Стихи Даниэля Клугера. Поэты по субботам

Даниэль Клугер — и поэт, и песенник, и писатель-фантаст, и прозаик, и публицист, и переводчик. Кто же ещё? Он сам особо не выделяет какое-либо из своих предназначений. Хотя, пожалуй, факт занятия физикой из его биографии выпал из перечня лет двадцать пять тому назад, напоминая о себе несколькими изобретениями в области клинической дозиметрии.

Даниэль Клугер — эпический поэт, песенник-балладист, фантаст-историк, прозаик-романист, публицист-исследователь. Исполняя под гитару свои неповторимые баллады, он чем-то напоминает Крысолова. Критика маститых литераторов сближает их, что отнюдь не мешает поэту.

Но разница всё же есть, и существенная: Клугер ведёт за собой Читателя, а не вредных крыс. Он увлекает своей трактовкой исторического прошлого, не выдумывая ни героев, ни фабулу. Он просто аранжирует легенды прошлого, умело и мастерски, поёт их под гитару, называя балладами, воссоздаёт дела давно минувших дней. И Читатель оказывается визави.

ЛЕГЕНДА О ЧЁРНОМ ГЕНРИХЕ

Жил разбойник Чёрный Генрих возле леса над рекою,
Горемыкам был защитой и несчастьем — для врагов.
Отличался метким глазом и уверенной рукою,
Попадал в имперский талер с тридцати пяти шагов.
…Как-то в полночь на поляне затаился Чёрный Генрих,
Тишину не нарушая ни движеньем, ни смешком.
Вскинул он ружьё, заслышав звук шагов тяжёлых, мерных —
На поляну вышел путник с длинным жезлом и мешком.

И воскликнул Чёрный Генрих: «Не для всех дорога эта!
Захотел пройти бесплатно — да по первому снежку?
Я – хозяин здешней чащи от заката до рассвета.
Заплати, не то, ей-богу, разнесу тебе башку!»
Засмеялся громко путник и сказал ему с издёвкой:
«Бедный Генрих, не иначе ты свихнулся иль уснул.
Да, ружьём своим владеешь ты с отменною сноровкой,
Только разве ты не видишь — пред тобою Вельзевул!»

Но сказал спокойно Генрих: «Ты меня не напугаешь.
Одолеть меня сегодня у тебя не хватит сил.
Я тебя, нечистый, знаю, только ты меня не знаешь:
Из креста отлил я пулю и в часовне освятил!»
Чёрт в лице переменился и спросил: «Чего ты хочешь?
Тороплюсь я, мне с тобою препираться недосуг!
Назначай скорее плату, о которой так хлопочешь,
Говори — желаешь денег или дьявольских услуг?»

Но ответил Чёрный Генрих: «Отпущу тебя, рогатый.
Ты уйдёшь сегодня с миром, но оставь-ка свой мешок.
Ведь явился ты из Кёльна — и с добычею богатой:
Нынче в Кёльне был повешен вор по прозвищу Вершок.
Не по росту был он предан, не по росту благороден,
Да не смог я из неволи друга старого спасти.

Не разбил я дверь темницы, не сказал ему: «Свободен!»
Но не дам я душу друга в бездну адскую снести!»

И прицелился разбойник. Страшный путник содрогнулся,
Снял с плеча мешок и молча бросил Генриху к ногам.
И тотчас взмахнул рукою, снежным смерчем обернулся,
Стукнул жезлом и умчался к тёмным адским берегам.
И сказал душе бесплотной Чёрный Генрих на поляне:
«Уберег тебя от ада — отправляйся, братец, в рай.
Не держи, Вершок, обиды на меня в небесном стане.
Если ж в рай тебя не пустят – ты мне только знак подай!»

КОРОТКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ВЕК

Который день в стране — разброд,
Среди панов и воевод,
Не могут выбрать короля — позор на целый свет.
В Варшаве заседает сейм,
Уж спорить надоело всем,
Паны шумят, паны кричат — а короля всё нет.

Сказал тогда один магнат:
«Друзья, ведь каждый был бы рад
Оставив этот буйный зал, отправиться домой.
А коли так, то вы не прочь,
Проформы ради, лишь на ночь
Кого угодно королём поставить над собой?»

Они ответили: «Давай!»
Они вскричали: «Называй!
А мы согласны, шут с тобой, иначе — караул!»
Магнат сказал: «Большая честь!
А кандидат, конечно, есть —
Один штукарь, еврей-корчмарь по имени Шаул!»

Вельможи за бока взялись,
От смеха стены затряслись,
И мудро сейм решил: «И впрямь — а чем не шутит чёрт?
Давайте выберем его,
Ведь, право, до утра всего —
И по домам скорей, у всех же дел невпроворот!»

В корчму отправлен был гонец —
Позвать еврея во дворец.
Ему отныне суждена совсем другая роль.
И во дворец пришёл Шаул,
Ему резной подали стул:
«Садись на трон, Шаул-еврей, теперь ты — наш король!»

Сказал Шаул: «Вот это да!
Теперь мне горе — не беда!
Удача верная теперь сияет впереди!
Могу на пир друзей собрать,
Могу злодеев наказать,
Ты нищ и гол — я помогу, ведь я — король, поди!»

Еврей мечтательно моргнул.
«Ну что ж — начнём!» – сказал Шаул.
Ему в ответ: «Ты прикуси язык поганый свой!
Пойми, хоть ты и во дворце,
Хоть в королевском ты венце —
Но если что — учти, еврей, ответишь головой!»

«Но как же так?!» — Шаул вскричал.
Ему в ответ: «Каков нахал!
Эй, посмотрите на него! Видали дурака?!
Ты только пикни — видит Бог!
Тебя, конечно, за порог,
Но перед тем, еврей, ей-ей, намнём тебе бока!»

И замолчал король Шаул,
Поскольку всё тотчас смекнул.
Благословенья испросил Небесного Царя,
Затем вздохнув, прищурив глаз,
Издал единственный указ:
«Прогнать немедля из дворца Шаула-корчмаря!»

Опять Шаул сидит в корчме,
Не во дворце и не в тюрьме.
И с каждым часом наш Шаул, пьяней да веселей!
Сидит в корчме и водку пьёт,
И песни длинные поёт
О том, какой короткий век евреев-королей!

Как известно, королей в Польше избирал сейм. В 1587 году, после смерти короля Стефана Батория, сейм долго заседал и никак не мог прийти к единому мнению относительно кандидатуры нового короля. Дело зашло в тупик, потому что именно в этот день нужно было избрать короля, и без этого разойтись участники сейма не могли. И тогда один из магнатов, Николай Радзивилл, предложил избрать королём еврея-откупщика Шаула Валя, на одну только ночь, чтобы участники сейма разошлись по домам, а утром, на трезвую голову, приняли решение. Эта история породила множество легенд, которые рассказывали польские евреи.

ПОСЛЕДНИЙ РОМАНС ЯНА ПОТОЦКОГО

Огней Сарагосы причудлив узор,
И строки скользят белизною бумаги,
И тает неспешный пустой разговор,
И кем-то по стенам развешаны флаги.

Свеча догорает, и ноет ребро —
В нелепой тоске по Булонскому лесу.
А я полирую платком серебро,
Чтоб тем завершить надоевшую пьесу.

Оставлен Париж и оставлен Стамбул,
Азарт дуэлянта, расчёт шахматиста.
Мой ангел-хранитель, должно быть, уснул
Лет двести назад — или, может быть, триста.

Приходит рассвет… Кто-то ждёт под горой…
И ангелу вслед мои гости уснули…
То не Афродита из пены морской —
Рождается абрис серебряной пули.

Куда мне бежать от придуманных строк?
Из Польши — в объятья к восточному зною?
Но порох засыпан, и щёлкнет курок,
Так славно игру завершая игрою.

По жизни пройду и молясь, и греша.
В медвежьем углу ветер песню посвищет.
И коль не дрожат ни рука, ни душа,
То пуля висок непременно отыщет.

Ян Потоцкий, автор «Рукописи, найденной в Сарагосе», отличался эксцентрическим нравом. Эта эксцентричность видна и в истории его смерти: Потоцкий изготовил пулю из серебра, затем освятил её в соборе и застрелился, оставив письмо, написанное в ёрническом стиле.

БАЛЛАДА О РАББИ БЕШТЕ И РАЗБОЙНИКЕ ДОВБУШЕ

Небо словно синий бархат, в серых облачных заплатах,
Прячет от чужого взора горный перевал…
Жил да был Олекса Довбуш, он разбойничал в Карпатах —
Отнимал он у богатых, бедным раздавал.

Жил в Карпатах реб Исроэль, рабби Бешт — мудрец известный.
И пришёл к нему разбойник, раненый, без сил.
Рабби Бешт отвёл погоню, и молитвою чудесной
Раны вылечил, водою горной напоил.

И сказал ему Олекса: «Заживает быстро рана,
Я уеду нынче утром», — а раввин в ответ:
«Видел как-то в Коломые друга твоего Ивана
Знай же, что измена ходит за тобою вслед».

Помрачнел Олекса Довбуш, по лицу скользнули блики,
Почему-то охватила легиня журба.
И промолвил реб Исроэль — рабби Бешт, мудрец великий:
«Ходит друг твой мимо церкви и не крестит лба.»

И сказал раввину Довбуш: «Я тебя не понимаю,
Ты ж не веришь в Иисуса, в нашего Христа!
Он не крестится — так что же? Я его с юнацтва знаю
Верен мне Иван, и совесть у него чиста!»

Но ответил реб Исроэль: «Не развеешь ты тревогу,
Не напрасно я печалюсь о твоей судьбе.
Он не крестится на церковь, своему не верен Богу,
Так с чего ж ему, Олекса, верным быть тебе?»

…Вместе с другом ехал Довбуш, засмотрелся он на птицу,
А Иван отстал немного, и на бережку
В первый раз перекрестился, зарядил свою рушницу
И послал лихую пулю в спину ватажку.

Прошептал он: «Надоело с жебраками целоваться,
Ночевать – то в чистом поле, то в глухих лесах.
Надоело брать богатство, да тотчас его лишаться,
Щеголять в дрянном каптае, старых чоботах!»

…И ушла душа Олексы да к последнему порогу,
Слышал он слова раввина, будто наяву:
«Он не крестится на церковь, своему не верен Богу…»
Кровь горячая стекала в жёлтую траву.

Рабби Исраэль (Исроэль) Бен Элиэзер Баал-Шем-Тов (Бешт) (1700-1760) — великий праведник, мудрец и чудотворец (отсюда и прозвище «Баал-Шем-Тов», то есть, владеющий Именем), основоположник хасидизма. Олекса Довбуш (1700-1745) — знаменитый разбойник, «опришек», «карпатский Робин Гуд».

ЭПИЛОГ

И снова солнце на ветвях акации
Качается бумажным фонарём.
Деревья превратились в декорации,
И горизонтом — сцены окоем.

И ждёте Вы начала представления,
Расправили поблекшие цветы,
Но память возвращает сновидения,
Добавив им реальности черты.

Куда как просто указать виновника,
Поставить перед строем у стены…
Граница сна — граница подоконника,
Минуты сочтены и учтены,

Трагедия — а может быть, пародия,
Отыгранная некогда стократ,
Навязчиво звучащая мелодия
И утреннего кофе аромат.

Храни Вас Бог от прозы возвращения!
Казалось бы, знакомые места,
Но роли претерпели превращения,
И тексты не читаются с листа,

И те же, может быть, кусты шиповника,
И музыка похожа, но не та —
В театре постаревшего любовника,
В театре невеселого шута…