меня пытались ещё раз обворовать. Мой мешок за плечами разрезали бритвой, но вытащить ничего не смогли, помешал солдатский котелок. Так я уже в третий раз прибыл в Кёнигсберг, то бишь в Калининград.

Штурм Кёнигсберга 5 – 8 апреля 1945 г. прибавил городу ещё 10 – 15 % разрушений. Центральная улица Штайндам вся была в руинах. Ранее выгоревший королевский замок получил дополнительные разрушения. Исчезли кинотеатр Альгамбра и все магазины. С площади у замка убрали памятники Вильгельму II и Бисмарку. Кайзер Вильгельм, стоя на высоком постаменте, спиной касался угла замка. Вместо Бисмарка, на его пьедестал поставили бюст Суворова. Кайзервильгельмплатц переименовали в площадь Суворова.

Двухэтажный поворотный мост через Прегель стал одноэтажным и неповоротным, мёртвым. Нижний этаж моста, служивший для автотранспорта и пешеходов, был обрушен. Его вырезали для возможности прохода буксиров и барж. По своей конструкции этот мост был уникальным. Его многотонная стальная громада держалась на одной поворотной опоре на островке на середине реки. Здесь же был подземный поворотный механизм с приводом от мощного электродвигателя. Мост поворачивался на 90 градусов , образуя два прохода для барж.

Морским кораблям этот мост не мешал, т. к. торговый и рыбный порты находятся ниже моста по течению реки. Калининград, как порт, не имеет большого значения.

Во-первых, большие морские корабли не могут заходить, потому что по заливу прорыт мелководный канал. Во-вторых, залив и порт зимою замерзают. И в-третьих, самое главное, на выходе из залива в море, в Балтийске (в бывшем Пилау), расположена база военно-морского флота, а наши военные моряки не любят, когда чужие глаза смотрят на них с близкого расстояния. В годы советской власти в Калининград разрешалось заходить только кораблям ГДР и Польши. Разрушен и путепровод, почти километровый железобетонный мост через железнодорожные пути южного вокзала. От северного вокзала через поворотный мост и путепровод до южного (главного) вокзала было совсем близко. Теперь же нужно делать многокилометровый объезд через площадь Суворова. Улица Унтер ден Линден ( Под липами ), где жила и работала Лиза, тоже в руинах. Я не знаю, живой ли осталась Лиза.

В городе пропуск в запретную зону у меня никто не спрашивал. В связи с ограничением въезда в Калининград, везде требовались рабочие всех профессий, и с жильём было почти благополучно. Я быстро получил временный паспорт на 3 года с штампом «Житель запретной зоны» и военный билет. В него перекочевали все записи из солдатской книжки, в том числе и о проживании на оккупированной территории и в фашистской Германии.

Прописался и стал искать работу. Я хотел устроиться матросом в торговом порту, потом в рыбном, ходил по проектным институтам в надежде устроиться топографом. Меня встречали приветливо, усаживали писать заявление, автобиографию, давали для заполнения бланк анкеты. Но как только прочитают запись о проживании в Германии, сразу давали поворот от ворот. В одном месте кадровик объяснил мне, почему со мной так поступают, и посоветовал искать работу, не связанную с государственными секретами. Топографические карты, несмотря на то, что они имеют условную ( нереальную ) систему координат, считаются секретными и хранятся в сейфах спецчасти предприятия. А судя по моим документам, я – политически неблагонадёжный человек. Меня, как возможного немецкого шпиона, и близко нельзя подпускать к таким государственным секретам.

Мне предлагали работать истопником, учеником слесаря или плотника, подсобным рабочим с зарплатой 300 — 350 рублей. Отец не торопил меня с устройством на работу, говорил, что с его зарплатой мы вдво-ём проживём безбедно.

Отец работал заместителем главного бухгалтера с окладом 1800 рублей на целлюлозно-бумажном комбинате № 2 на западной окраине город, жил в маленьком домике с двумя однокомнатными квартирами во дворекрасивой виллы. В маленьком домике жила прислуга богатых людей, жив-ших в вилле. Во второй половине дома жила бабушка – немка с неказистой и очень худенькой 16 — летней внучкой.

Все немцы, особенно девушки и молодые женщины, если не враждебно, то со страхом и недоверием смотрели на русских мужчин. А эта девчонка сразу же как-то доверчиво и даже дружелюбно смотрела мне в глаза. В течение двух месяцев я почти ежедневно общался с этими немками. Хорошо относилась ко мне и её бабушка, ещё не очень старая женщина.

Чуть позже Лора (имя этой девчонки) рассказала мне один эпизод из их жизни. Они с матерью и бабушкой жили в богатой квартире в центре города. После войны они продавали за бесценок свои вещи и этим жили. Перед новым 1946 годом один морской офицер выгнал их из дома и не разрешил забрать вещи. Мой отец нашел их поздно вечером замерзающими на окраине города, привёл их к себе домой, обогрел, накормил, уложил спать на полу. На второй день подремонтировал пустую квартиру во второй половине дома, и поселил их там. Лорина мать тогда простудилась и умерла.

Отец устроил Лору на работу уборщицей на комбинате, помог получить ей продовольственную карточку, Лора стала получать небольшую зарплату. То, что они получали на одну карточку, не обеспечивало жизнь одному человеку, а они жили на это вдвоём. Мой отец, как мог, помогал им, покупал на рынке картофель, а в магазинах — хлеб по коммерческой цене. Конечно, основную помощь отец оказывал своей семье, покупал одежду, обувь, кое-что другое и передавал в Куглакен. Вскоре Лорина бабушка принесла свою ручную швейную машинку, чудом сохранившуюся у её знакомых, и стала намекать отцу, что она могла бы зарабатывать шитьём одежды, но нет денег для покупки ткани. Отец дал ей всего лишь одну тысячу рублей и у неё дело пошло с успехом. Она целыми днями шила, а по воскресеньям продавала детские платьица и кое-что другое. У неё появились и заказчики. Скоро бабушка вернула отцу долг и они стали жить значительно лучше.

Немцев брали на такую работу, от которой отказывались русские. Но они и этой были рады. Безработные немцы ходили по квартирам русских и просили не хлеба, а картофельных очисток. Они покупали в магазинах папиросы и продавали их поштучно с небольшой наценкой. Они пытались заработать на кусок хлеба даже на перепродаже спичек, а их гоняла милиция, как спекулянтов. Они пухли и умирали от голода. Я видел утром на тротуаре улицы Модитен сидящую старуху-немку. Она резала ножом и ела сырую красную свёклу. Вечером она уже лежала там же мёртвой. Она лежала там и весь следующий день.

В одной книге австралийского писателя я вычитал, как сбежавший и голодный каторжник, в городе у витрины ресторана, мечтал съесть бифштекс с яйцом. А в американском кинофильме показывали колонистов западной Америки. Они ехали в крытых брезентом фургонах. Голодный старик просил дать ему поглодать свиных костей. И вот уже вечером этот старик гложет кости, в спешке давится кусками мяса. Я уверен, что авторы книги и фильма сами никогда не испытывали чувства голода. Голодный русский человек думает не о бифштексе и не о свиных костях, а о куске обыкновенного чёрного хлеба. Уверен, что голодные немцы тоже о бифштексе не мечтали.

Бывая с Лорой в городе, я всегда. прежде всего, приглашал её в столовую (на ресторан у меня денег не было). Из русских блюд она больше всего любила пельмени. Я не говорил ей, что раньше уже жил в Кёнигсберге, а гуляя с ней по улицам, удивлял её знанием города, называл все улицы старыми немецкими названиями. Она сама сделала вывод : «Ты раньше жил в Кенигсберге. Признавайся!» Мы часто ходили в кино. После просмотра фильма-сказки «Каменный цветок» Лора поцеловала меня. Но это был поцелуй благодарности.

А теперь читайте продолжение прерванного абзаца из главы «В разрушенном Кёнигсберге» . Во время одного сеанса в кинотеатре «Заря» я тихо переводил Лоре содержание фильма. Вдруг рядом рявкнул голос; «Эй, вы, немцы, заткнитесь, или я вас выброшу из зала». Настроение было испорчено и мы ушли из кино. Два года назад в этом же кинозале я уже выслушивал что-то подобное. Но тогда была вежливая просьба не мешать смотреть кино, а теперь прозвучало откровенное хамство.

В конце марта я прекратил поиск престижной работы. В управлении кинофикации, слава Богу, не поинтересовались моим военным билетом, а то могли бы отказать нести в массы партийную пропаганду с помощью кино. Я пересдал здесь экзамен на гражданские права. Мне дали направление на работу в немецкий клуб. В конце дня я нашел его среди развалин Барнаульской улицы и в фойе спросил директора. Ко мне подошла шикарно одетая и красивая дама лет тридцати, поздоровавшись, прочитала моё направление, выразила удовлетворение моим появлением, назвала своё имя, Эмма. Она говорила на чистейшем русском языке, и я сначала думал, что она русская. Она пригласила меня, как я сначала думал в свой кабинет, но это была жилая комната, её квартирка.

За столом сидели 4 – 5 мужчин разного возраста. На столе стояли хрустальные графин и рюмки, закуски — крабы и красная икра. Эмма на немецком языке представила меня гостям, как её нового сотрудника, а гостей мне. Это были бывшие артисты драматического театра. Они обсуждали возможность постановки какого-то спектакля. Они стали задавать мне вопросы, а Эмма стала переводить мне их на русский язык. Я сказал, что понимаю немецкий язык, и Эмма стала говорить со мной по-немецки. Артисты говорили, что они готовы работать даже бесплатно, чтобы не потерять квалификацию. Выпив с ними рюмку коньяка, я поблагодарил и попросил показать мне киноаппаратную. После я узнал, что Эмма была любовницей полковника — интенданта, поэтому на столе были дорогие коньяк и закуски.

Эмма повела меня через зрительный зал в противоположную сторону от кинобудки. За сценой в пустой комнате показала мне чемоданы с киноаппаратурой, брошенной какой-то нашей воинской частью. Проектор оказался очень изношенным, совсем негодным для работы. Некоторые детали отсутствовали.

Кое-что я выписал за счёт кинотеатра «Победа» со склада кинофикации, кое-что выпросил в киноремонтной мастерской и у киномеханика кинотеатра «Победа» (бывший «Аполло»). Вычистил, смазал, отрегулировал. Сложнее было вызвать инспектора кинопроката, который должен был убедиться в исправности аппарата , зарегистрировать киноустановку и выдать разрешение на прокат кинофильмов.

Инспектор всегда занят, у него нет времени для какого-то немецкого клуба. Купленная мною бутылка водки сразу привлекла внимание инспектора, сразу нашлось свободное время. Киноустановку проверил и оформил все необходимые документы.

Ещё раньше пришлось покупать бутылку водки для знакомства с мастером киноремонтной мастерской. Чуть позже распил бутылку водки с заместителем начальника кинопроката, иначе я никогда не мог бы получить новый кинофильм. Я быстро понял, что магарыч в нашем обществе имеет огромную пробивную силу. С его помощью легко завязываются необходимые знакомства, он легко открывает любую дверь. Теперь для меня всегда быстро делали ремонт аппаратов в мастерской. Я раньше других получал новые кинофильмы. С помощью водки я установил хорошие знакомства с директорами некоторых кинотеатров, с начальником технического отдела управления кинофикации и даже с начальником кинопроката. Как теперь говорят, выпить «нахаляву» любят все.

Все дни ремонта киноаппарата (одну неделю) я слушал репетиции оперетты Штрауса «Венский вальс». Оркестр, состоящий из пианино, аккордеона, скрипки и какой-то большой мандолины играл, по-моему, превосходно и певичка пела не хуже Милицы Корнью, исполнительницы главной роли в американском фильме «Большой вальс», но дирижер часто останавливал их и заставлял повторять одно и то же снова и снова.

Демонстрацию кинофильмов в немецком клубе я делал по одному сеансу через день. Аппарат устанавливал в зрительном зале. Голодные и безденежные немцы не торопились в кино. На киносеансы собиралось человек по 200, ползала. В кинопрокате было несколько фильмов, дублированных субтитрами на немецкий язык. Первым я показал фильм «Жила-была девочка» с Наташей Защипиной в главной роли о голоде в блокадном Ленинграде. Второй фильм — «Она защищает Родину» о войне партизан с немцами. Немки плакали во время сеанса, и после окончания фильма спрашивали у меня, неужели их армия так жестоко обращалась с русскими. Теперь им понятна ответная жестокость русских солдат, говорили они.

Третьим, я показал фильм «В 6 часов вечера после войны» без немецких субтитров. Директриса сидела среди зала и комментировала содержание фильма. Этот фильм очень понравился немцам, и они просили почаще показывать именно такие фильмы. Ужасы войны они видели в натуре. На демонстрацию фильмов я приглашал и Лору. Но этими тремя фильмами и закончилась моя работа в немецком клубе. В городе Советске открылась школа киномехаников. Оттуда приехал человек с приказом начальника кинофикации передать им киноаппаратуру.

В управлении кинофикации мне предложили работу на кинопередвижке в Гусевском районе (г. Гумбинен). В г. Гусеве я сразу получил большую солнечную комнату на втором этаже в центре города. В комнате два окна и между ними двойная стеклянная дверь на большой балкон над входной верандой. Мебели у меня не было. Матрац бросил в угол на пол. Вместо стола — старенькая тумбочка, а вместо стула — деревянный ящик. Здесь я ночевал 1 – 2 раза в месяц и эта неустроенность быта меня не беспокоила.

В немецком клубе я не успел получить трудовую книжку и пренебрёг тем двухнедельным стажем. Только с 16 апреля 1947 года началась моя официальная трудовая биография и цыганская жизнь с кинопередвижкой. Это интересная работа, но она имеет один огромный недостаток — плохо оплачивается.

При гусевском кинотеатре имелась старенькая автомашина ГАЗ – АА, прошедшая всю войну. Шофером работал Куршин Сергей Петрович, ставший моим другом на многие годы. С ним я ездил по сёлам района со своей кинопередвижкой. Наша зарплата была по 450 рублей в месяц.

То, что выдавали Сергею по карточкам, сырое мясо, горох, крупы, Мы не могли использовать в своих разъездах. А я ещё и карточек не имел. Питались только хлебом и молоком. На лучшее питание не было денег, да в селе в то время ничего лучшего купить не было возможности. Кусок хлеба 200 г стоил 10 рублей и литр молока — тоже 10 рублей. Один раз покушать двоим мужикам, стоит минимум 40 рублей, на один день — 120 рублей, а если съедим по яичку, то уже нужно 150 рублей.

Компенсировать эти расходы нужно было из выручки за кино. Делалось это элементарно просто. Получали по три рубля с взрослых и по одному рублю с детей, мы пропускали многих без выдачи им билетов. Это воровство неофициально разрешалось дирекцией кинотеатра, т. к. из этой же выручки мы покупали у других шоферов бензин для своей автомашины и маленькой электростанции, которую мы возили с собой. Электроснабжение сёл, разрушенное войною, ещё не было восстановлено. Так же мы покупали у шоферов и запчасти для ремонта нашей автомашины. Само государство заставляло нас воровать, потому что выдаваемой нам трёхмесячной нормы бензина, хватало только на один месяц работы, а деталей для ремонта машины в магазинах не было…

После войны ещё и в 1947 году люди жили впроголодь, но особенно голодали бескоровные колхозники. Молодой парень, завклубом в колхозе, пригласил меня к себе переночевать. Ночью меня больно кусали и сосали мою кровь клопы. Утром меня пригласили к завтраку. Угощали супом из крапивы и свёклы. Больше ничего в нём не было. Вместо хлеба были «тошнотики» — лепёшки из крахмала картофеля, перезимовавшего в земле на поле.

Сергей, мой шофёр, был уже женат, имел ребёнка. Однажды мы ночью внепланово вернулись в город и застали его жену с любовником в постели. Сергей перебрался жить ко мне, и в моей комнате на полу появился второй матрац.

Граница СССР на замке. Её зорко охраняют пограничники. Это нам внушали с детства. Это часто показывали в кинофильмах. Нам говорили, что мышь не проскочит, птица не перелетит границу незамеченной. Меня с новым кинофильмом пригласили на заставу пограничников. После вечернего сеанса в тёмном лесу, со слабым светом фар, мы не заметили нужный поворот, по уже незнакомой дороге выехали в поле Впереди нам посигналили красным фонариком, велели остановиться. Ба ! Вижу военных в четырёхугольных фуражках. Они спрашивают по-польски: «Skond i dokond jedzete, panove?» (Откуда и куда едете, господа ?) Поняв, кто мы и название кинофильма «Spotkanie na Elbe» («Встреча на Эльбе») просили показать его у них, на польской заставе. Я по-польски объяснил, что нас за это посадят в тюрьму. Они удивились моему знанию польского языка : «O, pan po-polsku move !» (О, пан по-польски говорит!), разрешили нам развернуться и уехать обратно. Представляю себе, что сделали бы с нашими пограничниками, если бы они самовольно отпустили нарушителей границы.

При возвращении, на границе нас задержали наши пограничники и доставили на заставу. Дежурный офицер доложил по телефону начальнику заставы. Тот сначала приказал составить акт, а когда понял, что нас задержали при возвращении из Польши, писать акт запретил. Нас предупредили никому не рассказывать о случившемся нарушении границы, т. к. и у нас, и у пограничников могут быть большие неприятности. Домой возвращались уже засветло.

Я получил комплект новой киноаппаратуры и меня послали обслуживать соседний Нестеровский район (г. Шталупенен). Там уже назначили директором ещё не существующего кинотеатра Гончарова Николая Титовича, бывшего офицера, капитана. Я стал жить в его квартире в мансардной комнате под крышей, потом хорошо сдружился с его семьёй. Всё это время я ещё жил без продовольственных карточек. Основанием для получения их должен был быть продовольственный аттестат, который был у меня украден вместе с другими документами. Нашу бюрократию ничем не убедишь. Они твердят одно и то же: «Не положено!». Директор кинотеатра с этой моей проблемой несколько раз заходил на приём к секретарю райкома партии и он в конце концов волевой командой приказал своим чиновникам выдать мне эти карточки. Только с августа 1947 года я стал получать свою норму продуктов.

Первое время у меня не было автомашины и я разъезжал по району на колхозных лошадках. Был и такой случай, когда вместо лошади мне дали две двухколёсные тачки и 8 девок. Почти целый день я ехал 8 км на этом транспорте. Девки по дороге часто останавливались в лесу и ели малину. Месяца через два мы получили старенькую автомашину ГАЗ-АА и ещё один новый комплект кинотехники. Теперь я стал старшим киномехаником кинотеатра «Звезда» и работал только в городе. Нестеров маленький городишко наполовину разрушенный войною, никакой промышленности не имел. На окраине города, за железной дорогой в немецкой кирхе (церкви) располагался районный Дом Культуры. Кинотеатр арендовал здесь зрительный зал 20 дней в месяц. Я крутил по два сеанса в рабочие дни и по три — в воскресные.

Чуть позже мы получили ещё несколько комплектов передвижной киноаппаратуры. В городе стали работать на двух аппаратах, а по сёлам курсировали уже 4 передвижки. В штате кинотеатра появились должности киномеханика и помощника киномеханика.

В Нестерове я ещё раз убедился, как важно держать язык за зубами. Прежде чем что-то сказать, надо хорошо подумать. 1 мая после праздничного митинга, мы собрались у нашего приятеля, заведующего ветеринарной лечебницей, бывшего фронтовика, тоже капитана, у которого вся грудь была увешана орденами и медалями. Присутствовали 12 человек. Хорошо выпили и завели разговор о предстоящей подписке на заем, которая ежегодно проводилась 5 мая. На заем подписывались «добровольно», но обязательно. Ежегодно давали государству в долг на 20 лет одну свою месячную зарплату. Этот НАШ ДОЛГ ГОСУДАРСТВУ 10 месяцев бухгалтерия удерживала по 10 % из нашей зарплаты.

Захмелевший хозяин высказал крамольную мысль, что в этом году он не подпишется на заем. 3 мая его арестовали и без суда отправили на 10 лет в концлагерь «за агитацию против подписки на заем». Среди нас был стукач, который доложил в КГБ все подробности нашего разговора, кто, что и как говорил. Жена нашего друга осталась вдовою с ребёнком на руках.

Весной 1948 г государство провело денежную реформу, в результате которой у народа были конфискованы «лишние» деньги. Ещё в начале войны все деньги, хранившиеся в сберкассах, были «заморожены», (заблокированы), поэтому люди не доверяли государству хранить свои деньги, и хранили их дома. По реформе деньги, хранившиеся в сберкассе с довоенного времени, в сумме до 10 тысяч рублей были заменены новыми за один старый рубль один новый (1 : 1). Свыше 10 тысяч и все деньги, хранившиеся дома, обменивались за 10 старых один новый рубль (10 :1). Таким образом, государство хорошо почистило карманы своего народа. У меня на руках было 400 рублей, которые сразу превратились в 40 рублей. Одновременно была отменена карточная система распределения продуктов.

За годы войны цены многократно выросли. За счёт этого Сталин стал ежегодно 5 марта проводить снижение цен на 5 – 10 %, чем завоевал себе «всенародную любовь». В магазинах появились кое-какие товары, жить стало чуть легче. Достоверно помню только изменения цены на водку. С 6 рублей до войны её цена после войны стала 113 рублей за О,5 литра. После многократных снижений за 5 лет её цена упала до 22,5 рублей. Обед в столовой из 1ОО г. водки, О,5 литра пива, полпорции супа и котлетки с картофельным пюре теперь стоил всего лишь 1О-12 рублей. Наши киномеханики передвижек стали питаться яйцами, сметаной и часто возвращались из рейсов пьяными.

В то время в магазинах свободно продавались консервы крабов, лососевая красная и осетровая чёрная икра. Помню, что солёная осетрина стоила 46 рублей за килограмм. С такой зарплатой, как у меня, конечно, ни осетрину, ни икру не покупают. Но маленькими буфетными бутербродиками с красной икрой закусывали даже алкоголики. Наличие икры, осетрины и крабов в свободной продаже я объясняю отсутствием в то время экспортной торговли и широкой рекламы этих продуктов. Конечно, и добыча этих продуктов в то время была значительно больше.

В дни танцев в Доме Культуры (1О дней в месяц) я крутил пластинки грамзаписи через свой усилитель и получал за эту работу 15О рублей. Я писал рекламу кинофильмов на щите 2 кв. метра и 5 листов на бумаге размером 4Ох6О см. и ещё получал 25О рублей. Я освоил все типовые шрифты, тщательно выписывал каждую букву. Вместе с основной зарплатой было уже 85О рублей. Но из этих денег удерживали 13 % подоходный налог, 6 % налог на холостяков и бездетных, 1% за членство в профсоюзе и 1О месяцев в году удерживали по 45 рублей (1О % от основной зарплаты) — заем государству. Итого удержания составляли по 215 рублей в течение 1О месяцев и два месяца по 17О руб.

У директора кинотеатра зарплата была 7ОО рублей. Ежемесячно я отдавал жене директора 5ОО рублей за питание, квартиру и стирку моего белья. Для своих карманных расходов я ещё зарабатывал за изготовление вывесок для магазинов и предприятий, лозунгов и плакатов и за прочую шабашку.

И всё равно свободного времени было много, потому что основная моя работа была поздно вечером. В ремонтно-строительной конторе жилищного управления меня приняли в бригаду маляров. Но это оказалась бригада алкоголиков, которые пропивали больше, чем зарабатывали. За первый месяц заработал с ними 8О рублей, а за второй остался должником, хотя в их попойках не участвовал, потому что вечером я должен был быть трезвым для работы в кинотеатре. Каждое утро они выписывали в конторе аванс и похмелялись. Без этого они не могли работать: у них дрожали руки. В 1О часов они начинали работать и работали до 14 часов. Во время обеда они опять напивались и уже опять не могли работать.

Работая в Гусеве, а потом в Нестерове, я понял, что скучаю без Лоры. Но в первые 4 месяца работы на кинопередвижке почти не имел возможности бывать в Калининграде. Потом я часто стал ездить в служебные командировки в Калининград. У меня сначала появился помощник киномеханика, а когда стали работать на двух аппаратах, и киномеханик. Теперь за аппаратом я работал только два дня в неделю, подменяя на выходные дни киномеханика и его помощника. Кроме них в кинобудку часто приходил один парнишка, любитель кино. Его мы обучили работать на аппарате, и он охотно работал. Я хотел видеть Лору и, встречаясь с ней, понял, что она мне не безразлична. Встречам со мной радовалась и Лора.

Нашего директора кинотеатра райком партии часто посылал в колхозы весной и осенью уполномоченным надсмотрщиком за севом и уборкой урожая. Его призывал военкомат на 3 месяца на военные сборы. Он ежегодно уходил в отпуск, иногда болел (обострялись фронтовые ранения). Во время его отсутствия я исполнял его обязанности, и ещё чаще стал ездить в Калининград по служебным делам. И во время своей работы директор доверял мне сдавать и получать из ремонта киноаппаратуру, выписывать и получать расходные материалы, составлять в кинопрокате месячные репертуарные планы.

Я не реже 3-4 раз в месяц бывал в Калининграде. И свой отпуск проводил в том же Кёнигсберге. Если ездил на автомашине, по дороге туда и обратно делал небольшой крюк, заезжал в Куглакен, проведывал мать и сестёр. От Нестерова до Калининграда всего лишь 14О км. Вскоре Дом Культуры переехал в другое помещение в центре города. Мы начали реконструкцию и капитальный ремонт немецкой кирхи с целью превратить её в удобный кинотеатр. Опять наш директор где-то долго отсутствовал и все заботы по реконструкции свалились на меня.

Бригада литовцев, подрядившаяся сделать все работы, попросила меня найти им одного помощника, и я предложил им свои услуги. С одной стороны я был в роли заказчика и диктовал им свои условия, а с другой — их подчинённый, помощник маляров, но мы хорошо ладили.

За два месяца ударной работы по 12 часов в день мы выполнили все работы и я заработал 5 тыс. рублей, пополнил свой гардероб новой одеждой и обувью, кое-чему научился в малярных работах и это потом пригодилось: позже свою квартиру ремонтировал сам. Литовцы заплатили мне не как помощнику, а как маляру-профессионалу, наравне с другими членами бригады.

Я съездил в Багратионовск (Пройсиш Эйлау). Там кинотеатр только начали строить, а киноаппаратура уже была получена. У нас всё уже было готово для установки аппаратов, но их ещё не получили. Начальник управления кинофикации распорядился передать аппараты нам.

В кинобудке установили два поста стационарной киноаппаратуры. Монтаж аппаратуры выполнила специализированная бригада из Калининграда. Местная городская маломощная электростанция находилась на другой стороне города, у нас лампочки горели вполнакала, а при включении аппарата напряжение падало до нуля. Поэтому кинотеатр работал от своей электростанции. С установкой более мощных проекторов пришлось установить и более мощную электростанцию.

Кинотеатр стал уютным. В зрительном зале стены задрапировали мягкой тканью, стала отличной акустика звука. Повесили новые люстры и настенные светильники, установили новую мебель. Потолки и стены в фойе и в кабинете директора отделали альфрейной росписью. Наш кинотеатр преобразился. Теперь мы стали работать ежедневно.

После ремонтных работ мы решили расчистить и убрать завалы битого кирпича от разрушенного соседнего дома на задах кинотеатра. При очистке сначала выкопали неразорвавшийся очень знакомый мне снаряд 152-го калибра. В 1ОО метрах от кинотеатра был глубокий карьер. Я отнёс туда снаряд, вызвал из военкомата офицера, спросил его, не вылетят ли стёкла из окон. Он заверил, что взрывная волна из ямы пойдёт вверх, и шашкой тола взорвал его. В кинотеатре и в соседних домах стёкла из окон всё же вылетели.

При дальнейшей уборке кирпича обнаружили яму, в которой пастор кирхи спрятал церковную утварь и свою одежду. От сырости за эти годы все шубы, пальто, костюмы, одеяла и постельное бельё сгнили. Церковная утварь: кресты, чаши и подсвечники были в сохранности, но они никому не нужны.

В 1949 году Лоре исполнилось 18 лет, мне 22 года. За это время Лора ещё подросла, стала одного роста со мною. Она заметно поправилась, исчезла отпугивающая истощённость. Бабушка её принарядила. Лора стала делать красивую причёску волос, и гадкая уточка превратилась в царевну-лебёдушку. Её обворожительная улыбка очаровывала, сводила меня с ума.

Лора была полной противоположностью Лизы: голубоглазая блондинка с почти белыми, льняными волосами. Это была чистокровная немочка-арийка. Она дразнила меня за неправильное произношение немецких слов, учила немецкой дикции и грамматике. В немецком языке роды существительных не совпадают с русскими, и я часто путал их. А ещё разные формы прошедшего времени в немецком языке. Я этого не понимал и часто путал их. И только четыре падежа. При переводе с русского на немецкий приходилось перестраивать русское предложение так, чтобы в нём не было существительных в творительном и предложном падежах. Одновременно Лора учила русский язык и уже могла довольно сносно говорить, но её произношение русских слов было ужасным. Правильно произносить русские слова она никак не могла, и мои усилия научить её были напрасными. Но мне даже нравился её разговор, в этом была своя прелесть.

И вот в Нестерове я вдруг узнал, что началась депортация в Германию последних немцев. Как назло, несколько дней у меня не было возможности выехать в Калининград. Когда я приехал, Лоры уже не было. Отец сказал, что она призналась ему в нашей любви, что она не хотела уезжать, но у немцев не спрашивали их желания. Так жестокая судьба третий раз отняла у меня любимую девушку. Но поразмыслив, я понял, что наша советская власть всё равно не позволила бы мне жениться на немке, а если бы это и случилось, я обрёк бы и её и себя на дополнительные лишения.

После потери Лоры я, кажется, потерял и свою голову. Без неё жизнь казалась разбитой и пустой. Вокруг было много молоденьких и красивых девушек. Выбирай любую! В 7О-е годы была популярная песенка со словами: «…на десять девчонок по статистике девять ребят» .А в те, послевоенные годы, на 1О девчонок приходилось не более пяти ребят. Я был в лесу и не видел деревьев. Я просто не замечал этого изобилия девушек, каждая из которых без колебания согласилась бы стать моей женой. Не смогла выйти замуж и наша бывшая нянечка Клава, не было женихов.

От безысходной тоски я стал часто напиваться пьяным. Однажды проснулся в чужой квартире в постели с незнакомой женщиной и никак не мог вспомнить, как я сюда попал. Она рассказала, что вечером в чайной я напился пьяным и стал хулигаинть, разбил тарелку. Вызвали милицию. Она увела меня до прихода милиции. Я стал обнимать и целовать её за спасение от милиции. Она привела меня к себе, потому что её уже давно никто не обнимал и не целовал. Она знала меня, а я быстро оделся и ушел, даже не спросил её имя.

Потом я стал посещать женщин, которые дарили любовь, не требуя ничего взамен. Да и что взять с нищего русского мужика? Более того, в то время многие женщины сами готовы были платить мужчинам за любовь, завлекали их к себе выпивкой и закуской. Истосковавшиеся без мужиков молодые вдовы совращали подростков-мальчишек.

Я понимал безвозвратность утраты связи с Ниной, с Лизой и с Лорой, приказывал себе забыть их, но память упрямо сохраняет их нежные образы. В моих воспоминаниях они всегда остаются молодыми и красивыми. Я люблю их до сих пор и с этим ничего нельзя поделать.

Как-то я сунул свой военный билет под матрац своей постели и совершенно забыл об этом. Вынужден был заявить в военкомат о утере билета. Меня оштрафовали на 1ОО рублей, выписали новый билет и, какое счастье (!),без записей о проживании на оккупированной территории и в фашистской Германии. За такой билет я с удовольствием заплатил бы и 1ООО рублей. Осталась лишь запись о том, что я призван в армию не военкоматом, а каким-то 2О2 запасным полком. Где находился этот полк 13 мая 1945 года, мог обратить внимание только какой-нибудь дотошный эмгэбэшник. Позже, когда нашелся старый билет, я сразу же с огромным удовольствием сжег его. Так я избавился от «клейма каторжника». После этого в анкетах и автобиографии я больше никогда не упоминал о свём проживании в фашистской Германии.

Напуганный при демобилизации страшным диагнозом «порок сердца”, я стал при каждом удобном случае просить врачей проверить моё сердце, показывал им справку медицинской комиссии, на основании которой меня демобилизовали из армии. Врачи тщательно выслушивали мою грудную клетку, снимали электрокардиограмму, посылали на рентген и…ничего плохого не находили.

Один врач сказал, что справка — это документ, и он обязан верить, но такая болезнь сама по себе не исчезает, а у меня нет никакого порока. Он сам хотел бы иметь такое сердце, как у меня. Он попросил подробно рассказать о моей жизни в армии. После моего рассказа он всё понял и сказал, что моя болезнь называется дистрофия, а в справке мне написали «липу», иначе справка документально подтверждала бы, что в армии был голод. И вот моё «порочное» сердце беспорочно служит мне до сих пор. Давление крови всегда в норме, никогда никаких болей в сердце не чувствовал и я никогда «не слышал» своё сердце и не знаю, есть ли оно у меня.

Молодость заставляла меня искать встреч с противоположным полом. В 195О году я ходил на свидания к одной девице, Анне Ткаченко, а за мной по пятам бегала и преследовала влюбленная в меня 16-летняя Любочка Бельская.

Я считал её несовершеннолетней и не обращал на неё внимания. До сих пор не могу простить себе эту глупость. Как я мог отказаться и не принять такую искреннюю преданность и чистую любовь этой невинной девушки! Нужно было быть совершенно слепым, чтобы не отличить чистоту от грязи, в которую я влип. За эту ошибку позже я был наказан.

Осенью 1951 года я праздновал свадьбу. Любочка с букетом цветов пришла поздравить меня, но не смогла сказать ни одного слова, разрыдалась, бросила букет и убежала.

В здании кинотеатра на втором этаже над фойе я отремонтировал две комнаты. В проходной комнате сложил из кирпичей дровяную плиту, оборудовал кухню. Началась моя семейная жизнь. Уже через месяц моя женушка преподнесла мне сюрприз. Пришла одна женщина и рассказала, что моя жена была замечена в любовной связи с её мужем. Жена в слезах оправдывалась, говорила, что это ложь, что её оклеветали. Я поверил и простил.

Весной я решил вскопать маленький земельный участок с двумя яблонями и несколькими кустами смородины во дворе кинотеатра. Окапывая кусты смородины, лопата скользнула по металлу. Копнув глубже, выкопал клад: 12 мелких,12 глубоких тарелок и расписное блюдо. Всё это было накрыто эмалированным тазиком. Рядом с карьером был огорожен свободный участок земли примерно 3ОО кв. метров. Солдаты вывозили конский навоз и вываливали его в карьер. Я снял звено забора, дал солдатам бутылку водки и они хорошо удобрили землю. Посадил и снял большой урожай картофеля, капусты и лука.

Летом после тёплых дождей коллективно ездили в лес за грибами. Вся земля была усыпана молоденькими толстыми и плотными волнушками диаметром до 5 см. Засолили 5О-литровую кадку грибов. Наши грибы были самыми вкусными. Вся Калининградская область расположена на низменности с близкими грунтовыми водами. Все луга в пойме Прегеля были обустроены дренажной системой и немцы заготавливали здесь много отличного сена. Без ухода дренаж участка земли разрушился и через десяток лет луга заболотились и заросли камышом.

Немцы оберегали свою природу. Все карьеры после выемки торфа, песка или гравия окультуривали. Им придавали правильную геометрическую форму прямоугольника, круга или овала. Они заполнялись грунтовыми водами. По берегам высаживали деревья. В таких искусственных озёрах разводили рыбу. На берегах этих озёр было приятно посидеть с удочкой.

Побывал с женой на её родине у матери в большом украинском селе, районном центре Новая Калитва на берегу Дона в Воронежской области. Увидел там страшную послевоенную нищету колхозной жизни. Их жалкие лачуги, хаты-мазанки с земляными полами и завалинками облупились и покосились, соломенные крыши прогнили, дворы разгорожены.

Отчим жены заведовал колхозным кирпичным «заводом», на котором работали десяток женщин-вдов и девок-перестарок. Эти бабы вручную лопатами грузили на телегу глину, на полудохлой кляче подвозили её, на этой же лошадке привозили в бочке воду из Дона. Своими босыми ногами месили глину. Единственным механизмом был только пресс, приводимый в работу всё той же лошадкой. Она ходила по кругу и крутила конный привод. Бабы на носилках относили сырые кирпичи под навес, а высохшие — в яму-печь для обжига. Сами можете представить себе производительность этого «завода» и стоимость кирпичей.

Видел, чем обедали эти рабочие-бабы. Их обед – кусок чёрного хлеба с арбузом у одной, с помидором у другой или с огурцом у третьей. Я прикинулся глупым, спрашиваю: «Что так бедно живёте? Кубанские казаки богаче вас живут». Они спрашивают: «Откуда знаешь, ты там был?». Я: «Нет, я там не был, но видел кинофильм «Кубанские казаки». Они: «Так то в кино. Если бы снимали фильм «Донские казаки», мы тоже были бы богатыми».

В наших колхозах пели песню-мечту о 1ОО-пудовом урожае хлеба (16 центнеров с гектара). Мы радовались урожаю сахарной свёклы в 2ОО центнеров. Наши колхозные коровы по надоям молока проигрывали соревнование козам. А немцы на значительно худших землях выращивают по 6О центнеров хлеба, по 6ОО ц. сахарной свёклы. На их полях почему-то не растут сорняки, а их коровы дают по 5О л. молока в день. Ответ всем ясен, но наши коммунисты до сих пор долдонят, что преимущества колхозного строя ещё полностью не раскрыты, что землю крестьянам отдавать нельзя, что они сразу же продадут её иностранцам.

Здесь я узнал новое слово «латун». Это беспредельно изношенный пиджак или такая же куртка. На бесчисленные дыры пришиты латки. Потом дыры на латках зашиваются новыми латками. Этот процесс латания дыр продолжается бесконечно, и уже невозможно узнать из какого материала, какого цвета было первоначальное изделие.

Плохо был одет наш народ и до войны. А за годы войны и первую послевоенную пятилетку износилась вся одежда и обувь. Если человек в сухую погоду ходит в ботинках с галошами, значит его ботинки «просят каши» и без галош могут развалиться. Ещё долго после войны люди ходили в латунах и в лаптях.

Был я в гостях у донских казаков, дядьёв жены. В гражданскую войну они воевали друг с другом. Один красный брат раскулачивал другого белого брата во время коллективизации села. Раскулаченный работал шахтёром в Воркуте, после войны вернулся на Родину, купил хороший дом. «Красный» брат был председателем колхоза, окончательно развалил не только колхоз, но и своё личное подсобное хозяйство. От бессилия наладить работу колхоза, запил. Колхозники не подчинялись ему, потому что не хотели бесплатно работать. И теперь, напившись пьяными, эти братья упрекали друг друга. Красный продолжал доказывать преимущества коллективного труда, а белый упрямо отстаивал индивидуальный труд. Не убедив друг друга словами, начали доказывать свою правоту кулаками. Красный пообещал отправить своего братца на Север продолжить трудовое перевоспитание. Жалко выглядели эти казаки.

Трагичной была судьба отчима моей жены. В первую мировую войну он попал в плен к немцам. Работал портовым грузчиком в Данциге. Там женился на немке, вырастил четверых сыновей. Все они служили в немецкой армии и воевали на восточном фронте. За это он и был наказан репатриацией на Родину в Новую Калитву. Другой вины за ним не числилось. Он много раз писал письма в правительственные учреждения. В них он просил разрешения вернуться к своей семье в Германию, потому что он уже старый и Советскому Союзу не нужен. Ни на одно письмо он не получил никакого ответа.

Против кирпичного завода на другом берегу Дона с восходом солнца я начал рыбалку сначала вдвоём с этим стариком. Жадно клевала чехонь. Это верховая рыба размером с обычную селёдку. Она была стандартного размера: четыре рыбки на один килограмм. Наживка не успевала коснуться воды, как чехонь выскакивала из воды и хватала её.

С начала рабочего дня в 7 часов я остался один. В обеденный перерыв старик опять переправился на лодке ко мне, но клёва уже не было. Наш улов был 12О рыбёшек. Я засолил эту рыбу, а через 3 дня вывесил в тени для сушки. Отличная была закуска к пиву. А местные рыбаки не считают чехонь рыбой за её костлявость. Здесь её ловят только дети. Рыбаки предпочитают ловить сазана. За ночь можно поймать одного, двух больших сазанов, но можно остаться и без улова.

На церковный праздник Яблочный Спас с женой и тёщей ходили в соседнее село к их родственникам. В гостях были другие родственники и соседи. Молодой священник освятил яблоки из их сада. После короткого богослужения, выпивки и трапезы под аккомпанемент гармошки началось пение песен донских казаков. Вот в этом они великие мастера. Они пели профессионально. Слушать их — огромное удовольствие. А священнику очень понравилась моя фамилия. С такой фамилией, говорил он подвыпивши, ему дали бы приход даже в Воронеже.

Признался, что в голодном селе и священник живёт впроголодь. Вот только во время таких праздников, на свадьбах, крестинах да на поминках усопших, если пригласят, ему удаётся сытно покушать.

На обратном пути на опушке дубового леса в балке я заметил сначала один, потом другой, третий и т.д. белые грибы-боровики. Много их притащили домой. Ещё через пару дней после тёплого грозового дождя на соседнем склоне меловой горы вспучили землю и вылезли на белый свет тысячи преотличных грибов-шампиньонов. Сначала их сушили в русской печи, досушивали на солнце.

В начале августа арбузы здесь стоили 8О копеек за килограмм, к концу нашего отпуска цена на них снизилась до 2О копеек. А в сентябре тёща писала, что арбузы у них стоили по 8 коп. Нагрузившись грибами и рыбой, помидорами по 4О коп. за кг., мы вернулись в Калининградскую область. Здесь помидоры стоили 8 р.за 1 кг.

Нашего директора кинотеатра военкомат забрал к себе на постоянную работу, а нам на директорство райком партии прислал профсоюзного деятеля, которого один совхоз выгнал за пьянство. Это был лодырь и тупица, не желавший вникать в свою новую работу. Грузовую автомашину, на которой по графику перевозили кинопередвижки из одного села в другое, он превратил в свой персональный транспорт, а киномеханики опять стали кочевать на колхозных лошадках. Он стал ежедневно разъезжать по сёлам «контролировать» работу киномехаников. Они по очереди поили его водкой. А мне приходилось заниматься всеми его текущими делами. Я охотно выполнял обязанности бывшего делового директора, но мне быстро надоело работать за всегда пьяного алкоголика.

Я поехал в управление кинофикации, добился приёма у начальника, всё рассказал и просил заменить нам директора. Он прислал к нам комиссию из трёх человек для проверки моего сообщения. Комиссии не пришлось проводить долгую проверку. Она застала нашего директора спящим на полу в фойе кинотеатра, а он с пьяных глаз никак не мог понять, что это за люди и зачем они разбудили его. На общем собрании все работники кинотеатра подтвердили слова моего выступления, просили комиссию уволить этого и найти другого директора.

Комиссия и начальник технического отдела рекомендовали начальнику управления назначить меня директором кинотеатра. Он вызвал меня на беседу, похвалил за работу во время ремонта кинотеатра, и высказал уверенность в том, что я справлюсь с работой на должности директора. Я категорически отказался по моральным соображениям, потому что я был инициатором смещения пьянствующего директора. Кроме этого, я был уверен, что мою кандидатуру не утвердит бюро райкома партии: я беспартийный и даже не комсомолец, молод и, кроме этого, один член бюро райкома партии, военком, знал мою биографию. По моей рекомендации директором кинотеатра назначили Старостина Василия, бывшего офицера, работавшего в леспромхозе учётчиком за 4ОО рублей в месяц. Это был мой хороший знакомый.

Когда я ещё жил на квартире директора на улице Совхозной, часто ходил в
город через немецкое кладбище. У аллеи стоял семейный склёп – гробница какого-то немецкого курфюрста (князя). Это круглое в плане сооружение диаметром метров восемь.

Однажды я увидел, что замок уже спилен, а дверь приоткрыта. Я зашел посмотреть внутреннее устройство. Внутри гробница была облицована мрамором, гранитный пол отшлифован до зеркального блеска. Под потолком по всей длине кольцевой стены аккуратным классическим шрифтом на латинском языке высечено изречение из Библии. Вдоль стены спуск в подземелье. Светя себе спичками и преодолевая страх, я спустился вниз. Там в центре на цепях висел цинковый запаянный гроб. В нишах стены стояли ещё 5-6 гробов. Большинство ниш были пустыми.

Через несколько дней я увидел, что главный гроб уже был вытащен из гробницы и вскрыт. В гробу лежала мумия старого мужчины маленького роста. На небритом лице была седая щетина бороды. Ещё позже мумия была выброшена из гроба, а цинк ободран. Ещё через несколько дней такая же участь постигла и других покойников. Прохожие стали использовать гробницу вместо туалета.

А в Калининграде городская власть на немецком кладбище святой Луизы устроила Центральный парк Культуры и Отдыха имени Калинина. Красивейшее кладбище города было уничтожено бульдозерами. На немецких костях сделали танцевальные площадки, эстраду, комнату смеха с кривыми зеркалами, качели и карусели, другие аттракционы, летний театр и лекторий. Всё это украсили портретами Ленина, Сталина, Калинина и членов Политбюро ЦК КПСС, лозунгами типа «Слава КПСС!» и диаграммами роста всех отраслей народного хозяйства в сравнении с 1913 г. А над подземельем гробницы какого-то барона установили дощатое сооружение сортира.

Если в Нестерове святотатство совершили безнравственные подростки, то в Калининграде этот вандализм совершен безнравственной советской властью. Таким же образом были уничтожены все другие немецкие кладбища на всей территории Калининградской области. После этого трудно доказывать, что мы, русские, не варвары.

А немецкая власть в лице канцлера Аденауэра после войны, как правопреемница фашистской Германии, перед лицом всего мира покаялась за преступления фашизма, выплатила пострадавшим странам огромные суммы ущерба, нанесённого войною, и клятвенно пообещала, что угрозы новой войны с немецкой земли больше никогда не будет. Немцы передали Советскому Союзу подробные списки наших военнопленных, погибших в немецких лагерях. Они благоустроили все кладбища наших пленных и солдат, погибших в боях на немецкой земле, и ухаживают за ними так же, как и за своими.

Позже я был в Полтаве на знаменитом поле боя Петра I с шведами. В городе памятник победителям и церквушка, возвышающаяся над братским кладбищем. А на поле битвы видел два скромных обелиска с короткими надписями: «Шведам от шведов» и даже «Шведам от русских». Выходит, что раньше победители уважительно относились к побеждённым. Побеждённый, а тем более, убитый враг перестаёт быть врагом. Наша же советская власть с ненавистью уничтожила все кладбища немецких солдат на русской земле и равнодушно бросила на полях сражений не погребёнными миллионы тел своих погибших солдат.

Невозможно и представить себе, что где-то на полях битв за Сталинград или на Курской дуге в годы советской власти поставили бы памятник «Немцам от русских». Почему мы стали такими злопамятными и ненавидим уже побеждённого врага?

Без большой надежды я написал письмо в Курский паровозостроительный техникум с просьбой вернуть мои документы. Скоро получил в полной сохранности все бумаги, в том числе и свидетельство о рождении. Этот документ помог мне без труда заменить временный паспорт на постоянный.

Отец с 1949 г. работал главным бухгалтером Калининградского трамвайного треста и жил уже на другой квартире. В августе 1950 года он умер от инфаркта сердца.
А в 1951 г. проводились выборы депутатов в Верховный ли Совет или в местные Советы, уже не помню. В день выборов в 6-м часу утра в Куглакене на молочно-товарной ферме (коровнике), которой заведовала моя мать, случился пожар. Коров спасли, пожар потушили, и ущерб от него был невелик. А мать арестовали за попытку срыва выборов и осудили на 5 лет лагеря. Свой срок она отбывала в лагере «Окунь» Зыряновского района в Красноярском крае. Там она работала истопником двух бараков и стирала бельё зекам. Встретила она там своих земляков, арестованных ещё в 1938 году.

Через 1,5 года одна из доярок призналась, что пожар на ферме произошел по её вине. Она раньше всех пришла на ферму, полезла на чердак сбрасывать сено коровам. Электрического света на ферме не было, Она зажгла спичку, чтобы посмотреть, достаточно ли сбросила сена. Огонь спички обжег ей пальцы, и она уронила горящую спичку вниз, на сено. Оно вспыхнуло, она спрыгнула в костёр, на ней загорелась юбка. Потушив её, она убежала домой и спрятала обгоревшую юбку. Но, как она говорила, её всё время мучила совесть: по её вине безвинно осуждена заведующая, у которой остались двое несовершеннолетних детей. По её заявлению милиция начала расследование. Долго велось пустяковое следствие.

Домашнее хозяйство матери было ликвидировано по более чем скром-ным ценам. Сестёр, Лену и Олю забрала к себе Нина. Она уже была замужем, жила в Гвардейске и работала бухгалтером в Военторге. И вот меня вызвал к себе в кабинет директор кинотеатра, и смущённо говорит, что в райкоме партии ему приказали под любым предлогом уволить меня с работы, а он не может придумать этот предлог. Я написал заявление с просьбой уволить меня по собственному желанию. Причины увольнения: арест матери, ссылка отца, раскулачивание деда, моё проживание в фашистской Германии.

В Калининграде у меня было много знакомых начальников киноорганизаций. Мне предлагали работу в кинопрокате, в киноремонтной мастерской, в кинозале Облисполкома, а начальник технического отдела кинофикации даже хотел устроить меня в свой отдел в качестве технического инспектора. Но только директор кинотеатра «Победа» предложил мне работу и жильё. Я и здесь начал работать старшим киномехаником. С директором кинотеатра «Победа» я был знаком ещё во время моей работы в немецком клубе и, кроме того, он приезжал в г. Нестеров в составе комиссии по делу нашего бывшего директора кинотеатра. В пристроенном жилом доме он освободил комнату размером 4х4 метра, в которой находилась мастерская художника с отдельным входом со двора. Художнику освободили от хлама комнатку на сцене за экраном.

Я восстановил дверь в общий коридор к соседям вопреки их возражениям и быстро помирился с ними. Здесь, на первом этаже, в 4-х комнатной квартире теперь стали жить четыре семьи. На втором этаже жили ещё две семьи.

Я снова стал жить и работать в Калининграде-Кёнигсберге, в городе моей юности и первой любви. Моя зарплата и здесь была 45О рублей. Жена устроилась работать кассиром на вагоностроительном заводе на берегу Прегеля. Этот завод выпускал цельнометаллические вагоны-самосвалы (думпкары). В Нестерове она работала кассиром кинотеатра с зарплатой 35О, здесь — 5ОО рублей.

Художник кинотеатра пьянствовал, часто был не способен держать в руке кисть и срывал своевременное изготовление рекламы. Директор этого кинотеатра видел в Нестерове мою рекламную продукцию, он уволил художника-алкоголика и предложил эту работу мне за 5ОО рублей в месяц.

Чуть позже я устроился на третью работу художником рекламы в парке Культуры и Отдыха им. Калинина. И здесь мне платили 5ОО р. Здесь была мастерская художественного фонда, в которой работали художники-профессионалы. В свободное время я делал им подрамники, натягивал и грунтовал холсты, делал за них текстовую работу, которой они пренебрегали, как низкооплачиваемой. За это они неофициально платили мне на мои карманные расходы.

В Калининграде я зарабатывал значительно больше, чем в Нестерове, но в большом городе и этих денег было мало. Нам приходилось покупать на рынке мясо, рыбу, картофель, овощи и прочие продукты, а здесь всё это стоило дорого.

В художественной мастерской я подружился с одним художником, не самым знаменитым, но довольно преуспевающим. Он был женат, но детей у них не было. У нас не было богатых покупателей живописи, но ему удавалось продавать свои картины за 5-7 тысяч рублей разным учреждениям культуры. А писал он каждую не более двух недель. Жил он в трёхкомнатной квартире с отличной мебелью, на стенах — свои картины, имел автомашину «Победу» и ежегодно проводил свой отпуск на Чёрном море. Он жил нормальной человеческой жизнью, которая для меня была недостижимой.

Балуясь, я писал масляными красками натюрморты и пейзажики. Мой друг оценивал их удовлетворительно, говорил, что у меня есть чувство цвета, не хватает только техники и практики, советовал бросить работу в кино и заняться художественной работой. Но работу в кинотеатре я бросить не мог: меня могли выселить из ведомственной комнатки.

Моего заработка моей жене было мало. Я не понимаю, как человек, выросший в нищете, вдруг начинает предъявлять претензии на роскошную жизнь. У неё уже была меховая шуба, зимнее и демисезонное пальто, плащи, костюмы, десятка два платьев, разная обувь и прочая одежда. Завидуя обеспеченным подругам, она хотела иметь такие же, как у них, дорогие украшения. Я, как мог, удовлетворял её постоянно растущие потребности, а сам обходился одним демисезонным пальто, одним костюмом и одной парой обуви. Моя женушка подружилась с женой одного рыбака, пыталась отправить и меня с флотилией рыбаков на лов сельди.

Рыбаки уходили из дому на 4-6 месяцев, получали за путину по 2О-25 тысяч рублей и больше. Многие из них потом сорили деньгами на берегу. Растратив деньги в ресторанах и на продажных женщин за 1-2 месяца, они снова уходили в море. Многие жены рыбаков, пока мужья находились в море, вели разгульный образ жизни в ресторанах, выуживая деньги у других рыбаков. Вот такая жизнь нравилась моей жене. От настойчивых требований жены я отшучивался тем, что я не моряк и не переношу морскую качку. На самом же деле я и не пытался стать моряком по уже известной причине.
Наши рыбацкие флотилии имели свои танкеры с горючим и пресной водой, свои морские механические и электроремонтные мастерские, а для заболевших рыбаков — плавучий госпиталь. Наши корабли в иностранные порты заходили лишь в самом необходимом случае, и при этом кое-кому удавалось бежать с корабля. Поэтому для меня торговый и рыбацкий порты были закрыты.

Чтобы сводить концы с концами в своём семейном бюджете, я работал на трёх работах. А кассиры нашего кинотеатра нашли более лёгкий способ дополнительного заработка. Специально изготовленным штампиком и типографской краской они превращали детские билеты стоимостью 1 рубль в билеты для взрослых стоимостью 4 рубля: к единице припечатывали носик четвёрки. Этим занимались старшая и подчинённая ей кассирша, жена директора кинотеатра. При внезапной проверке кассы кинотеатра следователи изъяли около двух тысяч рублей лишних денег и ещё на 11 тысяч рублей поддельных билетов. Они получили по два года тюрьмы. Директор кинотеатра и два других кассира доказали свою непричастность к этому жульничеству.

Нашего первого директора кинотеатра из Нестерова перевели на работу в Калининград. Он стал военкомом в Балтийском (на Понарте) районе города и я продолжил дружбу с его семьёй.

5 марта 1953 года умер «наш великий и любимый вождь, и отец народов» Сталин. Многие люди плакали, кто-то искренне, а для кого-то это был удобный случай продемонстрировать свою преданность партии. Мне же хотелось петь и плясать, было очень трудно скрывать радость на своём лице. Умер кровопивец! Вернулась и моя мать, отсидевшая в лагере почти 2 года за своё «преступление». Она вернулась по амнистии, а наша милиция всё ещё не закончила расследование её дела. Судили доярку, по вине которой случился пожар. За чистосердечное признание её осудили на 2 года условно. Судимость с матери сняли. Она вернулась инвалидом, болезнь сколиоз и нервные потрясения согнули её спину. Она стала жить у меня, устроилась на работу уборщицей в школе на две ставки по 24О рублей. Веранду перед моей комнатой я застеклил, настелил пол, побелил, покрасил, превратил в уютную комнатку для матери.

Я из всех сил старался уйти от нужды, а она преследовала меня по пятам. Чтобы как-то вырваться из бедности, я решил поступить на учёбу. Незаконченное среднее образование не позволяло поступить в высшее учебное заведение, и я поступил учиться на вечернее отделение Калининградского энергетического техникума. Это одобрили мать и сёстры, возражала только жена. Работу в Парке пришлось оставить.

Занятия начались 1 сентября, а я пришел с заявлением 1 декабря. Меня не приняли, но разрешили посещать занятия вольнослушателем. Экзамены за первый курс я сдал на пятёрки, а на втором курсе уже числился в списках учащихся. В 1955 г. мои сёстры, Лена и Оля, поступили учиться в Калининградский педагогический институт и жили в его общежитии, по вечерам приходили помогать матери убирать школу.

У меня были большие способности к учёбе. Ещё в довоенной школе я ежегодно получал похвальные грамоты. Учёба давалась мне удивительно легко. Память была отличной. Прослушанную лекцию я мог повторить почти дословно и через неделю, и через месяц. Мне бы учиться в отрочестве, но помешали война, служба в армии и трудности послевоенной жизни. Они не позволили сделать это своевременно. Я мог бы развивать себя в любом направлении. Уверен, что мог бы стать хорошим учителем, врачом, юристом или художником.

И в техникуме все науки были для меня интересными, особенно я увлекался техникой высоких напряжений. Я хорошо овладел теорией электромагнитного поля и успешно решал головоломные расчёты напряженности в любой точке поля. Хорошо понял теорию электрических разрядов и токов молнии. Отлично делал расчёты токов короткого замыкания в любой точке сложной энергетической системы.

В дни вечерних занятий в техникуме (понедельник, вторник, четверг и пятница) я работал в кинотеатре в дневной смене с 1О до 17 часов, в не учебные дни — в вечерней смене с 17 до 24 часов. Выходной день — понедельник. Я находил время писать рекламу для кинотеатра, но мало уделял внимания жене.

Детей у нас не было, жена не могла рожать. Я предлагал ей взять и усыновить ребёнка-сироту, но она категорично отказывалась от обузы воспитания, оправдывалась тем, что не сможет полюбить чужого ребёнка. А собаку-дворняжку полюбила и притащила жить в квартиру. От скуки и безделья по вечерам жена загуляла, всё-таки нашла себе рыбака. Я, как всякий обманутый муж, узнал об этом после всех. Мне намекали об изменах жены, а вскоре я и сам убедился в этом. Жена ушла без слёз и скандала. Семь лет можно вычеркнуть из моей семейной биографии, как напрасно пропавшие.

В двух группах пятого курса техникума учились более двадцати девушек. Выбор не велик, но за пять лет общения с ними я уже хорошо знал характер каждой из них. Среди них были умные и так себе, красивые и не очень, легкодоступные и за которыми нужно было поухаживать.

В нашей группе была одна девушка, на 10 лет моложе меня, невеличка ростом, но очень красивая. Её красота была женственной, нежной. А глаза излучали любовь и притягивающий магнетизм. Она была создана для любви. Я был с ней в дружественных отношениях. Уверен, сделал бы один шаг к ней ближе, и между нами возникла бы любовь. Но… её отец был генералом. Представил себе тёщу-генеральшу, вмешивающуюся в нашу семейную жизнь. Тёща считала бы меня недостойным её дочери, а тесть-генерал начал бы воспитывать меня в духе преданности марксизму-ленинизму. И я отступил.

На втором курсе в параллельной группе нашего техникума появилась новенькая симпатичная девушка Акиншина Александра Сергеевна. Она отличалась от других девиц скромностью, серьёзностью и даже строгостью своего поведения, не допускала фривольных шуток в свой адрес. За ней три года безрезультатно ухаживал мой сокурсник Андрей Радченко. Саша отвергала его ухаживания, а он решил взять крепость длительной осадой. Угрозами физической расправы отпугивал от неё всех других кавалеров, пытавшихся ухаживать за ней, и этим сохранил её для меня. Своею скромностью она нравилась и мне. Когда я стал свободным от своей жены, объявил товарищу о начале моего соперничества, и он вдруг стал моим врагом, такими же угрозами пытался остановить и меня. Он был упрямым хохлом, но не учёл, что я слеплен из того же теста. Саша ответила мне взаимностью.

На подготовку дипломного проекта отводилось два месяца. В самом начале этой работы меня вызвали в военкомат и, несмотря на мою просьбу дать мне возможность закончить учёбу в техникуме, посадили в автобус и отвезли в лес на три месяца для военной переподготовки. Через неделю этой лесной солдатской жизни какой-то генерал устроил смотр. При знакомстве с нашим подразделением, он спросил, есть ли вопросы к нему. Я вышел из строя и доложил ему о произволе нашего военкомата, сорвавшего защиту моего диплома в техникуме. В многочисленной свите генерала был и главный военком города Калининграда. Генерал приказал ему завтра же заменить меня другим рекрутом и об исполнении доложить ему лично. На другой день спецрейсом машины привезли моего сменщика. Я снял и отдал ему военную форму, одел свою одежду и на этой же машине уехал в город. В 1958 г. я с отличием защитил свой дипломный проект электростанции мощностью 4ОО мегаватт и получил «красный» диплом.

Решил уехать на строительство Томь-Усинской тепловой электростанции в г.Междуреченске Кемеровской области. Не электрикам полезно знать, чем отличается тепловая электростанция от теплоэлектроцентрали. На тепловой электростанции пар, прошедший через турбину электрогенератора конден- сируется и вода снова поступает в паровой котёл. Кпд тепловой электростанции равен 40%. 60% тепловой энергии вылетает в дымовую трубу и на охлаждение (конденсацию) пара. На теплоэлектроцентрали пар, прошедший через турбину электрогенератора, проходит через теплообменник, нагревает воду, и возвращается в паровой котёл. Нагретая вода используется для горячего водоснабжения жилых домов города. Кпд теплоэлектроцентрали 60 %. Теплоэлектроцентрали строятся только в городах, а те- пловые электростанции строятся как можно ближе к месторождениям топлива. Тепловые электростанци средней мощности за сутки сжигают железнодорожный состав каменного угля.

Побывал в гостях у сестры Нины в Гвардейске. Её муж, Осмоловский Николай Григорьевич, старше Нины почти на 2О лет. Хвастался, что он из старинного дворянского рода, жил в Киеве и, что в детстве лакеи подавали ему кушать на серебре. Не знаю, как ему, сыну дворянина, удалось стать коммунистом и быть офицером в чине капитана. За пьянство его выгнали из армии и уволили с работы из Военторга.
В то время в Калининградскую область из США проник колорадский жук. Райком партии доверил ему создать мехколонну для борьбы с этими жуками. Он завалил и эту работу. Председатель райисполкома застал его в рабочее время спящим на письменном столе, и предложил ему поискать другую работу. Осмоловский был заядлым рыбаком-любителем, наверное, поэтому райком партии бросил его на не пыльную работу — инспектором охраны рыбы от браконьеров. Работать бы ему на этой работе припеваючи. Так нет же! Он стал ловить браконьеров и штрафовать в зависимости от обстоятельств на №-ное количество бутылок водки. С ними же и распивал её. А чтобы показать, что он не зря получает зарплату, составил акт о браконьерстве на зампреда облисполкома и прокурора г. Калининграда. В Гвардейский райком партии из Калининграда поступил телефонный звонок с приказом уволить с работы этого дурака.

Это случилось чуть позже, а пока он ещё был хозяином реки, обещал мне ночную рыбалку на угря. Такую вкусную рыбу-змею я много раз кушал, но ловить её не не приходилось. Особенно вкусный копчёный угорь. Он жирный и сытный, кусочек весом 1ОО граммов утоляет голод почти на целый день.1 кг такой рыбки в то время стоил 35 рублей. При последнем посещении Калининграда хотел купить угря. Меня отпугнули цены. Теперь за 1 кг этой рыбки нужно заплатить 600 рублей.

Кроме занятий рыбалкой, Николай Григорьевич работал на своём спиртзаводе самогоноварщиком. За полдня работы на этом заводе можно получить 5-6 литров сивушной водки. В день подготовки к рыбалке работал и этот спиртзавод. В рыбалке должен был принять участие ещё один его собутыльник. Ко времени выхода на рыбалку они уже были тёпленькими, да еще прихватили с собою пару бутылок. С многочисленными удочками и перемётом мы пришли на берег реки. Они двое сели в маленькую лодочку. Её борта были чуть выше воды. Они предлагали и мне садиться в лодку. Я отказался и пошел пешком до условленного места рыбалки вблизи сарая с сеном.

Река извилисто петляет по лугу, а я по прямой тропинке быстро пришел на место и долго ждал их. Уже стало темно. Я пошел по берегу реки на встречу с рыбаками. Слышу матерщину и плеск воды. Это они уже второй раз купаются. Оказывается, лодка пьяных на воде не держит. Разожгли костёр сушиться, для внутреннего «сугрева» выпили самогона и пошли спать на сеновал в колхозном сарае. На этом рыбалка на угря и закончилась.

Один раз я выбрался в лес по малину. Отъехал несколько километров в сторону Балтийска, слева от дороги углубился в лес и уперся в канал сточных вод с ЦБК-2. Ширина канала метра три. По нему бурным потоком текла чёрная зловонная жидкость. После один знакомый рассказал, что промстоки с этого комбината уже давно без очистки и отстоя сбрасываются в болото. В то самое болото у Фишгаузена. Некогда живое оно превратилось в мёртвый отстойник. Однажды оно переполнилось, вода промыла себе выход в залив. Многие тысячи кубометров ядовитой воды по пути в море отравляли сотни тонн рыбы.

Всем хорош Калининград-Кёнигсберг. Я полюбил его всей душой, но не мог любить его гнилой климат.

За 12 лет жизни в Кёнигсберге – Калининграде я не мог привыкнуть к зимним дождям и слякоти. Средняя температура зимы здесь -5 градусов. Часто выпавший ночью снег за день полностью растаивает. Максимальные морозы редко достигают -25 градусов и продолжаются не более трёх дней, но при влажном морском воздухе и пронизывающем ветре даже небольшой мороз переносится здесь значительно тяжелее, чем 4О градусов при тихой погоде и сухом воздухе. Средняя температура лета +18 град. и почти ежедневные дожди.

Бывает и так, что за всё лето и не согреешься. Хорошее тёплое лето здесь бывает один раз в 7 лет. Купание в Балтийском море только в самые жаркие дни в конце июля – начале августа. В воде можно находиться только при постоянном активном движении. При остановке за одну минуту кожа делается гусиной, и зубы начинают стучать от холода. Спасает только горячий белый песок отличного пляжа.

Я продолжал заочную дружбу и переписывался с моим бывшим шофёром Куршиным Сергеем Петровичем. После г. Гусева наша дружба укрепилась в Нестерове, где он работал завхозом детского дома немецких детей-сирот. Теперь он жил в г. Лениногорске Татарской АССР. Он женился второй раз, имел двух детей и работал шофёром у нефтяников.

По пути в Томь-Усинск я заехал проведать его. Он предложил мне по-работать у нефтяников. Здесь наращивалась добыча нефти, строились но-вые города, требовались специалисты всех профессий и продовольственное снабжение было значительно лучше, чем в других областях. Так я начал работать.

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА