У меня душа протестует против этого

The Epoch Times17.08.2017 Обновлено: 06.09.2021 14:29
Вход в мемориальное кладбище жертв массовых политических репрессий под Иркутском. Фото: Николай ОШКАЙ/Великая Эпоха
Вход в мемориальное кладбище жертв массовых политических репрессий под Иркутском. Фото: Николай ОШКАЙ/Великая Эпоха
Первое в России официально признанное место захоронения жертв репрессий находится в Иркутске. Даже поисковые отряды КГБ не могли в течение долгого времени найти эти места, ведь раньше все было засекречено и сейчас в архивах не осталось следов. Александр Александров, геолог, смог найти его, посвятив этому делу годы своей жизни.

Он любезно согласился сопроводить корреспондентов «Великой Эпохи» на мемориал, который находится в деревне Пивовариха близ города. Его рассказ мы слушали как детективный роман, сопровождаемый тайнами, опасностями, риском для жизни, слежкой, судом.

— Александр Леонидович, расскажите, пожалуйста, историю обнаружения захоронения.

А.А.: В 70-е годы мы купили дачу в садоводстве «Родник», рядом с Пивоварихой. В ожидании автобуса, общаясь с местными жителями, я услышал, что в окрестностях поселка находят кости людей, и даже ребятишки по поселку гоняли череп, и что это из захоронения жертв политрепрессий, которые находились рядом с дачами НКВД.

Я слушал, слушал, и думаю, что же я сижу. Надо разыскать захоронения, у меня же деда расстреляли в 1938 году и, наверняка, он захоронен в этих местах.

По профессии я геолог, поэтому подошел к поискам профессионально. В один из дней, встал в 6 утра и сделал однодневный обзорный маршрут. Походил, походил и абсолютно ничего не нашел, не смог разобраться. После этого , первое, что я сделал, обратился к трудам Н. А. Флоренсова по геоморфологии для того, чтобы обрести понимание форм рельефа. В лесу сложно увидеть, где рукотворные формы рельефа, где природные. Тем не менее, охотники даже по чернотропу в лесу могут установить, кто прошел, сколько прошли и т.д. Вот этот нюх нужно было обрести мне, геологу по специализации, далёкому от геоморфологии.

Второе, я составил топонимический словарь, для того, чтобы с местными жителями разговаривать на одном языке, понимать, о чем идет речь. Попытки попросить местных показать места находок человеческих останков ни к чему не привели. Все пользовались слухами. Называли самые разные места, но точно показать на местности не могли.

Пришлось в течение лета выполнить несколько маршрутов, чтобы установить, где эта «Дача лунного короля», где «Родник», где «Дачи НКВД» и другие объекты. С таким багажом обретённых знаний я нашел все, что мне надо было. Раскопав несколько подозрительных мест, на одном обнаружил череп и кости. Закопаны они были совсем на небольшой глубине. Свои находки я снова зарыл. После этого я затаился и стал жить в страхе.

— Как это могло сказаться на Вас?

А.А.: Меня могли тихо ликвидировать КГБэшники, если я разболтаю, где находятся захоронения, за то, что выдаю свидетельство преступления. Это было начало 70-х годов. Специфические годы существования тоталитарного режима.

Когда началась перестройка, я внимательно следил за прессой. В «Правде» появилась статья, что в каком-то городе в европейской части СССР, в месте застройки разрастающегося города, обнаружили черепа, которые сбрасывали в мусорные кучи. В статье сообщалось, что так поступали с захоронениями жертв политрепрессий. И это энергично осуждалось. По этой публикации я понял, что времена изменились, и партийная верхушка заинтересована в действительном раскрытии расстрельной эпопеи.

— Почему они стали в этом заинтересованы?

А.А.: Потому что у них появилась возможность нормально уйти в отставку с государственных постов, а не быть смещенными и расстрелянными в качестве врагов народа, как в сталинские и первые послесталинские времена. Широкая огласка и фактическое раскрытие масштабов репрессий работали на защиту высоких партийных функционеров и чиновников от расстрельных расправ, в случае поражения в междоусобных схватках за власть внутри правящей верхушки.

— Какие шаги Вы предприняли дальше?

А.А.: В 1989 году, на одной из демократических «тусовок» на набережной Ангары я поделился соображениями, что по Качугскому тракту есть стена, наверняка, там расстреливали.Сразу образовалась инициативная группа «Стена», о проводимых поисках раструбили в газетах. А я следил, арестуют их или нет. Их никто не арестовал.

Как выяснилось впоследствии, это оказалось заброшенное сооружение для испытания миномётов, изготавливаемых в годы войны.

Поиск мест захоронений начало проводить областное управление КГБ. Они создали поисковый отряд, но проходило время, а найти ничего не удавалось. В то время и прозвучала фраза в адрес И. В. Федосеева, начальника областного управления КГБ, ставшая крылатой: «Что же вы не можете найти захоронения? Как же вы тогда шпионов ловите?» Кончилось всё тем, что И. В. Федосеев вышел на меня и предложил объединить поисковые усилия общества «Мемориал», председателем которого я являлся, с их отрядом. Из областного архива нам давали несколько мест возможных захоронений жертв политрепрессий под Иркутском. Но Пивоварихи в перечне не было.
Когда совместно обсуждали стратегию поисков и выбор места поисков, я поддержал направление поисков в Пивоварихе и заверил И. В. Федосеева, что захоронения обязательно найдём.

Впоследствии, когда захоронения были найдены, И.В. Федосеев спросил меня, на чём было основана моя уверенность. Но я уклонился от разговора. Не мог же я объяснять начальнику областного КГБ, что я молчал 20 лет об известном мне месте захоронения, опасаясь, что КГБ меня ликвидирует, если я начну распространяться на эту тему.

У меня душа протестует против этого


Дорожный Указатель «Памятник жертвам, погибшим от насилия». Фото: Николай ОШКАЙ/Великая Эпоха
Когда останки людей были снова «найдены», мы совместно с руководителем поискового отряда КГБ А. В. Радихиным подали заявление в облпрокуратуру, в котором сообщали, что «…обнаружено одно из предполагаемых мест массового погребения, при раскопке которого найдены останки людей и которое необходимо расследовать… в установленном Законном порядке в целях установления истины».

Прокуратура возбудила уголовное дело. Сразу же при облисполкоме была создана комиссия. Мобилизовали солдат. Использовали землеройную технику. Изъяли останки 305 человек. Они практически не истлели, сохранилась одежда, монеты, калоши на которых видна дата 1937-1938 год. Это потому, что они лежали в местах очаговой мерзлоты, которая оттаивает только раз в 11 лет.

По результатам исследования останков было сделано заключение о насильственной смерти людей. Захоронено здесь ориентировочно 15 — 17 тысяч человек.

— Расскажите о самом, наверное, долгожданном моменте всех Ваших трудов и поисков — открытии кладбища.

А.А.: На областной комиссии я объявил, что общество «Мемориал» требует, чтобы за местом захоронений признали статус официального кладбища.11 ноября 1989 года было открытие этого кладбища. Машин выстроилось в тот день от плотины Иркутской ГЭС до поворота на Пивовариху. Прибыло более двух тысяч человек. Многие из них были родственниками репрессированных. И сейчас сюда часто приезжают люди, всегда много цветов. Было зачитано постановление облисполкома и обкома, которое означало, что за этим кладбищем власти признали официальный статус.

А в 1995 г в РФ был принят Закон «О погребении и похоронном деле», в котором говорится, что территория России отнесена к местностям, где возможно обнаружение неизвестных массовых погребений двух типов: в местах, где проходили боевые действия, а второе — погребения жертв политических репрессий. Если комментировать этот Закон, то можно констатировать, что законодательно признано, что на территории России есть погребения массовых жертв, принесенных на алтарь молоха коммунистической идеологии.

Памятник жертвам политических репрессий. Фото: Николай ОШКАЙ/Великая Эпоха


Памятник жертвам политических репрессий. Фото: Николай ОШКАЙ/Великая Эпоха
— Чем Вы сейчас занимаетесь?

А.А.: В рамках общественного движения «Мемориал» мы работаем над тем, чтобы трагические страницы в истории России не были преданы забвению. Каждый делает, что может, в меру своих сил и возможностей влияния.

Например, мы разработали дорожный указатель, в основе которого скульптура В. А. Сидура «Памятник жертвам, погибшим от насилия». На ней в символизированном виде изображен человек со связанными руками, которые задраны вверх, как на дыбе. Человек стоит на коленях и приподнял голову, словно взывая к истязателям о милости. Мы установили в Иркутске четыре таких указателя. Мы хотим, чтобы этот указатель был внесен в ГОСТ «Дорожных знаков» и ставился везде по России, где уже обнаружены и будут обнаружены в дальнейшем захоронения. Чтобы люди могли знать, как проехать в эти места.

Это тем более необходимо, раз уж территория России законодательно признана местностью, где имеются многочисленные захоронения жертв массовых политрепрессий.
— Мы подошли к самому памятнику. Расколотый камень, видимо, символизирует жизнь человека, которую грубо «разломали»?

А.А.: Да. Это работа скульптура В. Г. Смагина. Слова написал по моей просьбе писатель Марк Сергеев. «Помни Родина всех, кто погиб безвинно, будь милосердна и возврати из небытия».

— Расскажите, какие Вы сейчас испытываете трудности? Расскажите историю о том, как был «прихватизирован», по Вашим словам, мемориал?

А.А.: В науке и тем более в любой общественной деятельности всегда появляется оппозиция. Есть такая оппозиция и у нас. Собственник кладбища не установлен до сих пор. Чем воспользовались пройдошистые люди, занявшиеся за деньги «увековечиванием» безвинно погибших. Фактически превратили мемориальное кладбище в место кладбищенских поборов. Мы возмутились этим и написали статью в газету. В статье говорилось, что пора кончать эту «свистопляску на гробах». На нас подали в суд.

На суде нам вменили в вину, будто мы клеветнически утверждаем, что «истец со свистом плясал на гробах», чем нанесли ему большой моральный урон. Хотя я объяснял, что это этимологический оборот в русской речи, означающий крайнюю степень циничности поступка. Так мы оцениваем кладбищенские поборы «увековечивателей». Но судья вдруг перестала понимать русский язык и на голубом глазу спросила в ответ, есть ли у нас 30 тыс. рублей, чтобы назначить лингвистический анализ фразы. Денег у нас не оказалось. Кончилось всё тем, что нас оштрафовали каждого на 500 руб.
— Расскажите об обустройстве захоронения и его содержании.

А.А.: Первые годы на содержание кладбища обществу «Мемориал» из областного бюджета выделялись небольшие средства. Впоследствии эти средства увеличили и стали выделять управлению социальной защиты населения, которое быстро оттерло гражданские организации от контроля за их расходованием.

На сегодня не разработана концепция обустройства и развития мемориального кладбища. Оно имеет необустроенный вид. Люди завозят могильные плиты и укладывают их беспорядочно на поляне. На деревьях гвоздями крепят таблички с именами родственников, погибших в годы террора.

Отсутствует штатная должность смотрителя кладбища. В результате, за прошедшие 20 лет безнадзорное кладбище неоднократно подвергалось варварским надругательствам и ограблению.

Пулевые следы можно
видеть на фотографии надписи «Памятник истории. Мемориал»,
открывающей вход в мемориальное кладбище жертв массовых политических
репрессий под Иркутском. Хулиганы упражнялись в стрельбе.

— Зачем Вы посвящаете себя этому делу?

А.А.: Во-первых, я полагаю, что мой дед похоронен там. Он работал бухгалтером на шахте в г. Черемхово и на одном из собраний сказал, что не только в шахтах плохо, но и на поверхности нечего есть, в ларьках еды нет. На него за это написали донос и расстреляли.

Во-вторых, сейчас стараются замалчивать трагические страницы истории России, и у меня душа протестует против этого.

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА