Бард Юлий Ким: «Мы знали, что мама когда-то появится»

— Юлий Черсанович
Ким, о вас очень много написано, хорошо написано. Но про вашего отца, кроме
того, что он был по происхождению кореец, по профессии — журналист и расстрелян
в 1938 году, больше ничего не опубликовано. Расскажите, что вы знаете о нем.

Ю.К.: Подробности я не
знаю сам, но то, что известно мне — родился в Корее, семья его переехала в Николаевск-на-Амуре. Он окончил русскую
школу, и в 14 лет уже преподавал русский язык в корейской школе. Печатался
в Сеуле в 1926 году, потом попал в Хабаровск, где встретился с моей
мамой, которая приехала по распределению из Москвы преподавать русский язык.
Учительницей не устроилась, работала при издательстве, там и
познакомились, затем оформили
отношения. В 1931 году переехали в
Москву, в 33 году родилась сестра и я – в 1936.

— Они подружились на
коммунистической почве?

Ю.К: Нет, на литературной, работали вместе, интересы были
общегуманитарными. Мама была
комсомолкой, но не ярой.

— Когда корейцы стали
переселяться на Дальний Восток?

Ю.К: Ну, это было испокон веков. Переход из Кореи, из
Манчжурии не был труден для корейцев, мигрировали без особых препятствий, как
сибирские казаки, которые дошли до Камчатки. Но первую национальную,
насильственную депортацию корейцев из Дальнего Востока в Среднюю Азию начал
Сталин в 1938 году, с профилактической целью, готовясь к войне с Японией.

— Вас интересовала
корейская культура?

Ю.К: Для этого не было условий. Отца вскоре расстреляли. Это
произошло в 1938 году, я был совсем маленький. Отец входил в большую корейскую
общину в Москве, но он больше тянулся к русским литераторам, учился в ГИТИСе, хотел стать театральным
режиссером, переводил с русского на корейский язык и обратно. Маму после
расстрела отца отправили в лагерь. Мы
росли сначала с дедом и бабкой, потом с тетей, родной маминой сестрой. Когда
мама вернулась из ссылки, мне было 9 лет.

— Расскажите, как вы
встретились с мамой, вы помните этот момент?

Ю.К: Мы были подготовлены к встрече с мамой, жили тогда в
Люберцах. Мы росли в сознании, что папа умер молодым, а мама в длительной
командировке. Мама не теряла с нами связь. Она писала нам стихи, ее подруга по
ссылке, художница, рисовала иллюстрации к ним, посылала нам иллюстрированные
письма-стихи. Мы, таким образом, читая
стихи с картинками, знали, что мама есть и когда-то появится. Когда я ее
увидел в 1945 году – это была маленькая,
тоненькая, худенькая женщина. Несмотря на пережитые ужасы ссылки, у нее почти
не было седых волос.

— Потом вы жили
вместе с мамой?

Ю.К: Да, потом бок о бок, жили вместе до моего отъезда на
учебу в Москву. Мы жили сначала в Малоярославце, т.к. маме нельзя было жить в
столице. В этом городе было очень голодно после войны, и мы переехали в
Туркмению.

— У вас с мамой были
конфликты, как это повсеместно в каждой семье происходит?

Ю.К: Кроме литературных, не было. Помню, мы посмотрели
вместе фильм «Глинка», потом, возвращаясь, так сильно поспорили, что я даже
ушел из дома на 100 метров. Конечно, быстро вернулся.

— Можете подробней
рассказать о вашей маме?

Ю.К: Мама была очень хорошим человеком. Она никогда не
сердилась, она замечательно нас с сестрой воспитывала и была оптимисткой
несмотря ни на что. Никогда не рассказывала о жизни в лагерях. Она преподавала
в школе, здорово преподавала, всегда что-то придумывала, организовывала
спектакли.

— Как она отнеслась к
разоблачению Сталина и коммунизма?

Ю.К: Она встретила разоблачение с пониманием. Хотя когда мои
друзья вместе со мной разбирали цену победы, Ленина, социализма, ей было
нелегко согласиться с нашими оценками. Что был террор – с этим она соглашалась,
но ставить под сомнение Ленина, строительство социализма, ей было трудно. А
спорили мы с ней, в основном, по вопросам литературы, горячо спорили. Она
привила мне любовь к русской литературе, и не случайно я оказался в том же
Пединституте, который закончила она.

— У вас так и не было
в жизни хоть какого-либо соприкосновения с чем-нибудь корейским?

Ю.К: Было. Корейцы впервые появились в нашем кругу в 1958
году, когда пошел процесс реабилитации жертв 37-38гг. Оказывается, в
Узбекистане у нас были родственники, вполне советские, благополучные корейцы.
Потом, в горбачевские времена усилился контакт с Южной Кореей, меня приглашали,
тогда не получилось поехать. А в 2005 получилось и я с женой приехал на десять
дней в Сеул.

— Вы выступали со
своими песнями, как это было организовано?

Ю.К: У всех слушателей на руках были тексты моих песен. Меня
хорошо слушали, людей было не много, человек сто в зале. Там есть Пушкинский
музей, библиотеки, люди, которые хорошо знают русский язык и литературу
организовали все это.

С Юлием Черсановичем можно беседовать и беседовать на разные
темы. Мы немного поговорили о сегодняшней России и Израиле, поговорили о
будущем, о материалистическом мышлении и марксизме, который искалечил судьбы
миллионов людей, в том числе его замечательным
родителям.
Он считает, что материализм – это своего рода
религия, а марксизм своим отвержением Бога не построил новый мир, а наоборот –
разрушил его.

Юлий Черсанович надеется и уверен, что только возрождение
нравственных ценностей, таких как Справедливость, Терпимость, Любовь, смогут
поднять весь мир, упавший на колени перед материализмом, в том числе и Россию,
за которую он особенно переживает.