Андрей Медушевский: Без реформ дальнейшее развитие рискует завершиться жёстким поворотом назад

Какой период мы переживаем с вами — реформацию или реставрацию, модернизацию или варваризацию, развитие или деградацию? На эти вопросы мы попросили ответить Андрея Медушевского, профессора департамента политических наук НИУ-ВШЭ, доктора философских наук, действительного члена РАЕН. /epochtimes.ru/

— Андрей Николаевич, почему в нашем обществе не укрепились основные конституционные принципы – свобода, равенство, права человека?

А.М.: Современное российское общество осознаёт значение этих ценностей, но выражающие их конституционные принципы действительно не стали полноценной основой правового сознания и поведения большей части общества.

Основные причины заключаются, конечно, в особенностях исторического формирования российского социума, не способствовавших проникновению в него либеральной трактовки прав. Речь идёт об особом типе отношений общества и государства, где не было места правам личности. Традиционное правосознание индифферентно к понятию свободы в юридическом смысле, равенство понимает с эгалитаристских позиций (в уравнительно-распределительном смысле), а индивидуальные права приносит в жертву коллективным.

В постсоветский период наметился отказ от коллективизма, системы неограниченной власти партийной олигархии и вождя, однако в общественном сознании традиционалистские ценности оказались чрезвычайно устойчивы, сохраняется разрыв права и реальности, преодоление которого связано с необходимой глубокой трансформацией сознания.

Прежде всего, следует иметь в виду, что схожие исторические факторы присутствуют и в других обществах, где переход к демократии сталкивался с неблагоприятным наследием традиционалистского сознания и авторитаризма (в Европе ХХ века это такие страны, как Германия, Испания, Греция, за её пределами, напр., Япония, Турция, Мексика) и российский случай вовсе не уникален в истории.

Распространённое представление об «уникальности» российского исторического опыта, поэтому, нуждается в корректировке в сравнительно-исторической перспективе.

Начиная с реформ Петра Великого и до революции 1917 г. в Российской империи при активном участии государственной власти, шло медленное, но целенаправленное развитие по западному пути, становление гражданского общества, укрепление правовых институтов. Этот вектор был оборван в советский период, когда радикальные социальные изменения осуществлялись насильственным неправовым путём, а правовое регулирование носило номинальный характер. Принятие Конституции 1993 г. теоретически обозначило исторический переход от коммунизма к либеральной демократии и от номинального права к реальному.

Конституция провозгласила эти принципы, но для их осуществления необходима серьёзная и трудная работа, которая состоит в формировании институтов, параметров сознания, новых поведенческих установок. Эта работа не может быть осуществлена быстро, поэтому важно упорно двигаться по этому пути.

Кроме того, с самого начала было ясно, что если институты не действуют или действуют плохо — это вызывает агрессивную реакцию общества на сами принципы, реакцию, которой успешно пользуются консервативные политические силы.

— Почему же конституционные принципы так быстро устарели? Ведь прошло всего 25 лет с момента установления новой государственности, а люди уже разуверились в построении справедливого общества, основанного на Законе?

А.М.: Конституционные принципы вовсе не устарели и в полной мере сохраняют своё значение. Главная проблема — в правосознании общества. Представления основной массы населения о справедливости могут отличаться от нормы права: нормы могут быть вполне рациональны, но отторгаться традиционным сознанием. Эта ситуация выражалась в истории феноменом «правового дуализма» — конфликтом традиционного (обычного) крестьянского права и норм западного гражданского права, насаждаемых государственной властью.

В советское время дилемма была снята механически — слиянием публичного и частного права с жёстким идеологическим регулированием правосознания. В постсоветский период — она возродилась в виде конфликта старого и нового правосознания. Существо проблемы выражается в дилемме — трансформировать общество на основе конституции (исходя из предположения, что её принципы обгоняют существующую социальную реальность) или, наоборот, трансформировать саму эту конституцию под несовершенное общество с целью преодолеть «разрыв права и реальности», добиться «сближения нормы с реальностью» в целях повышения «эффективности» правового контроля.

Это дилемма всех демократических реформ, догоняющей модернизации, стратегии и технологий её осуществления.

Государственная власть, точнее, политическая элита, оказываются перед выбором — опираться на устойчивые традиционалистские ценности и стереотипы либо активно действовать в направлении их пересмотра. Первый путь может показаться (а отчасти и действительно является) более эффективным с точки зрения обеспечения стабильности в краткосрочной перспективе, второй — более сложен, неоднозначен, но обеспечивает поступательное движение демократической трансформации в длительной перспективе.

Современный консервативный тренд связан с выбором первого варианта развития. В этом смысле он может быть определён как своеобразная посткоммунистическая реставрация — возврат к ценностям социалистического периода или даже дореволюционного периода.

Консерваторы эффективно используют спад информационной энергетики реформ и сбои конституционализма для поворота общественного сознания вспять — к устойчивым стереотипам коллективизма, антизападнических настроений, авторитаризма. Но этот выбор не может быть долговременным, поскольку ведёт к изоляции и утрате динамики в условиях глобализации.

Рано или поздно выясняется необходимость второго варианта (который отстаивают прежде всего либерально-прагматические аналитики) — содержательных реформ, последовательной модернизации экономики и политической системы с целью обеспечения их конкурентоспособности в глобальной перспективе.

Условием успеха конституционных реформ и создания демократических институтов является, следовательно, степень осознания их обществом и прежде всего элитой — по крайней мере, той её частью, которая связывает сохранение своей власти с модернизацией политической системы.

— Аналитики с тревогой наблюдают, как психология «оккупанта» спровоцировала всплеск ура-патриотизма, допускаете ли Вы, что идеология национализма может развалить Россию на несколько малых государств?

А.М.: Под психологией «оккупанта» понимается обычно такое отношение власти к обществу, при котором она рассматривает его как население оккупированной страны, а свою задачу видит исключительно в поддержании покорности управляемых. Это термин, используемый в литературе о самых отсталых странах, где нет не только гражданского общества, но по существу и единой нации, а население представляет собой механический конгломерат разрозненных этнических, национальных, лингвистических и конфессиональных групп, объединяемых в одно целое исключительно путём принуждения.

Такова ситуация в странах, вышедших из колониальной зависимости, границы которых были произвольно скроены колонизаторами без учёта исторической специфики проживавших там народов. Если согласиться с данной метафорой в отношении российской ситуации, то проблема идеологии национализма теряет смысл – не может быть национализма там, где нет нации.

Для постсоветской России остаётся актуальной проблема формирования не нации, а «гражданской нации» — движение от этноса к гражданскому обществу, от ксенофобского национализма к такой его концепции, которая включает идею либеральных прав и индивидуальных свобод, а в перспективе — вообще нивелирование национальных различий как «детской болезни» человечества. Формирование новой гражданской идентичности — магистральный путь для преодоления националистических и сепаратистских устремлений.

Что касается вашего вопроса, вряд ли в ближайшем будущем Россию ожидает распад на малые государства по национальным признакам.

— В чём видится смысл реформирования российской конституционной и политической системы? И какими ценностями должна руководствоваться демократическая общественность при определении своего отношения к реформе?

А.М.: Смысл современных реформ — добиться уничтожения исторического отчуждения общества и власти, выстраивания стабильной правовой и институциональной системы, преодолевающей разрыв формально-правовых и неформальных антиконституционных практик, ведущих к воспроизводству авторитарной системы власти. На этом пути необходимо разрушить искусственные барьеры между обществом и государством, создав условия для полноценных обратных связей граждан и политической власти, используя конституционные институты и процедуры в их истинном смысле и развивая новые формы гражданской деятельности.

Для успешного проведения демократических конституционных реформ нужно отказаться от культурной замкнутости, отказаться от стереотипов мнимого конституционализма в пользу реального, перейти от имитационной многопартийности, предельно централизованной коррупционно-бюрократической системы управления к системе ответственного правительства, от режима неограниченной власти главы государства к институту подконтрольного обществу национального лидерства с понятной правовой процедурой сменяемости власти.

Всё это в целом и будет означать трансформацию режима имперского президента в режим аутентично функционирующей смешанной формы правления.

Для последовательного осуществления проекта демократической модернизации чрезвычайную актуальность сохраняют задачи выработки обществом новой публично-правовой этики, создание качественного доминирующего проекта реформ, формирования элиты реформ, способной осуществлять их в длительной перспективе, образование независимых аналитических центров, призванных аккумулировать информационную энергетику преобразований, трансформируя её в научные программы, стратегии и политические технологии.

— Как остановить массовое оболванивание народа ложными ценностями? Поможет ли новая Конституция возродить институт воспитания собственного достоинства?

А.М.: Достоинство — это осознание личностью своего общественного значения, права на общественное уважение, основанное на признании обществом ценности человека. Фактически данная категория имеет два значения: с одной стороны, это публичная ценность человека — та цена, которую придаёт ему общество или государство, с другой — та цена, которую человек придаёт себе сам.

Если согласиться с определением права как «минимума нравственности», то можно сказать, что правовые нормы фиксируют тот уровень гарантий прав личности, которыми она располагает в данную эпоху и в данной стране. Понятно, что в разные периоды и в разных странах эта цена была различна, иногда – высока, иногда — очень низка, она различалась в зависимости от социального устройства и места в нём данного лица, причём уровень юридических гарантий прав личности определялся во многом культурой, религиозными традициями, нравами, а не только юридически зафиксированными нормами.

В конституциях советского типа правовые гарантии прав определялись идеологическими установками и имели ограниченный характер.

Фундаментальные права не рассматривались как естественные и неотчуждаемые, ценности коллективизма преобладали над ценностями индивидуальных прав, права жёстко увязывались с обязанностями по отношению к государству; осуществление прав ограничивалось интересами построения коммунизма; наконец, отсутствовал конкретный механизм реализации прав в силу полной зависимости судов от государства.

В целом эта система вела к отрицанию прав человека в их аутентичном понимании, тяготела к произволу и репрессиям, осуществлявшимся государством во имя принятого проекта социального конструирования.

Таким образом, публичные интересы преобладали над частными, а автономный статус личности, т. е. её достоинство, — совершенно игнорировалось партийной бюрократией.

Российская Конституция 1993 г. фиксирует либеральную трактовку прав человека, которая выдвигает права личности как приоритетные, считает необходимым юридически ограничить возможности произвольного государственного вмешательства в их осуществление. Более того, она делает это очень последовательно на основании ценностей и принципов международных документов, вводивших эту концепцию, с учётом опыта основных демократических государств Европы.

Эта система является основной предпосылкой обеспечения достоинства личности в самом широком философском понимании термина. Я вообще считаю, что субъективные конституционные права и степень их осуществления — основной индикатор действенности конституционализма.

— За права человека в нашей стране пока борются единицы, к чему приведёт молчаливое соглашательство, где есть точка невозврата?

А.М.: Российское общество по-прежнему не воспринимает право как основной инструмент социального регулирования, предпочитая руководствоваться традиционным представлением о социальной справедливости. В этом проявляется историческое недоверие к праву, а иногда и осознанный отказ от него представителей интеллектуальной элиты в рамках так называемого правового нигилизма (классический пример — анархическая проповедь Л.Толстого).

Другая сторона проблемы заключается в том, что право и, в частности, конституционное право, ещё не получили адекватной реализации – сохраняется разрыв между правовыми декларациями и реальностью. Разрыв нормы и реальности присутствует в той или иной степени во всех политико-правовых системах, выражая элементарный факт отставания правового регулирования от быстрой социальной динамики.

Поэтому нередко можно услышать, что в Америке, или Европе не всё делается по закону.

Отклонение по важнейшим принципам (плюрализм, федерализм, разделение властей, независимость судебной власти, гарантии прав и свобод личности) приводит к последовательному сворачиванию конституционных принципов в рамках постсоветского политического развития.

После крупных социальных потрясений 1991 года (распад СССР) и конституционного кризиса 1993 г. в обществе наблюдается апатия, торможение, как следствие исторической неподготовленности конституционных преобразований, отсутствия институциональной основы и последовательной стратегии их направленного проведения.

Поэтому неудивительно, что дальнейшее развитие рискует завершиться жёстким поворотом назад — к исходной точке начала конституционных преобразований. Именно такова ситуация в современной России.

Инструменты блокирования конституционных принципов оказались достаточно разнообразны. В результате проведённого нами исследования было показано, каким образом встроенные «амортизаторы» блокируют действие каждого из принципов на институциональном уровне.

Принцип плюрализма деформируется системой двойных стандартов, существование которых опирается на особые «зарезервированные зоны», в которых исполнительная власть имеет значительную свободу усмотрения при определении, как смысла соответствующих норм, так и их применения на практике.

Реализация принципа разделения властей блокируется в результате сверхконцентрации президентских полномочий, дающих главе государства не только конституционные, но и метаконституционные прерогативы по вмешательству в деятельность всех трёх ветвей власти. Более того — фактического предопределения результатов их деятельности путём неформального влияния на их формирование и текущей «корректировки» по значимым политическим вопросам.

В рамках принципа федерализма те же функции выполняет выстроенная система вертикали исполнительной власти, «нейтрализующая» конституционные основы федерализма и реально ограничивающая самостоятельность субъектов федерации. Вообще сохраняет актуальность проблема переосмысления концепции российского федерализма, сохраняющего черты искусственной советской его интерпретации.

В области судебной власти роль такого «встроенного механизма» выполняет институт назначаемых председателей судов, существование которого существенно снижает уровень независимости и состязательности правосудия в угоду исполнительной власти.

— С каких преобразований надо начинать, чтобы реформы проводились не на словах, а на деле?

А.М.: В своём докладе я описал три фазы постсоветского конституционного цикла, охватывающих общие концептуальные основы политического режима – разделение властей, механизмы конституционного контроля, управления и легитимности власти. Наряду с общими предложениями по преодолению конституционных дисфункций современными аналитиками выдвинут ряд первоочередных задач в сфере конституционных преобразований, осуществление которых необходимо и возможно в краткосрочной перспективе.

В первую очередь необходимо вернуть конкурентную среду в политике, реализовать систему сдержек и противовесов на уровне реализации разделения властей, отменить законодательные ограничения и бюрократические наросты последнего времени. Вернуть действенность конституционным принципам предлагается путём законодательных реформ, отмены нововведений контрреформ новейшего времени, изменения институтов и административных процедур.

Без осознания системного характера проблемы российского конституционализма мы будем всё дальше отклоняться от принципа плюрализма, поддавшись логике двойных стандартов понимания приоритета интересов исполнительной власти, допуская негласное существование особых зон, свободных от конституционного контроля.

Добиться изменения ситуации возможно путём трансформации публично-правовой этики, расширения независимости судебной власти — прежде всего реального контроля конституционности принимаемых законов и практики их применения.

И, наконец, необходимо преодолеть растущий разрыв формальных и неформальных практик, особенно с учётом роли последних в величине конституционных отклонений по всем принципам; дифференцировать сами неформальные практики, устранив, прежде всего, их опасный антиконституционный субстрат. Это возможно сделать путём направленного законодательного регулирования, институциональных преобразований, повышения независимости судебной власти, юридического определения и ограничения делегированных полномочий администрации, создания административной юстиции.

Ряд важных предложений направлен на обеспечение системы противовесов — горизонтального и вертикального разделения властей. Прежде всего, целесообразно пересмотреть доминирующую трактовку принципа разделения властей, которая увязывает функционирование ветвей власти с деятельностью суперарбитра — президента. Ключевое значение здесь имеют: ликвидация условий, позволяющих президентской власти оказывать неконституционное влияние, особенно при выборах в Государственную думу и при принятии законов в Думе и Совете Федерации, оказывать воздействие на судебную власть по делам, в которых присутствует заинтересованность политических властей, добиваясь проведения судами «угодных» решений.

Далее, предлагается пересмотреть сложившуюся трактовку принципа федерализма, фактически приведшую к торжеству унитаристских тенденций. Для этого необходимо пересмотреть нормы федерального законодательства, фактически заменившие Конституцию Российской Федерации и конституции, уставы регионов в части определения статуса субъектов Российской Федерации, разграничения полномочий по предметам совместного ведения; преодолеть чрезмерную бюрократизацию и административную централизацию в субъектах Федерации по линии региональных бюджетных полномочий, институтов и их функций, добиться расширения на региональном уровне действия принципов политического плюрализма, многопартийности и непосредственной демократии, поднять авторитет Совета Федерации как палаты российского парламента. Подчёркивается необходимость преодоления чрезмерного отклонения от принципа разделения властей в регионах.

Важно дебюрократизировать судебную систему, исключив законодательные нормы и институциональные условия, способствующие формированию особой судебной бюрократии (назначаемых председателей судов), фактически поставившие под жёсткий контроль принятие ключевых решений в судейском сообществе.

Для укрепления конституционных основ независимого правосудия представляется актуальным осуществление системы мер, направленных на модификацию статуса председателей судов и укрепление независимости органов судейского сообщества. За этим следует повышение эффективности процессуального контроля за качеством судебных решений, институциональное и функциональное обеспечение эффективного судебного контроля за следствием в уголовном судопроизводстве.

Повестка конституционной модернизации включает законодательные реформы, способные вернуть реальную многопартийность и соблюдение прав и свобод граждан. Целью этих реформ должна стать полноценная реализация конституционных норм, гарантирующих свободу СМИ и недопущение неформальной цензуры, а также обеспечение действенности норм о праве граждан на легитимное выражение несогласия с политикой государственной власти в форме собраний, митингов и демонстраций. Сохраняет актуальное значение реализация избирательного законодательства и контроль за демократической практикой выборов, обеспечение равенства общественных объединений перед законом и гарантий деятельности политической оппозиции.

— Большое спасибо за интервью, будем надеяться, что наш разговор будет услышан.