Стихи Иона Лазаревича Дегена. Поэты по субботам

Автор: 29.10.2015 Обновлено: 14.10.2021 12:48

Ион Деген … если можно было бы сказать о человеке «реликвия», сказала бы о нём. Шестнадцатилетним Ион уже воевал (пошёл добровольцем, солгав, что окончил школу, и исполнилось 18 лет). И всю вторую мировую провёл на передовой, сначала в разведке, потом командиром танка Т-34, командиром взвода, командиром роты.

Три ранения, покалеченная, но чудом не ампутированная нога, из кусочков раздробленной кости собранная челюсть, осколок в мозгу. Ордена и медали — полный борт пиджака весом в несколько килограмм, стихов и рассказов — гораздо больше. И ещё Ион Деген — выдающийся медик и учёный, доктор наук, сделал несколько важных открытий, в 1959 году впервые в истории медицинской практики осуществил реплантацию конечности.

Поэт и воин, врач и учёный… Скоро Иону Лазаревичу исполнится девяносто. В основном, его стихи о войне или связаны с войной. «Война никогда не кончается…» — так называется одна из книг Дегена. Рассказ из этой книги под названием «Свобода выбора», где автор, тяжело раненый во вражеском окружении, пишет на грани самоубийства, заканчивается так: «А жена и сын у него ещё будут. И главное, он вернётся на землю, которая обещана его предкам — Аврааму, Ицхаку и Яакову. Он выбрал нужный отрезок на дуге колебаний между Добром и Злом. На обещанной земле у его народа больше никогда не будет необходимости кончать жизнь самоубийством».

Последнее стихотворение, прочитанное мне по телефону, тоже о войне.
Ион Лазаревич живёт в Гиватаеме с женой и сыном. Есть у него сын, две внучки и внук. Недавно в музее танковых войск в Латруне состоялась презентация документального фильма «Деген», скоро он появится в прокате.

——————————

НАЧАЛО

Девятый класс окончен лишь вчера.
Окончу ли когда-нибудь десятый?
Каникулы — счастливая пора.
И вдруг — траншея, карабин, гранаты,

И над рекой до тла сгоревший дом,
Сосед по парте навсегда потерян.
Я путаюсь беспомощно во всём,
Что невозможно школьной меркой мерить.

До самой смерти буду вспоминать:
Лежали блики на изломах мела,
Как новенькая школьная тетрадь,
Над полем боя небо голубело,

Окоп мой под цветущей бузиной,
Стрижей пискливых пролетела стайка,
И облако сверкало белизной,
Совсем как без чернил «невыливайка».

Но пальцем с фиолетовым пятном,
Следом диктантов и работ контрольных,
Нажав курок, подумал я о том,
Что начинаю счёт уже не школьный.

Июль 1941 г.

РУСУДАН

Мне не забыть точёные черты
И робость полудетских прикасаний,
И голос твой, когда читаешь ты
Самозабвенно «Вепхнис тхеосани».*

Твоя рука дрожит в моей руке.
В твоих глазах тревога: не шучу ли.
А над горами где-то вдалеке
Гортанное трепещет креманчули.

О, если бы поверить ты могла,
Как уходить я не хочу отсюда,
Где в эвкалиптах дремлют облака,
Где так тепло меня встречают люди.

Да, это правда, не зовут меня,
Но шарит луч в ночном батумском небе,
И тяжкими кувалдами гремя,
Готовят бронепоезд в Натанеби.

И если в мандариновом саду
Я вдруг тебе кажусь чужим и строгим,
Пойми,
Ведь я опять на фронт уйду.
Я должен,
Чемо геноцвали гого**.

Не обещаю, что когда-нибудь…
Мне лгать ни честь, ни сердце не велели.
Ты лучше просто паренька забудь,
Влюблённого в тебя. И в Руставели.

Весна 1942 г.

*Витязь в тигровой шкуре.
** Моя любимая девушка (груз.)

***

Я не мечтаю о дарах природы,
Не грежу об амброзии тайком.
Краюху мне бы тёплую из пода,
И чтобы не был этот хлеб пайком.

Февраль 1943 г.

***

Дымом
Всё небо
Закрыли гранаты.
А солнце
Блеснёт
На мгновенье
В просвете
Так робко,
Как будто оно виновато
В том,
Что творится
На бедной планете.

 Июль 1944 г.

***

На фронте не сойдёшь с ума едва ли,
Не научившись сразу забывать.

Мы из подбитых танков выгребали
Всё, что в могилу можно закопать.
Комбриг упёрся подбородком в китель.
Я прятал слёзы. Хватит. Перестань.

А вечером учил меня водитель,
Как правильно танцуют падеспань.

Лето 1944 г.

***

Есть у моих товарищей танкистов,
Не верящих в святую мощь брони,
Беззвучная молитва атеистов:
— Помилуй, пронеси и сохрани.

Стыдясь друг друга и себя немного,
Пред боем, как и прежде на Руси,
Безбожники покорно просят Бога:
— Помилуй, сохрани и пронеси.

Сентябрь 1944 г.

ЧАСЫ

В железном корпусе помятом,
Бесстрастно время отмеряя,
Часы с потёртым циферблатом —
Вы были часть меня живая.

Зубчаток медные кружочки,
И стрелок линия витая,
И даже кожа ремешочка —
Как будто часть меня живая.

Стары и очень некрасивы,
И невозможные педанты.
За ваш размер, за стук ретивый
Прозвали в роте вас «куранты».

Я часто думал: неужели
Нам вместе суждено умолкнуть?
(Застынут в карауле ели,
Роняя скорбные иголки).

Ведь и зубчатки, и кружочки,
И стрелок линия витая,
И даже кожа ремешочка,
Всё было часть меня живая.

Я помню песню на привале —
Унылый суррогат молитвы.
Часы солдатам подпевали,
Как метроном, диктуя ритмы.

Я помню песню пулемёта,
Его безумную чечётку,
И похвалу: мол, он работал,
Как вы, уверенно и чётко.

Я помню танк. Одно мгновенье —
Обугленная груда стали.
В немецком сидя окруженье,
Часы со мною замирали,

Всё — и зубчатки, и кружочки,
И стрелок линия витая,
И даже кожа ремешочка,
Как будто часть меня живая.

Я верил прочно, беспредельно,
Что талисман вы мой счастливый,
Что раз мы с вами нераздельны,
То всю войну мы будем живы.

Под гимнастёркою солдатской
И ремешок ваш был приличен.
Я относился к вам по-братски,
И вид ваш был мне безразличен.

Но я, надев костюм гражданский
(О, час желанный и счастливый!),
Заметил ваш размер гигантский
И циферблат ваш некрасивый…

Вы вдруг предстали в новом свете…
Стал забывать я дни былые.
На модном вычурном браслете
Я захотел часы другие.

А циферблат смотрел с укором,
И стрелки двигались незримо…
Да, человек, ты очень скоро
Забыл друзей незаменимых.

Сентябрь 1945 г.

БЕЗБОЖНИК

Костёл ощетинился готикой грозной
И тычется тщетно в кровавые тучи.
За тучами там — довоенные звёзды
И, может быть, где-то Господь всемогущий.

Как страшно костёлу! Как больно и страшно!
О, где же ты, Господи, в огненном своде?
Безбожные звёзды на танковых башнях
Случайно на помощь костёлу приходят.

Как чёрт прокопченный, я вылез из танка,
Ещё очумелый, у смерти в объятьях.
Дымились и тлели часовни останки.
Валялось разбитое миной распятье.

На улице насмерть испуганной, узкой
Старушка меня обняла, католичка,
И польского помесь с литовским и русским
Звучала для нас, для солдат, непривычно.

Подарок старушки «жолнежу-спасителю»
В ту пору смешным показался и странным:
Цветной образок Иоанна Крестителя,
В бою чтоб от смерти хранил и от раны.

Не стал просветителем женщины старой,
И молча, не веря лубочному вздору,
В планшет положил я ненужный подарок.
Другому я богу молился в ту пору.

Устав от убийства, мечтая о мире,
Средь пуль улюлюканья, минного свиста,
В тот час на планшет своего командира,
Слегка улыбаясь, смотрели танкисты.

И снова бои. И случайно я выжил.
Одни лишь увечья — ожоги и раны.
И был возвеличен. И ростом стал ниже.
Увы, не помог образок Иоанна.

Давно никаких мне кумиров не надо.
О них даже память на ниточках тонких.
Давно понимаю, что я — житель ада.
И вдруг захотелось увидеть иконку.

Потёртый планшет, сослуживец мой старый,
Ты снова раскрыт, как раскрытая рана.
Я всё обыскал, всё напрасно обшарил.
Но нету иконки. Но нет Иоанна.
 Ноябрь 1956 г.

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА