Как сохранить достойное историческое наследие?

Автор: 16.11.2013 Обновлено: 06.09.2021 14:19

Дом Потехиных, где жил В.Ф. Войно-Ясенецкий, со стороны улицы. Фото: Евгений Леет


Дом Потехиных, где жил В.Ф. Войно-Ясенецкий, со стороны улицы. Фото: Евгений Леет

Войно-Ясенецкий в церковном облачении и в накинутой телогрейке — памятник красноярского скульптора Бориса Мусата. Фото с сайта novorossia.org


Войно-Ясенецкий в церковном облачении и в накинутой телогрейке — памятник красноярского скульптора Бориса Мусата. Фото с сайта novorossia.org
Размышления на примере красноярских свидетельств о Войно-Ясенецком

Одиночные пикеты в Красноярске, проводимые с начала октября у одного из старых деревянных домов города, привлекают всё больше внимания горожан к проблеме сохранения культурного наследия. Поджоги уже уничтожили несколько памятников старины в краевом центре. Огонь покушался и на уникальный дом, где в 40-е гг. жил известный хирург и священнослужитель, причисленный РПЦ к лику святых, Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий (святитель Лука). Дом пока цел. Создание в этом доме музея невозможно без вмешательства властей. Однако их многолетние отписки заставляют прибегать к общественно резонансным методам борьбы за сохранение народного достояния.

В октябре-ноябре красноярцы, особенно автомобилисты, могли наблюдать в одном из самых «пробочных» мест города, на перекрёстке улиц Ленина и Вейнбаума, выводящей поток машин на мост через реку Енисей, колоритного бородатого мужчину с плакатом в руках. Кроме немногочисленных в этом месте прохожих прочитать надпись могли те автомобилисты, кто стоял в пробке в ближних к пикетчику рядах. Надпись призывала сохранить дом, где жил хирург и священнослужитель Войно-Ясенецкий. Судя по полуобвалившейся крыше деревянного дома, рядом с которым всё происходило, не трудно было понять, о каком строении идёт речь.

Всё чаще в России проводятся акции, в том числе одиночные пикеты, которые удобны тем, что не требуют согласования. И всё же пикеты пока ещё оставляют впечатление экстраординарных акций, то есть мероприятий, проводимых в случаях, когда иные средства исчерпаны. Раньше СМИ реагировали на подобные акции быстро и с интересом, но со временем этот интерес становится всё более вялым. Так и случилось в Красноярске. Пикетирующий начал выходить с незамысловатым плакатиком в начале октября, но местный телевизионный канал отреагировал лишь в середине октября. Со слов телевизионщиков, сами зрители побудили их взять интервью у пикетирующего своими настойчивыми звонками:

«Почему дед стоит, что отстаивает, чего хочет?».

Пикетирующим оказался Борис Хейнович Леет – пенсионер, уже знакомый любителям местных телевизионных новостей участник различных общественных инициатив по благоустройству города, оздоровлению молодёжи и многим другим. Поэтому при встрече с ним хотелось выяснить мотивы. Его заявление обязывало ко многому: «Сохранение дома, где жил святитель Лука, – это для меня самая важная из забот, которым я посвящал себя последнее десятилетие».

Но всё равно появлялась мысль: «А нет ли здесь самопиара?» Ведь в честь Войно-Ясенецкого в городе назван медицинский университет, храм при нём, есть очень удачный памятник. Поэтому можно предположить, что проблема сохранения дома — не сегодняшнего дня, и ею озадачен далеко не только Борис Леет.

В беседе с Борисом Хейновичем выяснилось, что он подошёл к своему поступку очень взвешенно и всесторонне.

Про дом Борис Хейнович узнал только в апреле текущего, 2013 г., оказавшись на собрании Общественного совета творческих союзов по сохранению памятников архитектуры. Он открыл для себя многое, несмотря на то, что давно почитал св. Луку. Узнал, что памятник культурного наследия уже поджигали в 2008 г., что не один год ведётся переписка с властями, но безрезультатно, что давно создана инициативная группа, которая пытается спасти не только дом Потехиных (дом, где жил и принимал больных Войно-Ясенецкий), но и другие объекты сибирского зодчества.

На одном из круглых столов Совета по охране наследия Борис Хейнович предлагал проведение пикета. Возражения участников сводились к тому, что это слишком жёсткая мера. Кроме того, надвигались сентябрьские выборы в Горсовет, что могло дискредитировать идею пикета. Со вторым доводом трудно было не согласиться — сохранение культурного наследия должно объединять все здоровые силы общества, а в период выборов цели любых акций воспринимаются людьми как сиюминутные, за которыми скрываются узкопартийные интересы.

Но считать пикет жёсткой мерой в сложившихся условиях было для Бориса Хейновича сложно. Причин тому, на взгляд активиста, несколько.

Во-первых, отсутствие реального продвижения в решении вопроса. Вместе с тем дом может просто погибнуть. Действительно, что может происходить с деревянным сооружением, которое стоит с полуразрушенной крышей уже шесть лет? Хоть попасть внутрь и не представилось возможности, предположить, что внутренняя сохранность хорошая, очень сложно.

Во-вторых, реакция краевых и городских чиновников, в частности краевого министерства культуры. Одно из комплексных решений состоит в том, чтобы дом Потехиных стал составляющей казачьего старинного квартала в охранной зоне Губернской гимназии, то есть своеобразного музейного комплекса, в который кроме дома Потехиных-Потылицыных могли бы войти находящиеся неподалёку дома казаков Абалаковых и Юшковых и ещё несколько чудом сохранившихся домов XIX в.

Примечательно, что казачьи постройки ныне находятся на улицах, которые названы в честь тех, кто истребил казачество и тысячи россиян, — Ленина (ранее ул. Благовещенская), Вейнбаума (ранее пер. Гимназический), Марковского (ранее ул. Большекачинская), Ады Лебедевой (ул. Малокачинская) и многих других.

Видимо, обилие памятников Ленину, символика советской эпохи, присвоение улицам имён коммунистических экстремистов, офисы из стекла и бетона на месте старинных построек как раз и являются, по мнению руководителей разного уровня, основой воспитания будущих сибиряков.

Катерина Гевель, член Союза архитекторов России, с болью пишет о том, что «культурные чиновники» заказали иркутским горе-специалистам экспертизу, сопроводив заказ некими «пожеланиями». В результате 14 объектов, в том числе дом Потехиных, вывели из государственного охранного реестра, приговорив к дальнейшему сносу. Один из старинных домов (ул. Ленина, 50) уже снесён. Как выяснилось, экспертиза не учла целый ряд принципиальных исторических и культурных факторов, каждый из которых в отдельности не позволил бы прийти к устроившим красноярских чиновников выводам.

Поэтому столь закономерным показалось многим прозвучавшее на одном из общественных слушаний мнение некого местного строителя, сына не бедного красноярского чиновника: «А зачем нужна эта рухлядь?»

Что касается собственно дома Потехиных, то Общественный совет предлагает диалог с нынешними владельцами дома с тем, чтобы создать в нём музей под патронажем краевой администрации. На это из краевого министерства культуры ответили, что… у них нет специалистов, они не могут узнать владельцев дома! Культурным стратегам огромного региона надо брать пример с Бориса Хейновича, который пошёл в Росрегистрацию, заплатил положенную сумму и через 3 дня получил документ со сведениями о том, кто владелец дома и сколько лет он им является.

В-третьих, отсутствие поддержки широких групп населения. Люди просто не знают о проблеме. Подавляющее большинство прохожих, кто общался с пикетчиком, слышали про Войно-Ясенецкого, но им ничего неизвестно про дом, где он жил, об инициативе по сохранению памятников культуры, идее создания музейного казачьего квартала.

Это весьма благоприятная почва для бездействия властей и активности криминалитета. В Красноярске уже давно апробирован печальный сценарий: поджог неизвестными памятника старины, безрезультатное расследование, строительство на месте сгоревшего дома чего-то нового. Последний случай связан с гибелью хозяйки углового полукаменного дома (ул. Марковского и ул. Перенсона).

Таким образом, пикет, по всей видимости, в создавшихся условиях — это действительно последняя надежда на спасение дома, где жил В.Ф. Войно-Ясенецкий. Экстраординарная мера вполне адекватна важности проблемы. Борис Хейнович отмечает: «После того, как я стал регулярно выходить на пикеты, я слышу всё больше заинтересованных откликов от представителей самых различных слоёв населения, общественных формаций. Я специально встречался и разговаривал с иерархами лютеранской церкви, католической церкви, представителями буддизма, иудаизма. Также получил одобрение от представителей некоторых политических партий, общественных формирований, например, мною глубоко уважаемого общества «Мемориал»».

Какие задачи мог бы решать музей Войно-Ясенецкого?

В музее вполне реально воссоздать обстановку, в которой жил светило науки, поместить его фотографии, создать условия для прослушивания сохранившихся на дисках фонограмм с духовными наставлениями профессора. По примеру Саратова музей мог бы стать центром обсуждения духовных и научных проблем историками, медицинскими работниками и, конечно же, паломниками. Именно духовное участие, по мнению самого хирурга, помогало ему добиваться выздоровления больных при проведении сложнейших операций.

Войно-Ясенецкий был доктором медицины, профессором, его научные труды стали общеизвестными в мире. С началом войны он был консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакогоспиталей Красноярска. Известно, что в тот период проводилась тщательная инспекторская проверка, которая и подтвердила блестящие результаты лечения хирургом сложнейших инфекционных ранений суставов, он спас от смерти или от инвалидности тысячи раненых.

В 1943 году им были переработаны признанные в медицинских кругах «Очерки гнойной хирургии» (этот труд, а также работа «Поздние резекции при инфицированных ранениях суставов» были удостоены Сталинской премии 1-й степени). Изданы они были в 1946 г. Переработанная версия «Очерков гнойной хирургии» основывалась профессором на огромной практике проведения успешных операций раненых солдат. В предисловии к третьему изданию, вышедшему в 1956 году, проф. А.Н. Бакулев и проф. П.А. Куприянов писали: «До выхода в свет труда В.Ф. Войно-Ясенецкого, пожалуй, никому не удалось провести с такой последовательностью анатомо-топографический принцип в изучении нагноительных процессов, т.е. тот принцип, который был впервые выдвинут великим Н.И. Пироговым». Однако интересы профессора в науке не ограничивались медициной. Он был энциклопедистом, интересовался очень многим.

Ещё в 1923 — 1925 годах при написании научно-богословской книги «Дух, душа, тело» он проанализировал самые последние достижения научной мысли того времени: принципы квантовой механики, процессы аннигиляции и материализации, закономерности психических процессов.

Профессор считал, что наше «одиночество» во Вселенной мнимо, так как вся она вполне может быть населена бесплотными духами или неизвестными нам формами телесности, приспособленными к жизни в самых необычных условиях. Валентин Феликсович высказал мысль, что развитие духа в нас не закончено, что мы лишь первая ступень духовности.

Образ великого хирурга Войно-Ясенецкого связан со многими актуальными для общества проблемами, которые и могли бы стать предметом регулярных обсуждений под крышей дома, где он жил. Валентин Феликсович и вся его биография — это смиренное духовное противостояние коварству и жестокости, циничной прагматичности людей, находившихся у власти в тот период истории. Многие обращающиеся к биографии хирурга обязательно как-то трактуют эпизод, связанный с награждением Войно-Ясенецкого Сталинской премией, медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Кто-то намекает на сотрудничество профессора с властями, для некоторых это повод обелить Сталина, репрессирующего свой народ.

«Вождь всех народов» был неплохим имиджмейкером. По всей видимости, этот фактор был не последним в решении Сталина не уничтожать профессора, а использовать в пропагандистских целях любимого в народе доктора и священнослужителя присуждением премии своего имени и награждением медалью. Власти не давали Войно-Ясенецкому подолгу оставаться где-либо. Тем не менее, народное признание было беспрецедентным. В 20-е гг. во время этапирования арестованного в Москву поезд долго не мог отправиться, потому что люди легли на рельсы, чтобы оставить хирурга в Ташкенте.

Его почитали везде, куда бы он ни приезжал работать. По воспоминаниям Светланы Прокофьевны Ростомашвили, научного сотрудника музея Туруханска, в Туруханске (был направлен туда из Енисейска) хирург много оперировал тунгусов. Валентин Феликсович не различал пациентов по званиям и заслугам и в первую очередь принимал трудных больных из далёких стойбищ, а потом уже нквдэшников, за что и был сослан ещё дальше — в Плахино. Тогда тунгусы устроили в Туруханске настоящий бунт. Испугавшиеся власти вернули Святителя и наблюдали такое почитание доктора, когда перед ним выкладывались ковры, чтобы ступал не по снегу в мороз…

Не удивительно, что такое его почитание раздражало представителей власти. В результате ему запрещали оперировать, или, если обстановка вынуждала использовать возможности уникального специалиста, пытались запретить занятие пастырской деятельностью. В военные годы Войно-Ясенецкий обратился с просьбой в Москву и ему дали возможность заняться и тем, и другим. Но его независимость настолько стала раздражать органы, что к Сталину обратились за разрешением избавиться от упрямого священнослужителя и известного учёного. На это Иосиф Виссарионович заметил, что и религия нужна, и фронтовиков надо кому-то лечить, а после окончания войны ещё и наградил его медалью и премией.

Сталин в период Великой Отечественной войны действительно стал поддерживать церковь, так как понял, что без мобилизации всех сил общества сохранить власть и страну становилось всё менее реалистично. Да и сопротивление к тому времени в среде священнослужителей было полностью подавлено. Жить, а тем более работать на воле давали только тем, кто демонстрировал лояльность к власти.

С первых дней революции Советская власть силовыми методами подчиняла себе священнослужителей, что привело сразу к нескольким расколам среди служителей культа в 20-30-е гг. Разные мотивы руководили священнослужителями в то время, когда одни пошли на сотрудничество с богоборческой властью ради получения возможности выполнять церковное служение. Другие шли на плаху, не отступая от своих принципов, третьи стали преследовать цели, далёкие от духовных. Все эти драматические события, так или иначе, нашли отражение в судьбе Войно-Ясенецкого.

Озвучиваемое на допросах 1920 гг. отношение к действующей власти Валентин Феликсович выразил в одном из писем: «На допросе чекист спрашивал меня о моих политических взглядах и о моём отношении к Советской власти. Услышав, что я всегда был демократом, он поставил вопрос ребром: «Так кто Вы — друг или враг наш?». Я ответил: «И друг, и враг. Если бы я не был христианином, то, вероятно, стал бы коммунистом. Но Вы возглавили гонение на христианство, и поэтому, конечно, я не друг Ваш».

В 1946 г. после награждения премией и медалью Валентин Феликсович шлёт Сталину благодарственную телеграмму следующего содержания: «Москва. Генералиссимусу И.В. Сталину. Прошу Вас, высокочтимый Иосиф Виссарионович, принять от меня 130 000 рублей, часть премии Вашего славного имени, на помощь сиротам, жертвам фашистских извергов. Тамбовский архиепископ Лука Войно-Ясенецкий, профессор хирургии».

В ответ он получил телеграмму: «Тамбов. Тамбовскому архиепископу Луке Войно-Ясенецкому, профессору хирургии. Примите мой привет и благодарность правительства Союза ССР за Вашу заботу о сиротах, жертвах фашистских извергов. Сталин».

Телеграммы были обнародованы в печати.

Особенности взаимоотношений Войно-Ясенецкого с властью — это проекция многих и многих искалеченных судеб тех лет. Их какая-либо оценка очень сложна. Поэтому столь важна самооценка тех, кто с духовными мерками подходил к себе, сталкиваясь с жизненными перипетиями.

В связи с этим интересен небольшой эпизод из биографии, иллюстрирующий духовные требования Валентина Феликсовича, прежде всего, к самому себе. В 1933 г. он находился в ссылке в Архангельске, откуда был вызван в Москву. Здесь, по его словам, он совершил великий грех: под давлением написал заявление о том, что в нынешних условиях не считает возможным продолжать служение.

Спустя полгода закончилась ссылка в Архангельск. Известный хирург стал работать в Узбекистане, в Андижане, и чувствовал, что благодать Божия покинула его, так как начали случаться неудачные операции. Помимо хирургической практики он занимался преподаванием, но сам считал занятие только медициной неуместным для епископа, за что, по его словам, получил тяжёлое наказание от Бога: заболел тропической лихорадкой, которая осложнилась отслойкой сетчатки левого глаза, в результате чего глаз перестал видеть. В этот же период случаются несчастья с детьми профессора.

В 1937 г. его снова арестовывают по подозрению в шпионаже в пользу… Ватикана. 13 суток продолжался допрос конвейером, несмотря на объявленную им голодовку. Валентина Феликсовича заставляли всё время стоять, однако, ничего не добившись, перевели в центральную областную тюрьму, где он содержался 8 месяцев.

После этого последовала очередная ссылка в село Большая Мурта, которое находится в 130 км от Красноярска. В 1941 г. его перевели в Красноярск, пошли навстречу его настояниям и разрешили оперировать, и он проделал огромное количество блестящих операций. А в воскресные и праздничные дни, если не было срочных операций, Валентин Феликсович служил в маленькой кладбищенской Николаевской церкви на краю города. Именно он возродил церковное служение в Красноярске.

В 1944 г. часть эвакогоспиталей перебрасываются из Красноярска в Тамбов, куда переезжает и Войно-Ясенецкий. Здесь на его попечении уже 150 госпиталей по 500-600 коек в каждом. Он продолжает работать в том же немыслимо интенсивном режиме, нередко в ночное время и выходные. После красноярской он возглавляет тамбовскую епархию. Многие отметили необыкновенный душевный подъём хирурга в военный период его деятельности, хотя здоровье его постепенно слабело.

В 1946 году, когда последовали государственные награды, в письме в Красноярск Валентине Николаевне Зиновьевой Войно-Ясенецкий пишет: «Моё сердце плохо, и все исследовавшие его врачи и профессора считают совершенно необходимым для меня оставить активную хирургию. И ещё одно большое горе. На единственном моём зрячем глазу образуется катаракта, и предстоит слепота. Впрочем, может быть, не доживу до неё, т. к. мне уже 69 лет. Меня пропагандируют оперироваться за границей. Приезжал командированный из Москвы фоторепортёр ТАСС сделать снимки с меня для заграничных журналов, а приехавший недавно из Нью-Йорка архиепископ Ярославский уже читал в тамошних газетах сообщение об архиепископе — лауреате Сталинской премии. Скоро приедет скульптор из Москвы, чтобы сделать мой бронзовый бюст для затеянной Юдиным галереи крупнейших хирургов. На мне исполнились Божьи слова «прославляющего мя прославлю»… А ведь я совсем не искал славы и никогда не помышляю о ней. Она сама пришла. К ней я равнодушен».

Сложно сомневаться в равнодушии к славе профессора, но как работала сталинская пропаганда!

Профессор продолжает делать ей подарок за подарком: в этот период он пишет имеющие внешнеполитическое значение воззвание «Защитим мир служением добру!», статью «Возмездие свершилось», в которой в резких тонах критикует папу римского Пия XII за его обращение к международному трибуналу с просьбой о помиловании фашистских преступников.

Невольно возникает вопрос, случайно ли то, что в послевоенное время он не может активно оперировать? А ведь ещё во время архангельской ссылки врач писал домой: «Хирургия — это та песнь, которую я не могу не петь».

Судьба отмерила ему 84 года, 5 последних лет он провёл в полной слепоте.

Была ли с ним Божья благодать в последний период его жизни?

Пусть этот вопрос останется открытым. Он и многие другие глубокие вопросы, ища ответ на которые неминуемо заглядываешь в себя, в свои мерила бытия, ждут тех, кто соприкоснётся с жизнью и наследием великого хирурга и духовного авторитета.

Биография Войно-Ясенецкого тесно связана с судьбой нашего многострадального народа. Сохранение памяти о нём — это возможность для будущих поколений понять трагические страницы своей истории, извлечь из неё уроки. Уникальная возможность сохранения памяти о профессоре в стенах домов, в которых он жил и работал, ещё имеется. Он побывал во многих местах, его ссылали даже в Заполярье (село Хая на реке Чуне, притоке Ангары; деревня Плахино, что на Енисее между Игаркой и Дудинкой, в 230 км за Полярным Кругом). Но домов, где проживал Войно-Ясенецкий, остались единицы. Два из них находились в соседних городах, Енисейске и Красноярске. В Енисейске три года назад дом был снесён (пока ещё остаётся дом, где Войно-Ясенецкий проводил службы), а в Красноярске — на грани исчезновения.

Жизнь всегда, во все времена, ставит человека перед выбором между добром и злом. Фигура великого хирурга и священнослужителя, весь его жизненный путь и богатое творческое наследие, места, где он жил и работал, — это богатство, которое стоит отстаивать всем здоровым силам общества, мобилизуясь и прибегая к тем методам, которые адекватны способности властей действовать в интересах народа.

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА