Аркадий Шилклопер. Об отличиях творца от ремесленника

Автор: 11.08.2017 Обновлено: 14.10.2021 12:49

В музыкальном мире валторниста Аркадия Шилклопера, живущего в Германии, не нужно представлять, он известен также как композитор, аранжировщик, импровизатор, мультиинструменталист. Мы с ним познакомились на мастер-классе в Московской средней специальной музыкальной школе им. Гнесиных, где он предстал как опытный педагог, неутомимый искатель и фантазёр, что очень нравилось детям и их родителям, пришедшим на мастер-класс.

— Аркадий, а кто помог Вам стать тем, кем Вы стали — известным музыкантом, композитором?

А.Ш.: Я думаю, этому способствовало многое. В первую очередь я стал музыкантом благодаря своему отцу. Он сам был очень музыкальным, хотя не был профессиональным музыкантом, но у него была сильная интуиция. Когда я подрос, мой старший брат уже играл в духовом оркестре. Его руководитель, дирижёр оркестра Александр Сергеевич Родионов, хотел, чтобы я тоже играл в оркестре. Мне было 7 или 8 лет, но ничего выдающегося во мне тогда замечено не было, кроме как способности слышать и узнавать мелодии, ноты. Я легко поступил в школу музвоспитанников Московской Военно-музыкальной школы, позднее переименованного в училище, где отучился семь лет. Должен сказать, что учился я средне, ничем особо не отличался от остальных, не был отличником или лидером. Хорошо играл в футбол, даже был капитаном команды. Немного играл на гитаре. Помню, когда выдавали характеристику, воспитатель так и написал: «Пытается играть на гитаре. Получается плохо» (улыбается).

— Согласны ли Вы с утверждением, что все дети талантливы? Так ли, что любого ребёнка можно научить петь или играть на музыкальном инструменте, нужен лишь хороший педагог?

А.Ш.: Мне хочется верить в то, что все дети талантливы. С другой стороны, мы знаем немало случаев, когда сыновья знаменитых музыкантов не становятся такими же знаменитыми, как их родители. Возьмём Рахманинова, его сын в области музыки ничего не добился, жил на авторских гонорарах своего отца, ни к чему особо не стремился.

Научить ребёнка можно многому, потому как дети воспринимают информацию очень быстро. Но на своих мастер-классах я всё же стараюсь пробудить в них чувственность, эмоциональность и понимание того, для чего они занимаются музыкой. Овладеть инструментом — это небольшая проблема. Мы видим, как какие-нибудь корейские или китайские мальчики и девочки в возрасте 3–4 лет демонстрируют виртуозное владение инструментом, что само по себе невероятно. Посмотрите на Youtube, как сидит такая кроха и исполняет на пианино очень сложные вещи.

Вопрос в том, кого родители хотят сделать из ребёнка? Я неслучайно отделил исполнителя от творца, ремесленника от художника. Слепить из ребёнка ремесленника, исполнителя легко. Тем более, если родители этого хотят, и мальчик хочет научиться играть, чтобы затем стать исполнителем в хорошем оркестре, зарабатывать свои деньги и ни о чём больше не думать. Но я всегда делаю упор на творчество, призываю детишек понять для чего вам это надо? Просто зарабатывать деньги скучно!

— Нужен ли особый подход при воспитании детей музыкантов?

А.Ш.: Детей надо воспитывать музыкально, чтобы они чувствовали музыку, любили музыку, чтобы она для них стала частью их жизни. Потому что музыка сама по себе это — творческая, художественная субстанция. Чтобы научиться играть на инструменте, да ещё на таком сложном, как валторна или труба, должно пройти время. Понятно, что если ты не занимаешься и ничего не вкладываешь, не интересуешься профессией, то ничего и не выйдет, потому что даже для того, чтобы сделать такой стол, надо изучить другие столы, понимать, из какого он материала, т. е. идти глубоко. Почему этот стол не качается, а тот качается, какие есть стандарты, требования к исполнению заказа? Если ты творец, ты здесь подрисуешь, тут углы скосишь, получилось красиво, но это, возможно, не то, что тебя просили сделать.

— Аркадий, ваша игра — сплошная импровизация, отходите от нотной записи, Вы называете это творчеством?

А.Ш.: (смеётся) Ну, во-первых, всем известно, что нотная запись до сих пор несовершенна. И потом у меня есть опыт, я вижу сквозь ноты, что композитор хотел сказать. Помните, сегодня на мастер-классе я спросил у ребят, что вы играете? Мальчик называет фамилию Шкроуп (чешский композитор). Я никогда ничего о нём не слышал, поэтому спрашиваю: «Расскажи нам, что ты про него знаешь?» Мальчик 12-ти лет отвечает: «Я про него знаю, что это чешский композитор». И всё. Я говорю, а где он жил, в какое время, почему он это написал, то есть иду вглубь. В каждой профессии, в каждом деле есть сторона, куда можно пойти. Если ты любишь свою профессию, ты идёшь вглубь.

Или возьмём пример из кухни. Приготовить просто блины этому может научиться каждый. Как замесить тесто, сделать начинку. Просто сделать блины — это ремесло. А приготовить блюдо — это искусство. Разукрасить блины так, чтобы сказали, какой божественный вкус! Это уже не просто работа повара, а художника. То же самое с причёской. Есть люди, которые просто постригут вас, а есть мастер, который сделает красивую причёску, и ты видишь, что он вложили в работу творческое отношение.

— Присутствует ли такой подход в преподавании музыке в российских школах?

А.Ш.: Конечно, присутствует! Я музыкант-духовик, для меня важно, что я играю, зачем я играю. Как я играю это вопрос технологии. Меня часто спрашивают: «Аркадий, а что первично губы или дыхание?», отвечаю — и то и другое, а мне снова — ну всё же, что важнее? Без губ и дыхания не сыграть на валторне. Это всё равно, что спрашивать у пианиста, что важнее — левая рука или правая? Обе важны, ещё важны ноги, чтобы нажимать на клавиши. Зачем отделять одно от другого? Мне безразлично, что первично губы или дыхание.

Мы говорили о 3-летних детях, которые демонстрируют великолепное владение инструментом, но что за этим стоит? Когда я работал на международном конкурсе юных исполнителей «Щелкунчик» в Москве, будучи членом жюри конкурса в секции духовых и ударных инструментов, просил исполнителей: «Только, пожалуйста, не надо нас удивлять». Почему я так говорил? Когда выходит девочка двенадцати лет и играет сюиту Кармен, она изображает из себя, извините за выражение, блудницу. Я говорю её маме, ну не может она быть Кармен, не может внутренне прожить эту роль, надо подбирать вещи соответственно её возрасту.

Если родители хотят, чтобы их ребёнок был успешным, зарабатывал много денег, пользовался всеми благами, которые существуют в этом мире, то не надо заниматься музыкой. Я имею в виду серьёзную, академическую музыку, куда идут единицы.

— Аркадий, часто ли Вам приходится оценивать игру других музыкантов? Можете назвать какие-то критерии для оценки?

А.Ш.: Я теперь перестал это делать, потому что мои критерии оценки отличаются, допустим, от ваших. Когда меня просили, а давал оценки, но после этого наживал себе врагов, потому что говорил так, как я чувствовал, всегда писал то, что думал. Если это не совпадало с мнением других, обижались. В какой-то момент мне это надоело, и я перестал этим заниматься.

— Вас ведь тоже оценивают? Как Вы к этому относитесь?

А.Ш.: Я никогда не прошу сам кого-то оценить меня. Иногда видел записи в соцсетях вроде: «Опять этот Шилклопер со своими рогами. Надоел всем…», бывает просят прислать записи, какие-то видео. В конце концов, я выставил пост на Facebook под названием: «Шкала критериев оценки того или иного музыкального продукта». Мне ответили 100 человек. Из их шкалы оценок я выделил 20 пунктов.

На самом высоком уровне оценки оказалась профессионализм, мастерство, образованность, безупречное владение инструментом. Далее — самобытность, уникальность, изобретательность, новаторство, т. е. музыкант должен иметь свою манеру, свой голос. Был даже выделен такой критерий, как музыка должна быть громкой. Теперь говорю всем: «Вот вам 20 критериев. По каким критериям вы хотите, чтобы я вас оценил? По критерию № 20 громкая музыка — вы совпадаете, а по критерию № 1 — увы, нет! Всё просто. Я был так счастлив, что сделал это! Если выбирают критерий № 8, отвечаю, по критерию № 8 — отлично, профессионально, всё хорошо. Но если вы меня просите, чтобы я вас оценил по критерию № 1 или 2 (индивидуальность, своё лицо, свой голос) то у вас этого нет.

— Хорошо. По какому критерию можно оценить игру, когда «мурашки по коже» о чём Вы рассказывали детям во время мастер-класса?

А.Ш.: Это уже не критерий, это талант… Критерий — это оценка, вещь очень субъективная. А то, о чём мы говорим, — это внутреннее состояние человека, внутреннее восприятие мира. Если будете в гармонии с самим собой, то будете в гармонии с окружающим миром.

— Как Вы сами достигаете этой гармонии? Можно ли этому научить другого?

А.Ш.: Я ведь тоже ищу эту гармонию. Если ты всегда гармоничен с самим собой, тогда и проблем никаких не было бы. Тогда, наверное, и мастер-классы не давал, жил бы в своём мире в состоянии полного удовлетворения. Многие вещи, которые я делаю, делаю для себя. Постоянно проверяю, правильно ли я их делаю?

— Есть ли предел вашему творчеству или Вы дошли до самого пика частые гастроли, много приглашений? А что дальше?

А.Ш.: Мир музыки, куда я окунулся, беспределен… Так много всего, что я физически не успеваю всего сделать. Всегда есть куда двигаться дальше. Поэтому я ребятам говорю: растягивайте себя, стремитесь к новому. Если ты кроме этого стола ничего не видел, ничего не знаешь, ничего не хочешь, так вокруг стола и будешь ходить, интерес в жизни замкнётся в одном квадратном метре. А все будут говорить, как хорошо он делает квадратный столик! Если такому человеку сказать: а круглый столик можешь сделать? Ответит, что нет, я могу только квадратный.

Когда музыканты в оркестре всё время выполняют механическую работу (а им приходится её выполнять) и ничего не делают, чтобы выйти из этого круга, он будет потерян как настоящий большой музыкант.

Я тоже стал ремесленником, и когда понял, что на этом моё развитие закончилось, ушёл из оркестра Большого Театра, где проработал семь лет. Мне тогда исполнилось 28 лет…

— Есть ли у Вас ученики?

А.Ш.: Нет. Были несколько учеников, которые приходили 1–2 раза. Один из них работает в Голландии, другой в Лейпциге. Но учеников, готовых идти по моему пути, нет, да, наверное, и не должно быть. Копии неинтересны, по крайней мере, мне самому.

Я думаю, что если бы был такой человек, который делал бы всё, как я — это было бы неправильно. Но если бы был человек, с которым мы могли бы играть и дополнять друг друга — это и был бы настоящий ученик! А что происходит в академической музыке? Происходит копирование. Часто можно услышать, «я хочу играть, как Рихтер». Но Рихтер уже был в академической музыке, или Горовиц! Каждый из них настоящий художник, артист, музыкант. Караян дирижирует по-своему, Мравинский — по-своему. Потому они и остались в истории музыкального искусства как настоящие художники, творцы со своим собственным голосом!

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА