Добрый пример былого

Нам Бог послал великих предков,
России преданных сынов.
Их вспоминаем слишком редко,
Проснувшись от туманных снов.
Очнувшись от советской скуки,
Зажжём сигнальные огни,
Чтоб наши правнуки и внуки
Такими были, как они!
А.Г.Гладков

Посвящается поэтическому наследию и жизненному пути четырнадцатого Предстоятеля Русской Православной Церкви Святейшего Патриарха Московского и всея Руси  Пимена / Извекова /

Самые крупные фабрики Богородского уезда размещались в пригороде  с названием Глухово. Это знаменитая компания Богородско-Глуховской  мануфактуры, основанная в 1842 году Захаром Саввичем Морозовым.

Глухово из маленького пригородного сельца за короткое время стало крупным, фабричным центром. В начале XX века на Глуховке было до 10 тысяч рабочих. Благодаря Морозовым и, прежде всего, Арсению Ивановичу, там сформировался уникальный социально-бытовой комплекс,

включавший в себя общежития для рабочих, фабричные лавки и магазины, больницы, православный и старообрядческий храмы, школы и училища, клуб и библиотеку, парк на берегу пруда с набором разнообразных увеселений и уникальной растительностью.

Морозовы всё время что-нибудь строили: одно за другим возводились здания родильного приюта, электростанции, ремонтно-механический завод. Ими применялись самые современные технологии и многое было лучшим в мире для того времени. Арсений Иванович привлекал к сотрудничеству самых выдающихся инженеров, архитекторов, преподавателей.

Предприниматели в интересах дела строили не только фабрики и заводы, но и рабочие посёлки для своего персонала. Такие городки были у Морозовых, Третьяковых, Рябушинских и у многих других. Построили они фабрику. А люди где будут жить? Надо строить жильё для них.  Причем Морозовы денег с рабочих за жильё не брали. Они говорили: «Ну что же мы будем  копейки драть, если они 15 рублей зарабатывают в месяц? Прибыль должна быть от продажи  товара!».

Работники болеют — надо устраивать больницы. Нужно готовить следующее поколение — необходимы школы для детей. 3арплата небольшая, женщинам придётся работать – значит нужны ясли. Это и выгода, и нравственный долг. Рабочие не будут убегать. Будут работать их дети, внуки. При хороших условиях и бастовать не будут. У Морозовых в Глухове работники не бастовали, не воровали.
И о спасении души заботились.

Кроме выгоды была и христианская совесть. Б.П. Рябушинский, известный промышленник и банкир писал в своих воспоминаниях, что русскому хозяину-фабриканту, вышедшему из крестьянской среды, «и в голову не приходило считать себя за своё богатство в чем-то виноватым перед людьми. Другое дело — Бог: перед Ним было сознание вины в том, что из посланных средств недостаточно уделяется бедным».

Конечно, разные были капиталисты, не все так думали. Но люди, которые смотрели далеко, заботились не только об умножении капитала. «Богатство обязывает», — говорили они.
Нам известно, что на глуховской фабрике Арсения Морозова механиком работал Михаил Карпович Извеков — отец Святейшего Патриарха Пшена.

Глухово

Распускалась сирень величаво
Над красавицей Клязьмой-рекой.
 Золотая луна выплывала,
Освещая весенний покой.
Ветерок нежно ветки колышет,
Близ реки тишина и уют.
Заводские уж трубы не пышут-
 Крепко спит утомившийся люд.
Это Глухово, нежно-прекрасное,
Там, где детство моё протекло,
Где родилось желание властное,
Что ко храму меня привлекло.
 Заводских корпусов разрастание,
Сила мощных фабричных гудков
 Добавляла собой обаяние
Быстро мчащихся шпуль, челноков.
И прекрасных расцветистых тканей-
Образцы эти знает весь мир-
Краснощёкой ткачихою Таней
Сам доволен бухарский эмир.

Арсений Иванович Морозов, владелец компании Богородско — Глуховской мануфактуры, оставаясь старообрядцем,  никогда не изменял вере своих  отцов. Он заботился не только о материальных нуждах православных, но и об их духовно-нравственном состоянии.

В Глухове на средства компании для православных была построена часовня. В воскресные и праздничные дни фабричное население вынуждено было ходить на Божественную литургию в Тихвинский храм города Богородска, который был в двух с лишним верстах от Глухова. А.И.Морозов выступил с инициативой постройки храма.

В 1887 году А.И. Морозов пишет прошение на имя епископа Можайского Александра, викария Московского:»…я как один из директоров компании, на фабрике которой находится одиннадцать тысяч рабочих и служащих, и почти все они православного исповедания, всегда принимал и принимаю величайшие старания доставить им полнейшую возможность и удобства   к отправлению богослужений и исполнению всех требований  Православной  Церкви. Получив на то разрешение, с тем же полным усердием употреблю все усилия к скорейшему осуществлению этой постройки…»

Построенный храм освятили во имя Святой Живоначальной Троицы.  Близлежащая местность стала называться Троицкой слободой. Дом Извековых находился недалеко от храма. 3десь 23(10) июля 1910 года в день, когда Святая Церковь празднует Положение Честной ризы Господа нашего Иисуса Христа в Москве, в семье Михаила Карповича и Пелагеи Афанасьевны Извековых родился сын. Через неделю в Троицком храме состоялись крестины. Младенцу было дано имя в честь преподобного Сергия, игумена и чудотворца Радонежского, великого печальника и заступника земли русской.

У Троицы

За рекой средь душистой берёзы
Деревянный, зелёный, как лист,
Храм стоял (мои детские грёзы)-
Купол бел и, как облако, чист.
В этом храме я принял крещенье.
И моя драгоценная мать
Приносила меня в воскресенье
На руках, чтобы тут причащать.
Ей обязан ростками я веры,
Ею к храму привита любовь.
И подвижников юных примеры
До сих пор вспоминаю я вновь.
А как только поднялся на ноги,
Стал я часто тот храм посещать.
Находились любые предлоги,
Сердце многое стало вмещать.
В храме Троицком древние лики
Умиленно смотрели с икон. 

Хоть размеры его невелики,
Но уютен и ласков был он.
Настоятель болезненный, строгий,
Жар молитвы в потухших очах,
Словно берег терпенья отлоги,
И смиренье в спокойных речах.
Александр его имя святое.
Его нет уже здесь, на земле,
Но дела и молитвы святые
Никогда не забудут в селе.

До событий 1917 года Михаил Карпович продолжал работать механиком на глуховской фабрике Арсения Морозова. После национализации ткацкой фабрики Шибаева новое руководство пригласило Михаила Карповича на должность главного механика. Семья переехала на другой конец города в Истомкино, ближе к месту работы отца.

Михаил Карпович, родом из духовного сословия, человек умный, доброжелательный и чуткий к нуждам рабочих, в городе был известен, пользовался уважением и почетом. Умер он 30 декабря 1942 года. Большую часть времени Михаил Карпович проводил на работе, а потому труды по воспитанию сына в основном ложились на плечи матери Пелагеи Афанасьевны.

Пелагея Афанасьевна (ее девичья фамилия Иванова) родилась в 1872 году в Серпухове. Мать Пелагеи – Параскева вышла замуж за крепостного Афанасия, которого вскоре отдали в солдаты. В семье осталось два сына и две дочери. Пелагея уважала старшего брата Федора. Так случилось, что она полюбила товарища брата – Михаила Извекова и вышла за него замуж.

Набожная, проникнутая строгим православным духом, она отличалась тонким и ясным умом, беспредельной кротостью и добротой.
Обращаясь к Творцу Содержателю, Пелагея дала обет посвятить своего будущего ребенка служению Богу. И теперь, молясь  своим домашним святым вместе с сыном Сергеем, она поручала его водительству Пресвятой Девы Марии, перед Владимирским образом которой у них в доме всегда теплилась лампада.

«Владимирский образ Божьей Матери, – вспоминал много лет спустя Святейший Патриарх Пимен, — это московская святыня тех мест, где я родился. Он был нашим семейным образом, он стал моим образом на пути иноческого деяния.

В день празднования этого же образа, по благословлению Царицы Небесной, совершилась моя интронизация». (Пимен, Патриарх Московский и всея Руси. Слова, речи, послания, обращения. 1957-1977 М.:Моск. Патриархия,1977. с.107).

Пелагея Афанасьевна умело направляла воспитание сына. В доме было много книг, хорошо подобрана духовная литература. Мать охотно читала Сергею вслух, развивая его вкусы, прививая любовь к чтению. Вскоре самого Сергея с трудом можно было оторвать от книг. Чтобы никто не мешал, он часто забирался на чердак, где при мерцающем свете свечи поглощал книги одну за другой.

Ознакомившись со Священной Историей Ветхого и Нового Заветов, он стремился глубже постичь непреходящее значение Христова учения. Появились любимые духовные писатели. Мудрое, ненавязчивое влияние матери скоро принесло свои плоды. Храм стал для Сергея самым дорогим местом.

Его трогало благолепие церковных служб, глубоко в душу проникло стройное пение. Вместе с матерью он посещал близкие сердцу русского христианина священные места. Занятиям в школе предшествовали уроки, которые давали Сергею богодский протоиерей Владимир Борисов и его супруга Анна Андреевна Борисова – опытный педагог и близкий семье Извековых человек. Скончалась Пелагея Афанасьевна 20 июля 1936 года.

Был священник Владимир Борисов
Невелик ростом, словно Закхей.
С простотой белоснежных нарциссов
Привлекал он красою речей.
Проповедник, богатый познаньем,
Да и регент к тому же большой,
Он учил меня чтенью с сознаньем,
С прилежаньем и всею душой.
В той семье первых азбучных знаков
Получил я блестящий урок.
А вкусивши учения злаков,
Полюбил я штрихи черных строк.

Год Сергей Извеков занимался в глуховской школе, а после переезда родителей в город его приняли сразу в третий класс лучшей тогда городской средней школы имени В.Г.Короленко. Школа сохранила гимназические строй и уклад, а также преподавательский состав дореволюционного периода.

Здание школы было построено для богородской гимназии в 1907-1908 годах известным архитектором А.В.Кузнецовым по заказу и на средства С.А.Морозова, бывшего в то время председателем и основным жертвователем общества по распространению среднего образования в Богородске. Здание школы сохранилось до наших дней. Оно выстроено в стиле модерн и могло бы украсить любой европейский город.

Догонять сверстников не пришлось — по успеваемости он всегда был среди лучших учеников. Способного, развитого, одаренного мальчика приметили учителя.
Место его было на последней парте. У педагогов было такое правило: лучше учеников сажать подальше от доски – они и оттуда разберутся.

«Сергей был высокий, худой, красивый. И мама у него очень хорошая была: добрая, сердечная, всегда нас, девчонок, приметит, ласковое слово скажет,»- из воспоминаний Е.Глазковой,-« У нас общая история, одно Отечество и одно будущее».//Знамя коммунизма. Ногинск, 1988, №88 /160II/.c.з/.

Учителей поражала разносторонность его интересов: технические и гуманитарные предметы одинаково увлекали Сергея. После занятий в классах его видели то в одном, то в другом школьном кружке. Он рисовал, пел. В старших классах Сергея Извекова избирают председателем ученического исполкома по организации общественных мероприятий школы.

Быстро школьные годы поплыли,
Много встреч, много славных имен,
Много плесени затхлой и пыли –
Но таков ведь уж жизни закон!

Праздничные и  свободные от учебы дни Сергей проводил  в храме. Он читал, пел на клиросе, пономарил в алтаре, иподиаконствовал у московских викариев, епископов Богородских Никанора и Платона.
Петь ходить стал на левый я клирос,
Приучался читать по слогам.
И церковно-славянский «папирус»
Быстро пал к моим юным ногам.
Полюбил я церковное чтенье,
Стал за службами часто читать.
И божественных истин горенье
В сердце начало чаще  витать.

Дьякон Георгий

Пел на клиросе дьякон Георгий.
Всей душой он меня полюбил,
Охранял от всех жизненных оргий,
Всё житейское в сердце разбил.
Говорил о божественной силе,
Помогающей в горе, в беде,
Лишь бы только Его попросил бы,
Ты об этом  в горькой нужде.
Он учил беззаветно и свято
Верность Господу Богу хранить,
Это выше, чем бренное злато!
Драгоценней, чем жемчуга нить!
Был отцом мне он в юности ранней,
Защищал от нечестных людей,
Со стараньем втолковывал властно
Дух святых и церковных идей.
О монашестве нежно толкуя,
Рассказал о его красоте,
О том сонме, что, в небе ликуя,
Распинался с Христом на Кресте.
Жадно слушал и впитывал речи,
Сердце радостно билось в груди,
Тяжек путь! Но широки и плечи,
Только верно и смело бреди!

    Кирилыч

Опираясь на книги рукою
И оставив все множество дел,
То Кирилыч с огромной душою
Первым тенором сладостно пел.
Прост он был, но богат созерцаньем,
Имя Божие в сердце носил,
Обладал христианским сознаньем
И о радости вечной просил.
Под ударами жизни не гнулся,
И как только несчастье пришло –
Всею грудью вздохнул, встрепенулся,
Помолился, и …солнце взошло!
Слепотой пораженную внучку
Он молитвой своей исцелил.
В благодарности детскую ручку
Умиленья слезами облил.
То на Пасхе случилось – в обедни,
Помолившись Воскресшу Христу,
Взял салфеточку, ту, что намедни
Положил старичок в бересту.
А в салфетке кулич освящался,
Ей младенца глазёнки отёр,
А потом весь народ удивлялся –
Чист и ясен стал девичий взор.
Так Господь посетил благодатью
Сердце, полное верой святой,
Он теперь окружен Неба ратью, дорог этот нам образ простой!

    Хмелев

Наконец стал я петь в правом хоре —
моей радости нет уж границ!
И на спевках в церковном притворе
Много вписано славных страниц.
Вот наш регент серьезный и грозный,
В партитурах – смысл жизни его.
И себя для церковного хора
Целиком отдает он всего.
Вся семья его – тоже хористы.
Двое взрослых сынов – скрипачи,
И хотя уж лицом неказисты,
Да такие на вид крепачи.
Много школьных друзей в хоре пело,
Я их лица лишь помню теперь,
Но расстаться тогда не хотели,
Словно были родные, поверь.
И, встречаясь друг с другом, хористы
Вспоминают Хмелева всегда,
Были раньше и мы голосисты,
Пели в храме в былые года.

Сергея, обладавшего прекрасным голосом, пригласили сначала на клирос, а в 1923 году и в архиерейский хор Богоявленского собора города Богородска. Пение в хоре соединялось с серьезными теоретическими занятиями. Сергей делал большие успехи под руководством известного профессора Александра Воронцова и его помощника Евгения Дягилева.

Овладев секретами вокального и регентского искусства, он уже вскоре сам пробует силы в управлении хором своих сверстников при паломнических поездках по святым местам центральной России. Эти первые шаги молодого регента были во многом решающими. Юноша вступал на путь, к которому всегда стремился.

Годы прошли незаметно и быстро –
Вот уж покинул я глуховский храм,
В город тогда я с семьей перебрался,
Там я учился и вырос я там.
Здесь уж собор меня принял в объятья,
Я в стихаре со свечой выходил.
И полюбили меня, словно братья,
Тут я всю юность свою проводил.
Пел и читал я на клиросе левом,
Проповедь слушал, на службы смотрел.
Много служило тогда мне примером,
Усталости не было, духом горел.
Сколько прекрасных, с могучей душою
Встретил я там незабвенных людей,
С сильной молитвой и верой большою
Славных сынов христианских идей.

        Настоятель Сперанский

Был настоятель Сперанский любимцем
Всех горожан, посещающих храм.
Строгий он был и не друг проходимцам,
Враг всяких басен, скандалов и драм.
Он благосклонно ко мне относился,
Даже заботу всегда проявлял.
Если служил, то усердно молился,
Путь мой в благое русло направлял.
Вечная память, родной, незабвенный!
Я не забуду тебя никогда.

Несмотря на отрывочность поэтических воспоминаний, из отдельных образов складывается цельная картина атмосферы благочестия и церковности, формировавшая внутренний духовный мир будущего Патриарха. “Георгий”, “Кирилыч”, “Хмелев” – какую-то затаенную горечь по ушедшему времени слышим мы в этих произведениях.

Ни слова о гонениях, о расстрелах, о порушенных храмах, об оскверненных святынях. После переворота 1917 года  тяжким, сложным, но жертвенным был весь исторический путь Русской Православной Церкви. Величайшие духовные достижения, старчество, монашеские подвиги подготовили Русскую Церковь к десятилетиям жестоких гонений, продолжавшихся почти весь XX век.

За короткий срок после переворота 1917 года прошлого столетия храмы и монастыри были разграблены и разрушены, святыни поруганы, осквернены и распроданы. Искупительный подвиг сотен тысяч мучеников свидетельствовал перед Богом и миром о подлинной вере и жизни Церкви.

Скорбная летопись гонений на Церковь в родном для Сергея Извекова городе Богородске начинается почти сразу после переворота, и всё полнее, всё мрачнее становятся её страницы. Ещё в начале 1918 года, как только стали приходить известия об арестах и расстрелах священнослужителей, на имя Святейшего Патриарха Тихона, председателя Поместного Священного Собора 1917-1918 годов, было направлено письмо от духовенства и граждан города Богородска и окрестных сёл о готовности встать на защиту гонимой Церкви.

Святейший Патриарх Тихон откликнулся на приглашение своей богородской паствы и вскоре прибыл в город. Различные свидетельства о жизни Патриарха Пимена в прошлом веке можно найти в воспоминаниях современников Сергея Михайловича Извекова.
В 15 лет он стал иноком Сретенского монастыря в Москве, а через два года он принял постриг под именем Пимена.

Надо обладать мужеством, чтобы избрать монашеский путь в разгар оголтелой богоборческой компании. Знал ли семнадцатилетний Сережа, на что обрекает себя, давая обет безбрачия, отказываясь от родных и близких…? После пострига Пимен, обладавший прекрасными музыкальными способностями, вначале был певчим, затем руководил хорами в московских храмах.

Сдав экзамены за курс духовного училища, был рукоположен в иеродиаконы, а через год – в иеромонахи. Заслуживает внимания картина великого русского художника Павла Дмитриевича Корина, родом из Палеха, написанная им в 1935 году, под названием “Русь уходящая”. Картина передаёт Пасхальное богослужение в 1918 году в стенах Успенского Собора московского Кремля, в котором принимают участие выдающиеся личности православных людей, среди которых и Пимен.

Несмотря на многочисленные протесты, по распоряжению В.И.Ленина,  это богослужение в храмах Кремля было последним.
Скорбная летопись гонений на Пимена началась еще в довоенные годы, когда обратным адресом автора – отправителя была Воркута – уголь, канал Москва – Волга, а затем  Фрунзе, Фергана, Андижан. Много пришлось похлебать сталинской баланды.

Всего иеромонах Пимен за свои религиозные убеждения был осужден на 8 лет концлагерей строгого режима, а оттуда в 1941 году предположительно был отправлен в штрафной батальон. О своём фронтовом прошлом Пимен практически никогда не рассказывал. Обронил как-то, что служил в конной разведке и однажды попал на минное поле. Положившись на Волю Божью, он отпустил поводья, его примеру последовали другие разведчики, и кони вынесли на безопасное место.

Был случай, когда полк, где служил полковником иеромонах Пимен, оказался в окружении, наряду с соседними частями, измотанными в боях. В полку Извекова в живых осталось лишь 106 солдат, на вооружении которых находилась одна винтовка образца 1891 года на троих. Противник же обладал мощным артиллерийским огнем.

“Однажды, находясь в окружении,- рассказывал отец Александр – келейник Патриарха Пимена, — в блиндаже Пимену послышался плач женщины и он поочерёдно дал команду двоим солдатам о её розыске. Попытки солдат оказались безуспешными. Плач женщины продолжался… и тогда Извеков вышел из блиндажа и увидел на небосклоне видение Богородицы. Это Она – заступница позвала и указала верную дорогу из окружения. И все 106 солдат спаслись…”

Затем предстояли ещё почти четыре года войны, и из 106 человек кто-то остался в живых, кто-то – погиб, а кто-то был ранен. В 1943 году в одном из боёв Сергей Михайлович был тяжело ранен осколком в область поясницы. Пребывая в прифронтовых и в тыловых госпиталях, лёжа пластом, он молил Господа о даровании ему жизни. И если это будет угодно Господу, то он приложит все свои силы для более ревностного служения Богу.

Медицина “порекомендовала” ношение корсета. Он вынужден был носить его до конца дней своих, до 3 мая 1990 года. После пребывания в госпиталях, он был комиссован.
Следует заметить, что Сергей Михайлович никогда не употреблял алкоголь, курение и матерщину. Отчасти и за это он пользовался огромной любовью, авторитетом и уважением со стороны своих подчиненных и сослуживцев, о котором они заочно произносили – “среди нас поп”.

Он – гвардии полковник, был уволен в отставку и целиком и полностью посвятил себя служению Господу в Патриархии на уровне рядового. Причем служил так ревностно и прилежно, что это не осталось незамеченным в то время Патриархом Алексием I, который войну знал не понаслышке, а сам  как священнослужитель пережил всю блокаду Ленинграда.

И вот – первые легальные шаги служения Церкви. Вокруг глаза и уши, что сажать, сажать и ссылать. Какие уж тут откровения.
Пимен начинал служить в Благовещенском соборе города Мурома, затем он служил в Одессе, и в Ростове-на-Дону, был наместником Псково — Печерского монастыря и настоятелем Троице – Сергиевой Лавры. И везде верующие любили его за простоту и скромность, за отзывчивость и доброжелательность.

В патриархии ценили его за преданность Церкви, трудолюбие, строгость по отношению к себе, отсутствие властолюбия. В 1950 году Пимен становится архимандритом; в 1957–ом – епископом; в 1960-ом – архиепископом и членом Священного Синода, в том же году его назначают Управляющим делами московской Патриархии.

В честь архимандрита  Пимена  в Храмах проводились Богослужения: 23 июля – в праздник Положения Честной Ризы Господней в одноименном храме Москвы, что находится на Донской улице,  в день рождения Пимена; 9 сентября –  праздник Пимена Великого в московском храме Пимена в Сущах, что находится на Новослободской улице, в день его ангела.

В эти дни храмы были переполнены не только прихожанами Москвы, но и зарубежными гостями, для которых звучали хоровое пение и колокола. Лишь день своего 75-летия Пимен отмечал в Духовной академии Троице — Сергиевой Лавры. После служения в Туле Пимен становится митрополитом Ленинградским и Ладожским. Осенью 1963 года Пимена назначили митрополитом Крутицким и Коломенским, и он перебрался в Москву.

В 1971 году состоялась интронизация Пимена – патриарха Московского и всея Руси, на которую прибыли Предстоятели всех православных Церквей мира. Предшественник Пимена – патриарх Алексий Первый оставил духовное завещание в письменном виде, в котором он завещал быть Пимену – Предстоятелем русской православной Церкви.

Возможно, это не устраивало 6  действительных членов Священного Синода и поэтому завещание вместо 2-3-х дней не было обнаружено в течение четырёх месяцев. Патриарх Алексий Первый на  вопрос членов Священного Синода:»Кого бы Вы, Ваше Святейшество, не дай Бог, если что-то с Вами случится, хотели бы видеть на Вашем месте?» — отвечал о том, что на этом месте он хотел бы видеть таких, как Пимен.

Задавая неоднократно этот вопрос, действительные члены Священного Синода ожидали ответа с указанием кого-то из присутствующих. Будучи уже Патриархом, Пимену задавали вопрос: Кто будет после него Святейшим? Ответ был таков: «Никто не будет». Письменного завещания Патриарх Пимен не оставлял.

Пимен вёл активную деятельность в жизни русской православной Церкви и общественную деятельность. Он был и членом Советского Комитета защиты мира, Комитета по связи с соотечественниками за рубежом, членом Всемирного Совета Мира. Его пригласили выступить в Организации Объединенных Наций. Впервые в истории русской православной Церкви Патриарх был на американском континенте.

Его блестящее выступление было выслушано с большим вниманием  в переполненном зале заседаний ООН и встречено овацией стоя. К сожалению, текст выступления Патриарха в нашей стране не был опубликован  без указания причин. В 60-тилетний юбилей окружение Пимена деликатно отказалось от высшей награды советского государства – ордена Ленина./Ленин – душитель Церкви!/.

Ответ был таким: «Если без награды нельзя, то предпочтителен орден Дружбы народов». Этой наградой Пимен и был награждён.
Однажды для подписания очень важных документов Пимен срочно прибыл в Завидово, в правительственную резиденцию. В это время некоторые руководители страны были заняты с иностранным гостем на лесной поляне, отстреливая кабанов и лосей.

Пимену пришлось просидеть на диване в коридоре продолжительное время, но кроме общения с чиновником, который, протянув правую руку, произнёс: “Здравствуйте, товарищ Пимен!”, ничего не состоялось.
Пимен всегда обладал чувствами выдержки и юмора. Однажды, в Кисловодске по завершении работы конференции с участием Патриарха был устроен банкет с изобилием изысканных яств. Пимен, давая высокую оценку банкету, добавил: “Пища была божественной, а цены – безбожные”.

В прессе Запада его иногда критиковали – мол, проводит церковную политику, угодную советской власти, мол, ручной Патриарх. Пимен вздыхал и говорил: “Походите кто-нибудь хоть пару дней в моих башмаках…”
Известно, что в первый год в качестве Патриарха Пимен во время богослужений даже не решался присесть на предусмотренное ему место вовсе не потому, что у него был корсет после тяжелого ранения на фронте, а потому, как он говорил с присущей ему скромностью: “…Я не достоин этого Высокого Места…”

Известно о встрече и беседе Пимена с Г.К.Жуковым, который посетил его в резиденции Патриархии, что в Чистом переулке, в доме №5. В этом доме до войны размещалось посольство Германии в СССР, у которого антенны первыми в нашей стране зафиксировали радиоволны с известием о начале Великой Отечественной войны.
По воспоминаниям келейника Патриарха:»На эту встречу Г.К.Жуков прибыл скромно одетым: сапоги, галифе, кожаная куртка коричневого цвета и темно-синий берет.

Войдя в зал, где находился трон и, уловив взором восседавшего Патриарха, Г.К.Жуков своей тяжелой походкой и с распростертыми руками направился к Пимену, произнеся фразу: “ Ну, Пи-ме-нуш-ка, поздравляю!” Пимен не очень быстро встал и направился в объятия Г.К.Жукова». Келейник Патриарха, отец Александр с пониманием покинул их примерно на 2 часа, не мешая беседе. О чём беседовали эти выдающиеся люди? Возможно, они – маршал и полковник — вспоминали и штаб I-ой Гвардейской Армии, и 31-ый танковый корпус, и о сражениях на фронте, о вере в Бога.

Пимен бывал в зарубежных командировках, избирался депутатом Верховного Совета СССР, делегатом партийных съездов, но ни на одном заседании он не присутствовал, ссылаясь на нездоровье. Вся его деятельность строго контролировалась Советом по делам религий при Совете Министров СССР. Пимен не имел права свободно посещать епархии и общаться с паствой.

Даже лечиться или отдыхать ему дозволялось только в правительственных санаториях, либо на патриаршей даче в Одессе. Как-то “светские” помощники устроили ему секретный круиз по Волге. В Симбирске /Ульяновск – при большевиках/ Пимен хотел посетить храм, но его остановили и сказали о том, что, мол, в плане указаны только музей Ленина и “памятные” ленинские места. Пимен вернулся на теплоход.

Пимен помнил своих однополчан, своих командиров, среди которых  командир 31-го танкового корпуса генерал-майор танковых войск  Григорьев Василий Ефимович,  генерал-лейтенант  Попель Николай Кириллович, начальник политотдела армии – генерал-майор Журавлёв Алексей Георгиевич. С 1941 года он дружил с Митрополитом Крутицким и Коломенским  Николаем (в миру – Борис Дорофеевич Ярушевич), личностью незаурядной.

Ещё до I-ой мировой войны Крутицкий блестяще окончил семинарию и Духовную Академию. Приняв монашеский постриг, проповедовал Слово Божие в питерских трущобах, в санитарном поезде и на фронте, а в 1920-ые годы утешал и одобрял товарищей по северной ссылке. Осенью 1941 года Николай, тогда уже Экзарх Украины, вместе с другими беженцами ушёл пешком из окружённого немцами Киева с одним посохом в руках.

Мучительная гибель стариков, женщин, детей, которых расстреливали с самолётов, потрясла Владыку. Когда он, полубосой и истощавший, добрался до Москвы, его голова была совсем седой. В войну он оставался в столице, управляя делами Патриархии. Часто выезжал на фронт, в частности, передавал танковую колонну имени Дмитрия Донского (один из этих танков и ныне стоит возле входа в Донской монастырь в Москве), построенную на пожертвования верующих.

Занимая высокие посты, жил весьма скромно, много занимался благотворительностью. Весной 1960 года Митрополит попал в опалу, так как был весьма резок в разговоре с Н.С.Хрущёвым, обвинил его в массовом закрытии церквей и монастырей, в том числе 15000 взорванных на воздух, а также в преследовании верующих. Митрополита лишили поста председателя Отдела внешнецерковных сношений, запретили служить в храме, посоветовали подать прошение об уходе на покой, потом попытались выслать в отдалённый монастырь.

Травля не прошла даром, Владыка тяжело заболел и незадолго до смерти попросил некоторой помощи архиепископа Пимена.
Пимен иногда сетовал на нездоровье (с 1947 года его мучил диабет), временами болели ноги и случались сердечные приступы.
Осенью 1985 года Пимен уехал лечиться в Карловы Вары. После лечения состояние здоровья резко ухудшилось: одолевала слабость, ноги отказывали, и порой келейникам приходилось носить его на руках. По настоянию врачей пришлось долечиваться в подмосковном санатории.

В октябре 1987 года у Пимена обнаружили онкологическое заболевание. Пимен верил, что всё в руках Всевышнего и отказался категорически от операции. Он угасал и таял, как свеча. 3 мая 1990 года Пимен скончался. Похороны были скромными. Его похоронили в ирипте Успенского Собора Троице-Сергиевой Лавры.

…Окончилось время молчания. Чтобы не повторить вчерашних ошибок и не изуродовать Настоящее Сегодня и Будущее Завтра ложно освещённым Прошлым Вчера, нам требуется Правда в Прошлом. Следует же шаг за шагом расчищать нашу трагическую Историю, получая Правду хотя бы микроскопическими дозами. Обращаясь к архивным материалам, будем скорбеть о жертвах, гордиться героями и изучать врагов.

История обязана воздать по заслугам каждому. Положительный герой достоин Пантеона, а отрицательный герой — позорного столба. Забывать же не следует никого: Историю делали и те, и  другие. Не узнав их подлинных ролей, можно совершить новые ошибки.

Гляжу вокруг — и сердцу больно…
И думу думаю, скорбя.
В ушах звучит непроизвольно:
Что видим мы вокруг себя?!
Ни уважения, ни веры…
И – наплевать, кто что сказал!
Исчезли добрые примеры,
Растоптан светлый идеал.

Нам, русским, выпало жить в нелёгкое время. На сегодня мы потеряли многое: одни – идеалы, другие – жизненные ориентиры, третьи – уверенность в завтрашнем дне. Изменилась мера ценностей – материальных и духовных. Нас затягивает в свой водоворот инфляция, и не только денежная. Снизилась творческая активность народа.

И всё же мы продолжаем анализировать и не можем отказаться от поисков сокровенного, потому что мы – русские люди. И один из нравственных ориентиров на этом пути – это История. Истинная история не терпит фальши – чуждый звук сразу выдаёт себя на фоне гармонии. Наше время отражает излом души целого поколения, но не перестающего верить в конечное торжество справедливых нравственных начал.

…Останови процесс забвенья!
Судьбой России не играй!
Из поколенья в поколенье
Напоминай, напоминай!
Не безымянно – монотонно.
Не для казённого словца,
А с болью! Страстно! Поимённо!
Не расслабляясь! Без конца.
Мне в этой жизни очень мало надо,
И те года, что мне осталось жить,
Хотел бы я задумчивой лампадой
Пред ликом Родины торжественно осветить.