Музыкант Михаил Брамбуляк: Уличная музыка многое может дать городской культуре

The Epoch Times17.01.2014 Обновлено: 06.09.2021 14:22
Михаил Брамбуляк — известный уличный музыкант. Узнать его можно по оригинальной шляпе и замечательным композициям, многие из которых стали настоящими хитами. Это «Февральско-апрельское недорегги», «Город», «Снег» и другие.

Михаил Брамбуляк, уличный музыкант. Фото предоставлено Михаилом Брамбуляком


Михаил Брамбуляк, уличный музыкант. Фото предоставлено Михаилом Брамбуляком
В интервью Михаил рассказал о своём жизненном пути, творчестве, Арбате как культурном явлении прошлых лет и многом другом.

Начал играть в 12 лет

– Добрый день, Михаил! Насколько я знаю, образование у вас несколько иного профиля… Как же получилось, что вы начали играть и писать музыкальные композиции?

М.Б.: По образованию я механик пищевых производств и экономист пищевой промышленности. Но ни по одной из этих специальностей я никогда не работал, хотя получил два диплома.

На гитаре я начал играть лет в 12, в то время все детки самозабвенно «брямкали» по подъездам всякие песенки. Меня чаша сия тоже не миновала.

В детстве родители отдали меня в музыкальную школу, но эта история продлилась недолго: сама мысль, что я должен, как привязанный, сидеть за клавишами, вызывала желание побыстрее сбежать. И родители решили ни меня, ни себя не мучить. Так я получил свободу, хотя впоследствии мне довелось не раз об этом пожалеть.

Лет в 15, когда я работал на кондитерско-булочном комбинате «Черёмушки», там возник состав, который смешно назывался КБК Spirits. КБК — это кондитерско-булочный комбинат, Spirits — духи, то есть, эдакие духи из КБК. Позже начали писаться некоторые композиции, мне это как-то понравилось. Я старался исполнять их, где только получалось.

Бард из меня не вышел

– Участвовали ли вы в каких-либо конкурсах?

М.Б.: Нет, в общем. В начале перестройки меня даже не приняли в барды. Помнится, я увидел где-то объявление о конкурсе бардов и пошёл туда. Слушания проводились в здании школы, сидела какая-то комиссия за партами. А тот, кого экзаменовали, стоял у доски.

Песни у меня тогда, надо сказать, были очень мрачные. И, честно говоря, мало соотносились с форматом бардовской песни. Я помню, как при полной тишине допел какую-то свою песенку, которая заканчивалась так: «Сыпал снег, как пудра, ветер дул устало, наступило утро, и меня не стало». И вдруг какая-то девочка из комиссии растерянно так спрашивает: «Скажите, а вы всё это сами пережили?» «Ну, конечно сам!» — с плохо скрываемой бардовской гордостью ответил я.

Мне тогда, помню, сказали, что песни мои, конечно, хорошие, но совершенно не бардовские, и в барды меня взять не могут. Увы.

– И что же произошло далее?

М.Б.: Дальше я уехал жить в Израиль. Прожил там семь лет. Причём песни в то время перестали писаться вообще. Лет десять была дырка, и за весь этот период я написал только один стишок. Словно все каналы связи были напрочь перекрыты. Я вернулся в Москву. Надо было чем-то заниматься…

Арбат как культурное явление

–С чего же вы начали в Москве?

М.Б.: Случайно в одном фотоателье, куда зашёл сфотографироваться, я познакомился с Виктором Гришвень — очень интересным фотографом и человеком. Чем-то он мне сразу понравился. Я сфотографировался, вышел на улицу, прошёл десять метров, вернулся и нагло предложил ему стать его напарником, в результате чего устроился к нему на работу в качестве печатника. Работать с ним, и не влюбиться при этом в фотографию было практически невозможно: настолько человек этот был увлечённым мастером своего дела!

Витя был прекрасный человек и великолепный учитель. Одно только но… Камера для него была как для индуса священная корова. И я понял, что если хочу снимать сам, то и открывать надо всё же что-то своё. И появилась фирма со смешным названием «Стиль Бет», или в просторечии «Контора». А в то время ведь ещё был Арбат. Тот самый Арбат, который можно было воспринимать как некое субкультурное явление. Это была особенная среда, а для многих просто дом. Даже, помнится, термин такой был — «арбатский», милиция подходила и спрашивала» «Ты арбатский?» Это значило, что человек постоянно просто живёт на Арбате, то есть днюет и ночует.

– И вы играли на Арбате?

М.Б.: Со мной в фотографии работала парочка арбатских ребят — Жорик и Райвэ. Как-то случайно мы все сошлись. И потом они же вытащили меня как-то на Арбат поиграть. Мне там сразу очень понравилось! Стал захаживать.

Потом, когда доходы фирмы сильно упали, и контора стала работать на одном энтузиазме, мы, чтобы спасти положение, отправились зарабатывать на Арбат.

– Получалось очень интересно…

М.Б.: Ну, да… Помню, стою я на Арбате, мы поём песенки. И вдруг вижу, передо мной стоит некий человек и смотрит так, в упор, ну, просто очень внимательно смотрит. Я грешным делом подумал, может, ему песенки мои так нравятся. В перерыве он подходит и растерянно так спрашивает: «Простите, а это вы директор такой-то фирмы?» Я говорю: «Да, он самый». Он: «Что же вы здесь-то, в таком случае, делаете?» Я не выдержал, засмеялся и говорю: «Ты что, не видишь? Деньги зарабатываю!»

Оказалось, что он привозил в нашу фирму некоторые расходные материалы. И поэтому увидеть директора фирмы, распевающего на Арбате песни, было для него невероятным явлением.

– Что стало с вашей компанией в дальнейшем?

М.Б.: Контора в какой-то момент полностью развалилась, и я даже несколько был рад этому, поскольку самому уйти уже давно хотелось, а решимости всё бросить не хватало. Играть на Арбате мне уже тогда очень нравилось. И я продолжил посещать сию замечательную улицу и петь песни. Позже уже и Арбата-то, как ни грустно, как такового не стало, и времена изменились. Но ведь песенки, песенки-то остались! И сейчас я думаю, что являю собой вполне полноценный вариант прежнего арбатского уличного музыканта. По крайней мере, мне так кажется.

Уличная музыка — лицо и настроение города

– Расскажите о вашем отношении к уличной музыке.

М.Б.: Я, как сами понимаете, давно и, безусловно, убеждённый апологет уличный музыки. Иначе бы я просто этим не занимался. Считаю уличную музыку очень интересным и важным музыкальным направлением, которое может многое дать городской культуре. К тому же это отчасти и лицо города, и его настроение: мимо уличного музыканта проходят за день тысячи людей, и это очень хорошо, если они уходят от него в другом, скажем, более хорошем настроении. В наше переполненное стрессами время это крайне важно и нужно, мне кажется.

А ещё это прекрасное поле для выращивания будущих талантов. Где, скажите, молоденьким мальчикам и девочкам, которых не пускают играть по клубам, себя попробовать? Здесь, на улице! Причём игра ведётся честно. Если играешь плохо, ты сам очень скоро это почувствуешь.

Если я бы хоть как-то относился к власть предержащим из городской администрации, я бы непременно создавал всякие программы, облегчающие жизнь уличных музыкантов, а не осложняющие её, как сейчас.

– А где вы любите играть? По каким критериям выбираете «уличную сцену»?

М.Б.: Работа достаточно свободная. Есть музыканты, которые любят играть всегда на одном месте. У меня всё по-другому. Мне кажется, если тебя будут видеть и слышать постоянно одни и те же люди, им это может просто когда-то надоесть. Поэтому я стараюсь не сидеть на одном месте, а играть в разных.

У меня, конечно, есть любимые места в Москве. Но это связано больше не с историей города, а скорее с публикой, которая там обитает. Публика, причём, имеет свойство меняться, не знаю, с чем это связано. На Кузнецком, например, было какое-то время хорошо, потом играть стало совершенно неинтересно, а сейчас опять хорошо. От чего это зависит, я не знаю. Наверно, какой-нибудь психолог мог бы сделать хорошую диссертацию на эту тему.

Я помню Арбат, который начался в 1986-87 годах ориентировочно. В то время он стал пешеходной зоной и на нём вдруг разрешили выступать уличным музыкантам и вообще всем. Это было странное чувство. Совершенно непривычное ощущение от того, что я могу просто встать на улице с гитарой и начать что-то петь. Причём меня за это никто никуда не заберёт, не отведёт в какую-нибудь милицию. Это было очень здорово! Эпоха великого всплеска всеобщего энтузиазма.

В те времена любой человек, который хотя бы немного играл на гитаре, на Арбате мог уже рассчитывать на некую аудиторию. Всем было всё интересно. У меня есть приятель — арбатский поэт Александр Бекетовов, Хоббит. Он когда-то был хорошо известен на Арбате. Слушать его собирались, наверное, по 500 человек, не меньше. Я, помню, как-то спросил его: «А приди ты сейчас, сколько бы народу собралось послушать?» Он ответил: «Сейчас бы вообще никто не собрался».

Наверное, чем дальше, тем меньше у людей остаётся интереса к чему-либо. Обвалом сыпется разная информация. Много-много-много всего. И вранья всякого тоже много. Всё сложнее становится вычленить из всего этого что-то действительно интересное и хорошее.

– Каким лично вам больше запомнился тот Арбат?

М.Б.: Тем самым Арбатом конца восьмидесятых… Людям тогда просто больше нравился творческий процесс и подувший ветерок свободы, а не процесс зарабатывания денег. На Арбат также приходили просто общаться, встречаться со знакомыми и друзьями. Ныне на Арбате, на мой взгляд, стало просто скучно. Туристы, например, приходящие сейчас на Арбат, видят множество ресторанов, ларьки с сувенирами да трёх человек с гитарами. И почти ничего не осталось от той атмосферы андеграунда, которой был пропитан сам воздух и каждый арбатский дворик.

Но я почти каждый год всё равно выбираюсь на Арбат. Каждый раз мне всё так же становится грустно от ощущения того, что прежний Арбат куда-то ушёл. Нет прежней тусовки людей, из которых все всех знали. Уличное творчество как-то само по себе не то чтобы пропало, а просто стало каким-то уж очень за деньги.

– Можно ли каким-то образом возродить культуру старого Арбата?

М.Б.: Я не знаю. Мне кажется, что в каждом городе должно быть место, которым его жители могут гордиться, рассказывать гостям: «А вот у нас есть Монмартр, Арбат или Пикадилли, неважно, что. Важно, что там происходит что-то, свойственное только и именно этому городу. В Москве сейчас такого места, на мой взгляд, нет. Разве что Болотка. Да и там, по-моему, всё как-то потихоньку сливается.

– Расскажите о вашем нынешнем коллективе.

М.Б.: Коллектив называется «Переходный возраст». У нас часто менялся состав. Одно время играли с Марэн, ныне это группа «Повелитель междометий». Долгое время играли с Дымкой. Прекрасные песни, очень интересный человек. Жаль, что её больше нет с нами.

А сегодняшний состав только начал своё развитие. Надеемся в скором времени подготовить новую программу. На улице, конечно, тоже будем её играть.

– Что бы хотели напоследок пожелать нашим читателям?

М.Б.: Пожелать? Ну, мира, добра, хорошего общества, в котором самим приятно жить будет. Всеобщей человечности человеков к человекам! Добра, в первую очередь.

– Большое спасибо вам, Михаил!

М.Б.: Всегда пожалуйста! Спасибо вам.

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом!

Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА