Вспомним, товарищ

The Epoch Times19.06.2010 Обновлено: 06.09.2021 13:44

Вспомним, товарищ


«Вспомним товарищ…» Фото: Alexander KHUDOTEPLY/AFP/Getty Images
В 1982 году Паша Кашуба из летнего отпуска привёз две аудиокассеты с записями песен, сочинённых «афганцами». И мы, курсанты, ночи напролёт слушая их в казарме, как в своё время песни Высоцкого, Визбора, «Битлз», засыпали теперь «под свист пуль и взрывы снарядов», плач матерей.

А нам сказали: на дороге мины.
А нам сказали: вас засада ждёт.
Но опять ревут бронемашины,
И колонна движется вперёд.

Песни о боях в Афганистане, о героических поступках солдат, выполняющих свой интернациональный долг, нас вдохновляли. Некоторые начали писать стихи, посвящённые им, рассказы, эссе. Игорь Коленич написал письмо своему отцу, награждённому орденом «За заслуги перед Отечеством», в центральную газету «Красная звезда», и его опубликовали. Для кого-то из нас, будущих военных журналистов, попасть в Афганистан стало своеобразной мечтой. Что ни говори, мы были воспитаны на прекраснейших литературных работах Юрия Бондарева и Константина Симонова, Ильи Эренбурга и Александра Твардовского. И под влиянием этого наша рота, вся до единого, написала рапорты на имя начальника Львовского высшего военно-политического училища с просьбой направить нас в Афганистан.

Однако после училища меня направили в Литву в воздушно-десантную дивизию. Большинство офицеров, служивших там, уже прошли службу в ДРА по одному-два раза. Редактор нашей дивизионной газеты Николай Фёдорович Иванов, орденоносец, вернулся «из-за речки» в 1984 году и написал несколько своих первых «афганских» рассказов, а уже в январе вновь отправился в ДРА на два месяца собирать материал для следующей повести. Мне очень хотелось быть похожим на него.

И вот в 1985 году моя мечта попасть в Афганистан начала сбываться. Рапорт, написанный на имя командира дивизии в ноябре 1984 года, наконец, обрёл своё воплощение. В апреле начальник политотдела вызвал меня и сказал, что после отпуска я буду направлен в ДРА в должности начальника группы пропаганды и агитации в 103-ю воздушно-десантную дивизию, базирующуюся в Кабуле. На мой вопрос, почему не в газету, он пояснил, что тяжело ранен офицер, занимающий эту должность в боевом отряде пропаганды и агитации, а на неё берут только военных журналистов.

31 мая Кабул нас встретил жарким утром. У трапа самолёта скопилось множество офицеров, встречающих своих друзей-однополчан, своих сменщиков. Через два часа после прилёта я был представлен офицерам, прапорщикам и солдатскому составу БАПО. В кубрике над кроватью у каждого из моих будущих сослуживцев были прикреплены семейные фотографии жён, детей, внуков. Я, чтобы не быть белой вороной среди них, прикрепил над своей кроватью фото жены и полуторамесячной дочурки. Только чуть-чуть позже, через месяц, когда возвращался из «командировок» (так мы называли боевые операции) в Дехсабз и Панджшер, я понял, как дорого, когда дома тебя ждут такие прекрасные и дорогие твоему сердцу люди.

Мысленно целовал их, рассказывал им всякие нелепицы о «прекрасном» отдыхе под знойными лучами солнца на берегу горной реки в Панджшере, о том, какие я видел под Дехсабзом бушующие своей силой семь смерчей. Но не о том, как наши ребята попали в окружение, не о том, как под верхним Панджшером были подорваны на минах и уничтожены из «зелёнки» и горного ущелья тридцать семь машин из афганской пехотной дивизии, которая после этого пропустила нашу колонну вперёд. Как в первый же вечер к походному госпиталю принесли несколько контуженых и раненых солдат, а после этой двадцатидневной операции двадцать один цинковый гроб с телами наших десантников отправили в Союз. Кроме того, более восьмидесяти ребят поступили тяжелоранеными в госпитали Кабула, Ташкента.

Мне везло и на Баграмской операции, и на Панджшерской, и на Пулихумринской, когда выполнял спецзадания, полученные от командира дивизии, начальника политотдела. И на Чарикарской. Наши БТР и БРДМ, шедшие в колонне, не подрывались на минах, как впереди идущая техника сапёров, разведчиков, пехоты. Но когда перед моими глазами всё это происходило, самого страха уже не чувствовал, а только боль, сжимающую сердце. Но и оно, сердце, уже стало закалённым.

Хорошо запомнился тот случай, когда рядом с нашим БТР взорвался «ГАЗ-66». Водитель получил тяжёлую контузию, а старший лейтенант с несколькими открытыми переломами ног пытался соскочить с носилок, крича: «Атакуют!». Он был в шоке. Его занесли в операционную (на базе автомобиля «Урал»), и мы ждали, когда пройдёт операция. И как неожиданно для нас было, когда капитан-хирург вышел из хирургического кунга и сказал: не спасли.

Запомнился и тот момент, когда перетаскивал на себе к вертолёту сержанта с разорванным от осколка плечом. Солдат, помогавший мне его переносить, вечно спотыкался о камни и извинялся перед раненым сержантом, который был в бессознательном состоянии. А зачем рассказывать о свисте пуль, звук которых напоминал их свист в кинофильмах?

Моя задача выдвигаться под охраной группы в район действий и с помощью переводчиков «работать» с душманами. Желаемого результата, как замечал, такие действия не всегда приносили. Переводчик, старший лейтенант Малик Туробов, окончивший Таджикский университет, хорошо владел «дари» и «пушту», прекрасно знал Коран, имел большой опыт работы. Но мне выезжать с ним на боевые не удавалось. Он был задействован в других, не менее опасных «командировках» — работа с афганским населением в кишлаках, участвовал в боевых действиях в других частях дивизии.

Но, несмотря на это, я старался в дни, когда у нас были передышки, поговорить с ним, с другими офицерами, прапорщиками, чтобы изучить их опыт, найти новинки и использовать их в своей работе. У нашей дивизии всё-таки главная задача была уничтожать действующие бандформирования, их склады с оружием и противодействовать укреплению их военной мощи. И надо отдать должное нашим полководцам-стратегам, они с этой задачей справлялись. Моя же задача была связана с тем, чтобы проводить агитационно-пропагандистскую работу с населением и душманами. Я очень хотел разобраться, почему здесь идёт междоусобная война.

После первой встречи и разговора со старейшинами в одном из кишлаков Дехсабзского района, в котором проходили у нас боевые действия, я понял, что война здесь идёт не гражданская. Не между богатыми и бедными, правительством и народом, а между фанатами религиозных партий, цель которых свернуть Афганистан с демократического пути развития на исламский. Один из них за чаем мне тогда так и сказал: «Вы, шурави, иноверцы, не верите в Аллаха и несёте нам свои правила жизни. Ханум (женщина) сняла с себя паранджу, идёт учиться в школу. Зачем это? Она, как того требует писание, должна открывать своё лицо только перед мужем и выполнять свои домашние обязанности». Приблизительно так переводил мне этот разговор афганский офицер Абдулла, обучавшийся ранее в нашей стране.

Я с ним познакомился неожиданно для себя. Мне было приказано командиром дивизии вместе с его взводом зайти в кишлак, в котором базировалась их воинская часть, и забрать различную агитационную литературу, документы, захваченные на одном из душманских складов оружия и боеприпасов. Позже мы с ним работали и на второй операции в Дехсабзе.

Как изменить политику в своей стране, чтобы она объединила все религиозные партии, он видел только в одном — в создании Общего собрания старейшин. Но и это, считал он, не принесёт всеобщего мира их стране. Раздувают здесь войну не шурави, до 1984 года русские умели договариваться с моджахедами и не вмешивались в междоусобные войны. Вся загвоздка в тех, кто поддерживает эти партии из-за границы, кто даёт им оружие на эту кровавую бойню.

Пагмано-Чарикарская операция. Командиром дивизии было принято решение выдвигаться в Пагман небольшими колоннами. Он считал, что это даст нам возможность спровоцировать разведку душманов и не дать им возможности разгадать начало проведения крупной операции в этом регионе. На выходе из Кабула застопорила движение колонны перевёрнутая БМП. Это отделение по каким-то причинам отстало от своей колонны, они шли на скорости, чтобы догнать своих, и, не вписавшись в поворот, перевернулись. Командиру взвода, старшему лейтенанту, раздавило машиной ногу, он потерял сознание. Механик-водитель и ещё два солдата корчились от боли.

Что делать? Обсудив с начальником колонны, кто останется здесь для оказания помощи пострадавшим, он выбрал нашу группу, и, после проверки сапёрами объездной дороги, колонна двинулась дальше. Приданное нам для охраны отделение десантников после вызова ПМГ (передвижного медицинского госпиталя) предложило перевернуть бээмпэшку, чтобы освободить ногу офицера. Подогнали БТР, зацепили тросами за балансиры (катки) БМП, перекрестились и дёрнули. БМП стала на гусеницы. Через полчаса подошёл ПМГ на базе «ГАЗ-66», врачи в кунг погрузили раненых и у перевала догнали нашу колонну.

В горной части Пагмана уже высадился из вертолётов десант на головы не ожидавших его душманов. Бои были тяжёлыми. Горная местность не позволяла десантникам быстро перегруппировываться, и поэтому, чтобы зажать душманов в тиски без использования вертолётов, им потребовалось брать не одну высотку с помощью инвентаря для скалолазов. Первый этап прошёл без значительных потерь. Захвачено множество боеприпасов, оружия.

Через несколько дней наша дивизия двинулась в Чарикарский район. И опять нашему отряду «повезло». Впереди идущий от нас третьим подорвался БТР связистов, после них уже «Урал» с кунгом, потом второй. Теперь очередь наша. Но не судьба. Наша группа, как обычно, базировалась рядом со штабом дивизии. Через час после того, как батальон «полтинника» начал входить в кишлак, вызвали нас. В одном из кяризов (подземные ходы, которые были сделаны афганцами, наверное, ещё много веков назад) завязалась перестрелка. Наша задача выдвинуться к кяризам и разобраться, нет ли там дехкан. Если да, то — вывести их наружу.

В сопровождении взвода мы с переводчиком выдвинулись в населённый пункт. Первое, что меня покоробило, это разлагающийся труп повешенной на дереве женщины. Это было сделано не нашими солдатами. После, как я узнал на допросе одного из захваченных в плен моджахедов, муж этой женщины воевал в «Царандое» (государственных войсках), и за это была наказана его семья. Когда мы пришли к первому кяризу и наш солдат-переводчик через громкоговоритель потребовал у людей выйти из него, мы услышали плач женщин. Люди с боязнью начали вылезать из кяриза. После наши солдаты приступили к его проверке. Во втором кяризе, оказывается, два отделения вышли навстречу друг другу и, не разобравшись, начали перестрелку. Хорошо, что никто не пострадал.

На северной окраине кишлака завязался бой с душманами. Эти ситуации трудно описать.

Когда в 1989 году были выведены из Афганистана советские войска, я понял, что демократию там захлестнёт исламская война (так и стало) и дети не смогут учиться в школах, получать своевременную медицинскую помощь, а возьмутся за оружие и будут воевать друг против друга. За что? За веру? За какую?

Перед моей последней операцией я с полным составом нашего отряда под охраной роты выдвинулся в район Баграми, расположенный рядом с Кабулом. Тот кишлак, в котором родился Бабрак Кармаль, был стёрт душманами с лица земли. В других кишлаках, находящихся в двадцати-тридцати километрах от Кабула, жизнь дехкан больше напоминала средневековый период. Электричества нет, питьевую воду, больше напоминающую глинистую юшку, люди могли набрать только в одном-двух колодцах. Дома и заборы были полуразрушены. Но что было приятно отметить, в этих кишлаках работали школы. Учителями были студенты Кабульского университета. Они несли детям знания. И как малыши радовались тем книжкам, которые мы дарили им! Муку, рис, керосин, соль, сахар мы выдавали людям под чётким наблюдением старейшины. Он знал состав семей и сколько каждой необходимо выдать мер риса, гречки, сахара, керосина и т.д. Медицинскую помощь наши терапевты, две женщины, оказывали всем по очереди.

Мужчин в каждом кишлаке было очень мало. Одна часть из них служила в правительственных войсках, другая — в бандах. Народная демократическая партия Афганистана (НДПА) здесь укрепляла свои силы не только за счёт молодого поколения, но и привлечением к работе старейшин и других, уважаемых в кишлаках людей.

Но так было не везде. В том же Дехсабзском районе, закрытом от Кабула горным массивом, добиться властям такого результата не всегда удавалось. Душманы часто в этом регионе активизировали свои диверсионные действия. Но в Кабуле всё было по-другому. Молодое поколение, живущее здесь, стремилось к новой, цивилизованной жизни, всеми силами поддерживало рождение демократического государства.

В памяти осталась праздничная встреча на окраинах Кабула афганцев и колонны нашей дивизии, возвращающейся из Пагмано-Черикарской операции. Горожане нашу боевую технику осыпали цветами. Встречали не пулями и снарядами, не ожесточёнными криками и свирепыми взглядами, а радостными криками и песнями.

Да, мы, шурави, для афганского мирного населения были не врагами, а помощниками в строительстве их новой жизни. Мы воевали с бандитскими группировками, а не с рабочими и дехканами. И когда кто-то рассказывает, что если из какого-то кишлака по нам открывали огонь и десантники уничтожали этот населённый пункт, не верьте.

Помнится последняя моя операция. Её первый этап проходил в ущельях Газни. Наша небольшая группа в составе батальона, группы боевого отряда пропаганды и агитации выдвинулась по ущелью к двум дальним кишлакам.

Когда мы прибыли на место и начали готовить оборонные укрепления, то буквально через два часа к нам направилась из кишлака группа людей. Мы их рассмотрели в бинокль. К нам шли шесть стариков, один из них на тонком длинном шесте нёс зелёный флаг ислама. Они пришли к нам не требовать, чтобы мы убирались с их земли, а, наоборот, просить помощи. Этой ночью в их кишлак пришли бандиты, забрали всё пропитание, ранили одного старика в руку. Одному из детей, чтобы хорошенько запугать дехкан, опалили руки огнём. А ему всего восемь лет. Посовещавшись с командиром батальона, приняли решение выдвинуться в кишлак под охраной взвода, с медбратом, светловолосым сержантом.

Старик лежал в дувале на постели из ветвей тутового дерева. Младший сержант осмотрел его руку, сделал обезболивание, обработал рану и перевязал. Кость не задета. Ребёнку он тоже сделал обезболивающий укол, обработал лекарствами руку и оставил его родителям бинты и медикаменты.

На следующий день тот мальчонка сам пришёл к нам, чтобы ему сделали перевязку. А под мышкой в знак благодарности нёс нам лепёшку.
Ложку в руках он держать не мог, и мы по очереди его кормили сами: за папу, за маму, за шурави…

С тех пор, как я служил в ДРА, прошло двадцать три года. Вспоминаю тех афганских детей, которые получили возможность ходить в школу, получать медицинскую помощь. Тех девушек и парней, которые одевались в красивые восточные и европейские костюмы и с учебниками, весёлые и жизнерадостные, бежали по кабульским улицам, торопясь в учебные заведения.

Десять лет демократии. Что они дали тогда Афганистану, ответят историки и публицисты. А для нас этот период Демократической Республики Афганистан — самый короткий период в истории жизни этой страны, останется в памяти, как период кровавой бойни, с незаживающими, кровоточащими ранами в душах матерей, вдов и наших, солдатских. Всё-таки демократию, оказывается, силой не везде можно внедрить и заставить народ уйти от своих устоев. Афганистан — это парадокс времён.

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА