Поэт Константин Кедров: «Двадцатый век начался гением Маяковского и завершился гением Вознесенского»

The Epoch Times02.09.2014 Обновлено: 06.09.2021 14:23

Поэт и философ Константин Кедров. Фото:Ульяна КИМ. Великая Эпоха (The Epoch Times)


Поэт и философ Константин Кедров. Фото:Ульяна КИМ. Великая Эпоха (The Epoch Times)
Удивительно, но факт, поэзия, порожденная жизнью, выше жизни, потому что настоящий поэт видит больше, чем другие. Что мы потеряли со смертью поэта, что приобрели? Об этом с журналистом газеты «Великая Эпоха» беседует поэт и философ Константин Кедров, преемник Андрея Вознесенского.

— Константин Александрович, редко случается, когда слава к поэту приходит при жизни. Понимал ли Андрей Вознесенский свою роль?

К.К.: Не имею ни малейшего сомнения в том, что он понимал. В свое время он написал: «Вошла гениальность, как в боксерскую перчатку входит мужской кулак». Да, он понимал, что он гений, но не требовал признания, хотя ему было приятно видеть, когда и другие понимали это.

Он, конечно, посмеивался над своими шлягерами «Миллион алых роз» или «Я тебя никогда не забуду, ты меня никогда не увидишь». А я считаю, что он зря над этим смеялся, это тоже его душа, его лирическая струна.

— Как на Ваш взгляд, отличается гениальность от обычной талантливости в поэзии?

К.К.: Андрей, несомненно, был великим человеком, и таковым он стал, сказавши однажды:

«Все прогрессы – реакционны, если рушится человек.»

Человек сказавший: «Спаси нас, Господи, от самоварварства, спаси нас, Господи, от новых арестов», человек сказавший: «Небом единым жив человек» — это уже гений.

— Да, сильно сказано. И все же, гениальность выявляется на расстоянии или ей должна сопутствовать всенародная любовь и признание?

К.К.: Многое из его творчества остается в нас, его много в пословицах, поговорках. Он с годами писал все лучше и лучше, и вот ведь парадокс, чем лучше он писал, тем меньше становилось у него читателей.

И это не связано только с тем, что книгоиздание перестало быть всеобщим делом и книги стали библиографической редкостью, что стало исчезать такое понятие как поэтическая книга.

— Почему это происходило? В чем трагичность момента для поэта пишущего?

К.К.: Вот например в 2000 году мы с ним провели Всемирный день поэзии на Таганке, где более пятисот человек слушали его, затаив дыхание.

Но это были в основном люди пожилые, которых я увидел на похоронах Андрея, куда они принесли цветы на прощанье с Великим поэтом.

Поэтому трагедия есть. Она не такая, какая случилась после смерти Пушкина. Он умер в 37 лет, а о нем при жизни уже говорили, что он исписался, в то время как Александр Сергеевич как раз только-только вошел в зрелость.

С Вознесенским это произошло, когда ему уже было лет 60-65, и на него стали смотреть как на преуспевающего «шестидесятника».

— Ему это не нравилось?

К.К.: Когда мне самому исполнилось 60 лет, какой-то журналист спросил у Андрея: «Скажите, а вот Кедров, он что, «шестидесятник» как и вы?». Он засмеялся и говорит, что «Кедров и семидесятник, и восьмидесятник – он, как Пастернак, продолжается всегда».

Это Андрей, конечно, пошутил. То же самое можно сказать о нем. Он навсегда останется в памяти. Понять его сегодняшнему поколению будет труднее, чем старшему, потому что песня «Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не услышу» поется в не выездной стране, когда твоя возлюбленная остается в Америке, а ты уезжаешь, и уезжаешь навсегда.

— Трудно терять близких друзей, особенно говорить о них сразу после похорон

К.К.: Я говорю, что Андрей гениальный поэт, не потому что, он мой самый близкий друг, нет. Он говорил, что все уходит в язык «Язык – это наше бессмертие, и в нем все остается». И он прав! А вот как будет с языком в не читающем мире, когда все сходит в интернет, я не знаю. По этому случаю написал такой стишок:

Дабл ю,
дабл ю точка ру,

Дабл ю,
дабл
ю — не ум, точка ру.

Эти слова вдохновили Андрея написать целую поэму на эту тему. Он мгновенно откликался на все новое, в лучшем понимании он был демократичен, всегда имел перед глазами большую аудиторию.

Но он считал, что нет уже той аудитории, она ушла. В высшем смысле он не заблуждался, она появится, но это будут другие люди. Не нынешние молодые люди, которые немножечко оглушены ритмом современной жизни, а те, о которых говорил Маяковский «строк случайно обнаруживая, вы с уважением ощупываете их, как старое, но грозное оружие…». Я бы добавил «не грозное, но новейшее» оружие в борьбе с дьяволом, в борьбе со смертью.

Так любить жизнь как любил Андрей, такой жажды я не видел даже у Маяковского. Двадцатый век начался гением Маяковского и завершился гением Вознесенского, и 21 век начинается его гимном.

Андрей Вознесенский

Молитва

Когда я придаю бумаге
черты твоей поспешной красоты,
я думаю не о рифмовке —
с ума бы не сойти!

Когда ты в шапочке бассейной
ко мне припустишь из воды,
молю не о души спасенье —
с ума бы не сойти!

А за оградой монастырской,
как спирт ударит нашатырный,
послегрозовые сады —
с ума бы не сойти!

Когда отчетливо и грубо
стрекозы посреди полей
стоят, как черные шурупы
стеклянных, замерших дверей,

такое растворится лето,
что только вымолвишь: «Прости,
за что мне, человеку, это!
С ума бы не сойти!»

Куда-то душу уносили —
забыли принести.
«Господь,- скажу,- или Россия,
назад не отпусти!»

* * *

Константин Кедров родился в 1942 году в городе Москве. Поэт, философ, кандидат филологических наук, доктор философских наук, член Союза писателей Москвы, член русского Пен-клуба.

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА