Валентина Чупик: Других мигрантов здесь не будет

Запретительные меры только разжигают проявления экстремизма, ксенофобии, направленные против мигрантов. Страхи и домыслы не делают среду толерантной, а проблему менее острой.

Мы ведём беседу с кандидатом юридических наук Валентиной Чупик, юристом международной некоммерческой организации TONG JAHONI, РОО «Узбекское содружество Москвы», в её кабинете во время приёма клиентов.

— Валентина Валентиновна, Вы — юрист, адвокат, бесплатный консультант и координатор, организатор и руководитель, расскажите, как Вы успеваете выполнять одновременно столько функций?

В.Ч.: Я занимаюсь оказанием правовой, вынужденно — социальной, психологической и мелкой материальной помощи мигрантам. Правовая помощь заложена в мою работу, она относительно оплачивается. Все остальные виды помощи не предусмотрены проектом, но их приходится оказывать, потому что люди приходят совершенно неподготовленные к жизни в нашей (или чужой) стране, напуганные ситуацией.

Что делать, если, допустим, приходит человек, вырвавшийся из рабства? Или приходит человек, у которого нет дома? Часто бывает так, что я и мой коллега вытаскиваем из кармана по 500 рублей и оказываем помощь пострадавшему.

Вот вчера у нас был молодой человек, который работает в Москве легально, имеет трудовой договор, но ему работодатель не выплатил зарплату и выгнал на улицу. А это, ни много ни мало, пятьсот тысяч рублей. Он не знает, где он работал, не знает, на кого он работал, даже не знает имя своего работодателя. Мы потратили примерно 40 минут, чтобы установить место, где он работал. Кроме помощи в составлении заявления, оказания правовой поддержки, пришлось оказать ещё психологическую и социальную помощь, потому что он находился на грани срыва.

— А кто Вы по образованию?

В.Ч.: Я окончила несколько вузов. По первому образованию я — математик, по второму — программист, по третьему — юрист, и, наконец, психолог.

— Вы работали раньше в Узбекистане. Есть ли разница в специфике Вашей работы там и в России?

В.Ч.: Я являюсь исполнительным директором и руководителем миграционных программ международной некоммерческой организации TONG JAHONI, у нас несколько филиалов в Грузии, Армении, Азербайджане, Кыргызстане и 8 филиалов в Узбекистане. К сожалению, пришлось уехать — конфликтовала с сотрудниками СНБ Узбекистана. Но должность свою не оставила, и, хотя нас дважды пытались ликвидировать, мы выжили и даже выиграли суды у Минюста Узбекистана. Сейчас моя работа в МННО TONG JAHONI сводится к написанию отчётов, но мои девочки продолжают оказывать помощь мигрантам и проводить исследования.

Одним из крупных наших проектов было исследование нелегальной миграции и торговли людьми в Закавказье — мы опросили более 6000 человек в Азербайджане, Армении, Грузии (включая Абхазию и Южную Осетию), южные районы Северокавказского федерального округа, две провинции в Турции. В результате, в Закавказье я провела больше года.

В России основную часть работы составляет оказание оперативной помощи людям, которые непосредственно сейчас в ней нуждаются, а в странах происхождения мигрантов — работа другого свойства. Я здесь стараюсь реабилитировать человека в его правах и, по возможности, помочь ему взыскать материальные компенсации в виде невыплаченных зарплат, за нанесённый ущерб здоровью, за моральный ущерб пребывания в рабстве. Работая в Москве, я имею возможность помогать им на более ранних стадиях, а иногда даже — предотвратить преступление.

— Мы с Вами встретились в Общественной палате, где обсуждался вопрос о том, какие мигранты нужны России, и возможно ли регулировать миграционный поток?

В.Ч.: России нужны те мигранты, которые есть, и в том количестве, в котором они приезжают, других мигрантов здесь не будет. В других странах тоже есть мигранты, которые нужны этим странам, потому что, на самом деле, регулировать миграцию невозможно, она регулируется сама. Точно также как нельзя обсуждать, какой атмосферный воздух нужен России. Он будет, вот и всё.

— Так ли, что мигрантам трудно ассимилироваться в России?

В.Ч.: Ассимилироваться мигрантам не нужно, это вообще преступление, потому что ассимиляция – это утрата собственной идентичности — либо национальной, либо гражданской. Этого не нужно делать. И вопрос не в том, что мигрантам здесь трудно адаптироваться, правильнее сказать, почему Россия с трудом адаптирует мигрантов?

Действующим лицом здесь я назвала бы принимающее сообщество, а не мигрантов. Если в принимающем сообществе на человека с другим цветом волос и другим разрезом глаз смотрят как на потенциального агрессора, соответственно, как же ему адаптироваться?

Что он должен сказать: «Я — агрессор», — и принять условия этого общества, или он должен непрерывно доказывать, что он не агрессор? И что получится из такой адаптации? На самом деле, нужно принимающее сообщество адаптировать к факту, что Россия не может жить без мигрантов. Да она никогда и не жила без мигрантов.

Это миф, что они понаехали после распада СССР. Во время СССР они ведь тоже наезжали. И те, которые кричат «понаехали!», они ведь тоже понаехали в своё время. И вы, и я выехали в Россию из Узбекистана, но и ваша семья, и моя были депортированы в Узбекистан насильно, кого-то депортировали по национальному признаку, а кого-то — по религиозному.

И, слава Богу, благодатная земля Узбекистана и толерантное узбекское население спокойно приняло всех, наши культуры оказалась близки друг другу. Почему сейчас в России этого не происходит? Я думаю, что причина здесь в культивации «природных пороков» для того, чтобы отвлечь внимание общественности от реальных проблем. Что для этого нужно сделать? Найти врага! А из кого легче всего сделать врага? Из того, кто отличается.

В.Ч.: И президент такой же «новый», как и миграционная политика. Я участвовала в обсуждении концепции национальной миграционной политики в 2003 году, как член Совета ЕврАзЭС от Узбекистана. Закон о миграционном учёте, принятый в 2006 году, разрабатывался по итогам заседания ЕврАзЭС в 2003 году.

Единственное, что сделали в России, это уничтожили самостоятельную правосубъектность мигрантов. Что разработано в модельном законе? Мигрант сам на основании договора о найме жилья или договора о получении работы шёл в органы ФМС или на почту и ставил себя на учёт, у него не было никакой принимающей стороны. Не было, естественно, никакого разрешения на работу, потому что разрешение на работу — это нонсенс, нельзя давать человеку разрешение на то, что является правом человека. Нельзя давать разрешение на жизнь, разрешение на труд, это его неотъемлемое право. Также как нельзя давать разрешение на свободу передвижения.

Поэтому появление такого документа, как разрешение на работу , это нонсенс. Другое дело — выдать разрешение о найме мигранта, как делают в Европе, в США, в некоторых маленьких странах Южной Америки. Тем самым государство ограничивает работодателей в найме рабочей силы, чтобы обеспечить преференцию своим гражданам на рынке труда.

Невозможно регулировать непосредственно процесс труда мигранта, потому что мигрант вне зависимости от того, есть у него разрешение или нет, он всё равно будет работать. А для чего всё это делается, давайте призадумаемся? Почему такая маленькая квота на Москву? Почему квота из года год утверждается одна и та же? А может, это выгодно кому- то? А может быть, даже известно кому?

— Ну, Вы-то уж точно знаете кому. Выходит, мигрант работает не только на работодателя, но и на другие структуры?

В.Ч.: Не надо забывать, что мигрант, в первую очередь, работает на страну. Если оставить истерику по поводу того, что мигранты вывезли 10,3 млрд долларов, нужно обратить внимание на то, что они произвели товаров и услуг на 76,6 млрд долларов. И уж 10,3 млрд заработанных долларов они имели право вывезти. Вам не кажется?

А сколько денег вывезено за границу российскими гражданами? Намного больше, чем мигрантами, несмотря на то, что у них (российских граждан) там за рубежом семей нет. Они туда вывезли инвестиции, потому что собственной стране не доверяют.

— А есть регионы в России, где отношение к мигрантам отличается от других?

В.Ч.: Я могу сказать, абстрагируясь от цифр, что наиболее толерантное отношение к мигрантам наблюдается в тех городах, где мигранты заполняют рядовые социальные ниши. Например, в Свердловской области есть посёлок «Заречный», где НКО «Уральский дом» принимает мигрантов, причём, всех без исключения, и сразу даёт им жильё, оформляет документы и в процессе ищет им работу. Они трудоустраивают врачей, учителей, продавцов, потому, что на самом деле — это миф, что иностранцу нельзя работать в торговле вообще. Ему нельзя работать продавцом вне стационарного торгового пункта, т.е. ему нельзя торговать в разнос. Он не может быть коробейником, всё остальное он может. И они трудоустраивают мигрантов туда, где в них очень нуждается местное население. И население, видя, что мигранты — это не изгои, а обычные люди, которые им действительно нужны вот на этом рабочем месте, спокойно принимают их.

— Какие процедуры порождают наиболее подходящую среду для нарушений со стороны властных структур?

В.Ч.: Самые проблемные вещи — это получить разрешение на работу с нелепейшей системой квотирования, которая ничего не регулирует, а лишь поддерживает коррупцию. Никакой другой роли механизм квотирования не играет. Такова же ситуация с разрешениями на временное проживание — где есть квота, там и будет коррупция. Бытовая коррупция — это когда при попустительстве ФМС сотрудник полиции позволяет себе проверять документы мигрантов, не имея на это никакого права. Но это встречается на каждом шагу с молчаливого поощрения ФМС, хотя, на мой взгляд, она должна драться за свою сферу влияния.

— Подождите, мы с вами слышали, как руководитель столичного МВД жаловался, что им вменяют несвойственные им функции?

В.Ч.: Я думаю, что это была ритуальная жалоба, на самом деле, они радуются тому, что имеют возможность брать на себя несвойственные им функции. У меня почти 50% случаев с моими мигрантами при оказании помощи связаны как раз с незаконным задержанием полицией. Рассказать, как это происходит? К человеку, если он не синеглазый блондин, подходит сотрудник полиции и говорит: «Ваши документы». Человек с испугу даёт документы, сотрудник полиции их даже не открывает, кладёт в карман и уходит. Человек вежливо идёт по его стопам, так начинается проблема.

А полиция не имеет право проверять документы, за исключением совместных операций с ФМС России. И тогда она может остановить мигранта, который покажется подозрительным и доставить его к сотруднику ФМС, который во время такой операции должен находиться в шаговой доступности. Такого ни разу не было, поэтому вся деятельность полиции в проведении операции «нелегальный эмигрант» незаконна.

— А какие есть основания для депортации, выдворения мигрантов из страны? И какие службы принимают решение?

В.Ч.: Это может произойти на любом этапе. Как раз сегодня мне звонили по поводу депортации. Молодой человек четыре дня как находится в УМВД на Сенной, работники полиции после задержания доставили его в суд, документы его не проверили, потому что база данных находится в ведении ФМС, они добраться туда не могут. А суд, не рассматривая дело по существу, вынес решение о депортации. А он состоит на миграционном учёте, и патент есть на работу, нарушение налицо. В результате, мы будем судиться в Мосгорсуде. Почему так получилось? Потому что работники полиции попросили у него денег, а он не дал. Они сказали, тогда мы тебя накажем и депортируем.

Решение о депортации принимают либо сотрудники ФМС, либо сотрудники погранслужбы. Это административное решение, оно принимается без суда. Сотрудники ФМС практически не принимают таких решений, это уникальный случай.

И не всегда решения принимаются во вред мигранту. У меня была ситуация, когда во Владивостоке 205 человек находились в рабстве на строительном объекте, у них при себе не было ничего: ни документов, ни разрешения на работу. И невозможно было такое количество людей поместить в спецприемник, а другого способа, чтобы их принять, тоже не было. Два дня их содержала местная мечеть, бюджет которой был подорван, потому что людей надо было показать врачу, одеть, накормить, разместить.

И тогда было принято решение об их депортации. Это решение суда было вынесено в их пользу, людей освободили из рабства, отправили домой за государственный счёт. Другого способа разрешить ситуацию не было, поэтому их депортировали, и это было хорошо для них.

Второй вариант депортации — это решения, принимаемые пограничными органами. Основную массу решений принимают суды.

— Что Вы слышали про «чёрные списки»? В октябре в аэропорту Домодедово не была допущена на территорию России гражданка Украины Алла Лавриненко, которая ранее неоднократно приезжала к родственникам. В результате ей объяснили, что она выдворена согласно какому-то списку. Вы не знаете, как он формируется?

В.Ч.: Это не «чёрный список», этим людям в списке установлен запрет на въезд. Решение о запрете на въезд принимают органы ФМС без участия суда. Допустим, человеку определили два нарушения за два года в сфере миграции, причём, человек может и не знать, что у него было нарушение, их могут просто нарисовать.

В прошлом году был вал таких решений, принятых почему-то от 18 февраля 2011 года, а проявляться это стало в августе, сентябре. Когда люди собрались ехать домой, они обнаружили, что у них запрет на въезд.

У меня был такой случай, когда на одного молодого человека, несмотря на наличие разрешения на временное проживание в России, был наложен запрет на въезд. Стали выяснять. При проверке оказалось, что некий сотрудник УФМС по ЦАО города Москвы в анкете из 24 пунктов заполнил на него 5-6 совсем незначительных моментов, а в остальных, наиболее важных пунктах везде проставил пробел. Но и этого оказалось достаточным, чтобы не впустить его.

Суд мы выиграли, но этого молодого человека в буквальном смысле преследовал ФМС. Нам пришлось потратить около месяца, чтобы добиться для него разрешения на работу. ФМС отказывался выдавать вид на жительство, говоря, что он должен прожить в России с разрешением на временное проживание три года, чтобы получить вид на жительство, вместо года по закону.

— У вас сложились хорошие отношения с ФМС? Вы можете пойти к ним и попросить за своих подопечных?

В.Ч.: Это делается немножко не так, как вы себе представляете. Если они не хотят работать, не хотят делать то, что они должны делать, тогда я устраиваю им истерику, начинаю кричать об их коррумпированности, называю конкретные телефоны и фамилии высших чинов, до которых будет донесена жалоба. Они начинают понимать, что я не шучу, и начинают что-то выполнять потому, что боятся.

Бывает, что они не принимают решений на нижних уровнях, тогда приходится доходить до замдиректора ФМС. Однажды, когда моего знакомого замдиректора ФМС не было на месте, состоялась моя единственная встреча с К.О. Ромодановским, когда сотрудники УФМС по городу Москва не хотели организовать проверку на конкретном объекте и освободить людей из рабства. Они тянули четыре дня, а там людей пытались вывезти с объекта.

Мой волонтёр подпирал ворота, сколько мог, чтобы не допустить этого. И, слава богу, ему помогла полиция, чувствуя конкурентов в лице ФМС. Они не выпускали этих людей до тех пор, пока не приехали сотрудники ФМС.

В это время я пришла жаловаться к начальнику управления ФМС, а он находился в отпуске, и тут я заплакала, по-настоящему. На звук моих рыданий из своего кабинета вышел К.О. Ромодановский. Я ему объяснила, в чём дело, и он тут же куда-то позвонил. После его звонка приехала проверка, и тут же всех задержали. Наложили штраф в размере 81 млн 600 тыс. рублей, из которых организация выплатила 544 тыс. рублей и обанкротилась.

— А как Вы относитесь к информации о том, что половина преступлений совершается за счёт приезжих?

В.Ч.: А вы зайдите на сайт Росстата и поинтересуйтесь, сколько преступлений совершается иностранцами или лицами без гражданства, т.е. не просто мигрантами, а включая и тех, кто живёт здесь постоянно на основе разрешения на постоянное или временное проживание. Вы обнаружите, что иностранцы и лица без гражданства совершают 2,9% преступлений.

Есть ещё миф, что преступления совершают кавказцы, так вот, кавказцы совершают 6,7% преступлений. А реально преступления совершают внутренние мигранты из Московской, Курской, Тульской областей, число которых составляет оставшиеся 40%.

— Что Вы знаете о посредниках из числа мигрантов, которые находятся между властями и вновь прибывшими? Так ли, что это они, на самом деле, контролируют миграционный процесс?

В.Ч.: Да, многие приезжают и «тёпленькими» попадают в руки тех, кто хочет на них заработать.

Они просто не могут не попасть в их руки. Законодательство устроено таким образом, что у мигрантов нет возможности реализовать свои права. Он не может сам встать на учёт, нужна принимающая сторона, которая поставит его на миграционный учёт. У него может быть трудовой договор, договор о найме жилья, но если владелец жилья не захотел его у себя регистрировать, он не может быть зарегистрирован. Вот такой замкнутый круг. У них есть права, а возможности их осуществить нет. Помните старый советский анекдот: «Имею ли я право? Да. Могу ли я? Нет».

— Почему Вы занимаетесь таким трудным делом? Чувствуется, что Вы сердце своё вкладываете.

В.Ч.: Это моя христианская обязанность. За каждым мигрантом — целая трагедия. Вот он (показывает на мигранта) двадцать раз сказал мне спасибо. Для того, чтобы он сказал мне в двадцать первый раз, я всё для него сделаю. Мне нравится, когда мне говорят спасибо.

— А как они Вас находят?

В.Ч.: (смеётся) Это вы у них спросите.
Клиент: Мне ребята сказали.

— То есть Вы передаёте друг другу, что есть такой человек, который может вам помочь, и которому не всё равно, где вы живёте и как?

Клиент: У меня была такая ситуация, что не знал куда поехать и что делать. Туда обратился, сюда обратился, везде отказывают, зашёл в посольство Узбекистана. Говорю им, что я узбек, вот мой паспорт, все документы показал и говорю, что мне нужен юрист, помогите. (Я хотел подать в суд на девушку, которая сбила меня на своей машине). Спрашиваю, есть ли в посольстве юридическая компания и может ли она защищать мои права в суде? Или хотя бы получить консультацию? Они ответили: «Нет». Оказывается, у них нет юристов. Там в посольстве мне девушка подсказала номер телефона Валентины Валентиновны, и вот я приехал.

— Спасибо. Валентина Валентиновна, можете рассказать об удивительном случае, удивительном решении, которое Вам очень дорого?

В.Ч.: Я расскажу про одну киргизку. Молодая женщина 23 лет с киргизским паспортом, не имея регистрации, надумала рожать в России. Машина скорой помощи доставила её в роддом, а там попались какие-то агрессивные, безграмотные врачи, которые сказали: «Мы не граждан России принимать не будем, вы не имеете права находиться здесь, а то ещё придётся нам отвечать за вас».

Какое гениальное решение нашла эта роженица? Она находит в коридоре тоже киргизку 46 лет с российским паспортом, просит его на время и рожает по её паспорту. В результате она из роддома выписывается, а ребёнка ей не отдают, потому что родила она по чужому паспорту, а та женщина уже выписалась из больницы. Надо было через суд доказать, что женщина 46 лет не рожала, а рожала она сама и ребёнок — её собственный. Поверьте, это был самый увлекательный суд в моей жизни. Спрашивается, ну, кому нужен этот ребёнок? Свидетельство о рождении выписали только после решения суда.

— Большое спасибо за Ваше интервью.