Алексей Любжин: Ориентация на среднего ученика не идёт впрок никому

Автор: 05.02.2020 Обновлено: 16.10.2021 12:01

Когда говорят об образовательной системе (советской, российской), прежде всего,подразумевают единую школу для всех — единые образовательные стандарты, единая программа, единый экзамен, единый учебник и т.д. По этому поводу доктор филологических наук Алексей Любжин в своей работе «Сумерки всеобуча» утверждает, что для средней школы концепция всеобуча гибельна. /epochtimes.ru/

«Ориентация на „среднего ученика“ не идёт впрок никому: сильные ученики недозагружены и скучают, слабые ученики не тянут. Результатом закономерно является деградация требований к уровню слабых учеников, что мы имели возможность пронаблюдать на уровне баллов ЕГЭ, конвертируемых в „тройку“», — пишет Алексей Любжин, руководитель магистратуры «История и культура античности» Университета Дмитрия Пожарского.

Мы продолжили эту тему в интервью с Алексеем Игоревичем Любжиным.

— Алексей Игоревич, что есть плохого во всеобщем образовании?

А.Л.: В образовании хорошо получается, когда ставятся реалистичные задачи и плохо, когда ставятся задачи невыполнимые. Посмотрим, как дело было поставлено в императорской России. Тогда для мальчиков выбор был более разнообразным, чем для девочек: гимназический тип, кадетский корпус, духовная семинария, коммерческое училище, реальный тип. Всего пять типов, но они все разные и не всеохватные. В каждом из этих типов преподавали два языка — древний и новый. Соответственно нигде в СССР два языка не преподавались, хотя и случались редкие, индивидуальные проекты.

Если подходить по меркам общеобразовательных школ Российской империи, в СССР не было среднего образования, поскольку по уровню всеобуч не дотягивал до любой из моделей дореволюционного образования. Они оценили бы его не как среднее, а высшее начальное образование, потому что до среднего мы не дотягиваем. Среднее образование возможно не для всех детей. Есть 10–20% детей, которые в принципе на начальном образовании и должны бы остановиться, потому что на среднюю программу они не вытягивают.

Если школа имеет право их выгонять или не принимать, это одна картина, в советской школе такой возможности не было. Эти слабые дети мешают другим учиться из-за своего поведения, и сами не выучиваются. Если подгонять критерии под них, приходится опускать и общую планку. Это недостатки модели всеобуча. Если устанавливают высокую планку, всё превращается в фикцию, если низкую, что происходит сейчас, — тогда дети, которые могли бы в других условиях выучить многое, не имеют такой возможности, потому что это просто не преподаётся.

— Идея всеобуча укоренила уравниловку в головах у советских людей, какие ещё последствия это может иметь?

А.Л.: Ещё в 1870 году в книжке русского историка Афанасия Прокопьевича Щапова «Социально-педагогические условия умственного развития русского народа» была озвучена мысль, что школа должна быть единой для всех, и что она должна основываться на естественных науках. Что большевики и осуществили. Естественные науки, конечно, в этом не виноваты. Большевики их не понимали, они просто считали, что из естественных наук вытекает материализм.

То, что всеобуч удержался после краха СССР, имеет несколько причин. С одной стороны, у большинства педагогического корпуса просто не было опыта, они кроме всеобуча не знали иного и даже не могли себе представить его. Эта модель, которая со скрипом работала в советское время, в постсоветское время стала неработоспособной совсем. Если в школе очень много предметов, и все они преподаются поверхностно, то получается, что большинство предметов каждому отдельному школьнику не нужно и неинтересно.

От школы требуется увеличивать социальное давление, чтобы школьник эти предметы усваивал. При советском времени это было возможно, но когда система рухнула, это перестало работать, и поползла вниз шкала требований. Чтобы не иметь дела со второгодниками, учителям приходилось заниматься чистым рисованием оценок, и дети могли совершенно спокойно ничего не учить.

Педагогам трудно было представить, заявить соответствующие требования и спроектировать соответствующую школу. Сейчас иные говорят, что советская школа очень похожа на дореволюционную, но это совсем не так, потому что у нашего педагогического сообщества нет понятия о том, что же на самом деле представляет собой дореволюционное образование или западное.

В 90-х годах было несколько попыток выйти из сложившегося стереотипа, возникло довольно много интересных авторских школ. Это не были элементы какой-то системы, были интересные проекты со своими хорошими идеями. Государственная политика, особенно в 2000 годах, была направлена на контроль и унификацию, и тогда этот проект был остановлен. Если в 90-х годах создавались десятки интересных школ, то в 2000-х и позже — только единицы.
Я не очень ценил советское образование, хотя математические школы действительно были очень высокого уровня. На Западе не достигли и не повторили этот уровень обучения. Но одной математикой жить не будешь. Я считаю, что гуманитарное образование в Советском Союзе было чудовищным.

— Ваши оппоненты скажут, что Вы же стали гуманитарием, и многие другие получили соответствующее образование, в чём его чудовищность?

А.Л.: (смеётся) Мне повезло, КПД в моей школе был высок, усвояемость знаний составляла порядка 40%, и потом, я был хорошим учеником. Если бы мне дали возможность изучать второй и третий языки, я бы с удовольствием их выучил. А так пришлось потратить много самостоятельных усилий и энергии на то, чему должны были выучить в школе.

— Почему сейчас критикуют систему образования, говоря, что она навязана западом?

А.Л.: На самом деле западная модель не была принята в 90-х годах. Дореволюционное образование было ориентировано на немецкую модель, то есть там была humanistisches Gymnasium, классическая, научная гимназия, где обучали древним языкам. Есть и естественнонаучная гимназия, аналог реального училища. Наряду с этим было народное училище — Hauptschule. Это как бы не среднее, а высшее начальное, то есть это очень разные типы, которые заимствованы не были. Поэтому у нас нет ничего похожего на гуманистическую гимназию. Заимствована была только определённая деталь не западной как таковой, а скорее американской системы. И не в том виде, в каком она существует там, а в своём доморощенном варианте, как тестовый экзамен, который абсолютно не повлиял на школьные предметы, не повлиял на программу, изменились только формы отчётности по ней.

Так что у нас всё ещё сохраняется советская школьная система. Социальное давление стало слабее, но в среднем школьники учатся хуже, усваивают меньше. Но есть и исключения, где в нескольких школах ведётся интеллектуальная работа меньшинством, и у этого меньшинства условия для школьного обучения всё же лучше чем в Советском Союзе.

— Если вернуться к тем нескольким экспериментальным школам постперестроечного периода, в чём состояла уникальность обучения? Была ли у них возможность выпускать свои учебники?

А.Л.: Там были другие предметные наборы и другое распределение времени. К примеру, 601 гимназию в Санкт-Петербурге можно назвать классической, там преподают два древних языка в полном объёме и ещё два иностранных языка — английский и немецкий. «Интеллектуал» строится на возможности наращивания своих усилий по любому предмету. Учебники были едиными, но если урок биологии преподаётся профессионалом, тебя этому предмету учат уже серьёзно.

Только грамотно составленная учебная программа поможет достичь успехов. Но если мы преподаём историю в течение двух часов в неделю, многого не добьёмся из-за нехватки времени. Сейчас в старших классах вернули русский язык, раньше его не было. Но смотреть на преподавание русского языка без слёз невозможно. В нашей ситуации невозможно определить работу педагога тестами, потому что у всех есть репетиторы. Оценивать уровень преподавания предметов по результатам ЕГЭ будет неправильным. Непонятно, как разделить труд педагога и репетитора.

— Все хотят получить хорошее образование, но в чём оно выражается помимо программы — в хорошем воспитании?

А.Л.: С воспитанием сейчас ситуация довольно жёсткая, потому что воспитывать модно, но у школы довольно мало инструментов воспитания. Фактически из тех факторов, которые формируют личность молодого человека, школа сильно уступает семье, улице, Интернету. Душеспасительные беседы не помогут, они малоэффективны. Воспитание происходит на личном примере. Если школьник видит, что учитель далеко не уважаемая фигура в обществе, у него формируется представление, что образование не нужно и не престижно, вот такой получается воспитательный эффект у школы.

С этим довольно трудно бороться, поскольку учитель приходит на урок потрёпанный жизнью, всем недовольный и транслирует свой негатив в класс. Что с этим можно сделать, никто не знает. У государства денег на школу столько, сколько есть, больше не найдётся. Ему сейчас не до того, и никакое другое социальное содержание школа транслировать не будет. Школа не сможет вырвать лидерство в воспитании детей, она всё равно будет уступать семье, улице, виртуальным средам, где школьники всё больше находятся. Будет транслировать негативную установку по отношению к образованности и однажды, оглянувшись, мы увидим, что ни улица, ни семья, ни виртуальная среда, других и более позитивных установок не дают. Всё равно, так или иначе, школьник придёт к пониманию, что заботиться нужно о собственном благополучии, семье. Если в нём и вырастает что-то альтруистическое, то это происходит вопреки общественному давлению, нежели в соответствии с ним.

Общий посыл можно сформулировать так — надо заботиться о собственном благополучии и образованность не лучший для этого путь.

— Звучит весьма пессимистично. Говоря другими словами, современная школа транслирует в общество бездуховность, равнодушие…

А.Л.: А ничего другого школа транслировать не может. Те люди, которые там работают, тоже являются членами этого общества, и в своём подавляющем большинстве они разделяют его ценности, и при этом содержание их воспитательных бесед абсолютно безразлично.

— Всё же немало хороших педагогов помнит история, они есть и в наше время!

А.Л.: Да есть, у них выйдет и гораздо больше хороших людей. И наше общество рисуется не чёрно-белыми красками, и о своём благополучии можно тоже по-разному заботиться. Можно это делать за счёт других, а можно о себе не забывать и другим вреда не причинять. Таких людей тоже достаточно много. Невозможно, чтобы все были святыми, но порядочных людей достаточно много. Есть и волонтёрское движение среди молодых ребят, но это развивается не благодаря школе, она тут ни при чём. Есть подспудные общественные течения, которых мы пока можем не видеть, но которые таким образом пробиваются на поверхность.

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА