«Добромыслов разбудил своей неуемной энергией наш крошечный городок…» (часть 2)

Эти материалы передала редакции газеты «Великая Эпоха» Ирина Александровна Коссаковская, дочь автора рассказа (Надежды Николаевны Коссаковской, урожденной Добромысловой). Действие происходит в городе Мещевске Калужской губернии.

«Мы почитаем за благо учредить вновь Калужскую губернию, повелеваем быть в ней следующим 12 уездам…
«

Статья была ко дню празднования 225-летия образования Калужской губернии

Как только Добромыслов ознакомился с делами казначейства и его чиновниками, наладил работу, он все свободное время стал отдавать городу. Первое, что его особенно огорчило, были пожары. Городишко наш каждый год горел, а когда и несколько раз в году выгорали не только отдельные дома, но и целые кварталы, впрочем, такая участь постигала и многие другие города нашей губернии.

Так и наш Мещовск – горел и строился заново.
— Строиться! – возмущался Николай Алексеевич. – А легко ли погорельцу восстановить и дом, и все, что было в нем, что окружало хозяев, к чему они привыкли. А ведь, бывает, что и люди гибнут, особенно – ребятишки и старики. Гибнет и скот, а купить корову погоревшему обывателю не под силу.

Посмотрел я, какова пожарная команда города – никуда не годится! Вышка сломана, стояки подгнили, на весь город одна бочка – и та течет. Брандмейстер стар и глух, соборного колокола не слышит…

— Опять! – всплеснула ручонками крошечная Варвара Евгеньевна, снизу укоризненно глядя на своего огромного мужа. – Значит, и здесь, как и в Козельске и в Мосальске, я снова тебя видеть дома буду только ночью?

Николай Алексеевич ласково усмехнулся и провел ручищей по плечам жены. – теперь мы будем жить здесь в Мещовске, это теперь наш город, его беды это и наши беды. Что же тебе хочется, чтобы наш новый дом в первом же пожаре исчез с лица земли? А успеем ли мы всех вывести из дома? Да и не это главное, людей жаль, имущество их жаль! Не жалей мало времени, Варенька! Я хочу, чтобы мы жили в благоустроенном городе!

Нельзя сказать, что в Мещовске не было умных, интересных и инициативных людей, но они просто притерпелись ко всем нашим неполадкам, привычными стали прорехи.
Шаг за шагом изучал неполадки в городском хозяйстве Добромыслов. Он встречался со многими жителями, беседовал с ними, пытался привлечь их внимание к недостаткам, подолгу сидел потом в своем кабинете – надо все продумать, подсчитать, посоветоваться, кого можно привлечь к осуществлению его замыслов.

Главное – денег достать на ликвидацию недостатков и прорех совершенно невозможно, разве только устроить лотерею или платный спектакль…Но что это даст? Пустяки какие-то…
Познакомился Николай Алексеевич с наиболее уважаемыми в городе людьми и предложил вместе поискать возможности избавления от прорех в городском хозяйстве, а придя домой, сказал жене – «Ну, вот, повздыхал с уважаемыми старожилами города, но пока ничего путного никто не может предложить».

За короткое время Добромыслов завоевал внимание жителей Мещовска, к нему шли за советами, главным образом, по вопросам культурного садоводства или огородных культур, а иногда и о том, как лучше сделать пристройку к дому, а иногда даже о том, что лучше купить на нынешней ярмарке – козлят или подсвинков.

Как-то раз Николай Алексеевич пришел домой из казначейства в веселом настроении, возбужденный, ему не терпелось рассказать жене, что его так обрадовало.

— Варенька, Варенька! – закричал он с порога.

-Что случилось – встревожилась Варвара Евгеньевна.

Выбежала любопытная Надя – любимица отца, а Николай Алексеевич все еще не мог ничего ответить жене. Наконец, он уселся в кресло и посадил рядом с собой жену и дочку.

— Сбывается, как будто, мое желание превратить Мещовск в благоустроенный город! Не могу еще сегодня точно сказать, но деньги у меня на это дело могут очень скоро появиться.

— Ну, уж, откуда такие деньги? – не поверила Варвара Евгеньевна.

— Купец один, богатый, тяжко заболел, врачи ничего не могут поделать, как будто рак у него в последней форме. Хочет он свою последнюю волю мне выразить, ну, вроде, душеприказчиком своим меня сделать.

— Смотри, Николай Алексеевич, с чужими деньгами начнешь дело, так завистливых людей немало вокруг, не стоит с ними дело иметь…

— Ну, что ты, Варюша, Варенька моя, я ведь не один буду, подберу самых уважаемых людей, с ними буду работать.

— Кто же этот человек, знал ли ты его?

— Самого его не видел еще ни разу, а деньги его, вклады в банке – огромные. Скоро мы с ним увидимся, приедет в банк для оформления завещания, вызовем юриста, все оформим так, как вкладчик завещает. А потом к нам придет, хочет поговорить со мной, наговорили в банке ему – и такой-то я, и сякой…

— Плохо отзывались? – удивилась варвара Евгеньевна.

— Нет, почему же плохо? Наоборот, уж так нахваливали, даже краснел, как узнал. Человек этот – купец первой гильдии, богат невероятно, но ни одного человека родных не осталось, жил он в доме почти один, только с одной пожилой женщиной, экономкой. Ей он завещал дом и обстановку всю, словом, все, что в доме есть. Земли, леса свои велел продать, а деньги передать монастырям.

— Доброе дело,- сказала набожная жена. – Но у тебя-то как эти деньги окажутся, ведь ты же не настоятель Тихоновой пустыни?

Я в это время в соседней комнате с Наташей – второй дочкой Николая Алексеевича – клубок шерсти мотал, что еще делать было; неловко мне стало – вроде я как бы подслушиваю. Вышел я в залу, извинился и попросил прощения – сожалею, слышал ваш разговор, не подумали бы вы, что я подслушиваю.

Николай Алексеевич отвечает: что ты, Коленька, пожалуйста, садись и дослушивай. И Наталью сюда давай.

— Не хочется, папа, я пойду, поиграю, — отказалась Наташа и ушла к роялю.
А я музыку-то и не слышал, Николай Алексеевич, так интересно рассказывал.

— Ну, вот, — продолжает Николай Алексеевич, — сегодня придет ко мне этот купец, а я уже позвал к себе Никифора Федотовича Меднова, не хочу один разговаривать.

Нет, не приехал в тот день купец к Николаю Алексеевичу, болезнь свалила его, поехал Добромыслов к нему узнать, как он болен, был ли доктор, а он говорит, был сам Мурашко, говорит, болен я тяжело, подумал бы о родных, не в силах, говорит, я поднять тебя на ноги. Будет у тебя недели две сроку повстречаться с родными, с друзьями, завещание написать. А я и ему сказал, что нет у меня родных, нет – и все. И сказал еще доктор: дам я тебе лекарство, почувствуешь ты себя бодрее, но вылечить тебя, прости, не смогу.

И дал лекарство, сказал, что принимать надо только раз в день, тогда я, мол, смогу поговорить, с кем хочу, и плохо не станет. Я еще не принимал, все думал, одужею, но, видно, Мурашко правду говорил. Помирать надо. А ты, Николай Алексеевич, бери по завещанию все деньги, пусть поминают меня добром.

Приехал к Николаю Алексеевичу этот купец, а его фамилия оказалась Чубыкин, звали его Василий Алексеевич, и сразу к Добромысловым. Надюша ко мне прибежала, говорит – приехал, сейчас самое интересное будет. Пришел я, но заперся Добромыслов с Чубыкиным и Медновым в кабинете и мы ничего не услышали. Проводил Николай Алексеевич купца, вышел в зал, а Надя сердитая стоит, красная, руки за спину заложила.

— Что это ты нахохлилась? – спросил отец, пощекотал ее и где уж ей было сердиться. А Николай Алексеевич говорит, вот, теперь все расскажу.

— Так вот, говорит он мне, что знает обо мне давно, все говорят порядочный вы человек, умный, честный…

— Мне даже неловко стало, промямлил что-то вроде «Ну, что вы…» — «И что это мы, интеллигенты, сами стесняемся честности своей, что ли?» — «Ну, хорошо, говорю, что, мол, нахвалили меня, может быть, и зря.» А он говорит: «Не спорь, знаю, мне ни к чему зря хвалить, я одной ногой в могиле стою. Да и спрашивал я многих о тебе, сам-то я тебя не знал. Ты думал, что я за процентами на капитал пришел? Не нужны они мне, и капитал мне не нужен, и ничего совсем не нужно, все, отжил я свое. Кончилась жизнь. И не перебивай! Не утешай! Вот, пришел я к тебе…»

— А ты знаешь, Варенька, вот когда такой умирающий богатырь говорит тебе «ты», что-то очень русское, былинное входит в нашу печь. И не кажется обидным это «тыканье».

А суть нашего разговора заключалась в том, что очень он хотел отдать все деньги своим монастырям и церквам. А я сказал, что тогда не буду душеприказчиком, если не согласится он родному городу на его процветание отдать деньги, чтобы жилось в нем спокойно и хорошо. Эх, был бы я богатеем, как вы, так я бы все свое состояние в родной город вложил бы, как сейчас труды свои вкладываю!

— Как же это? – спрашивает!

-А вот, говорю, как: много в нашем городе вдов, сирот, нищих – слепых и калек. Построим богадельню вашего имени. Нет у нас пожарной команды, каланчи, оборудования, создадим пожарную команду и все постройки, бочки там, багры, лестницы, лошадей купим – и пожарная команда, и пожарное общество имени Чубыкина! Создадим из способных нищих мальчишек оркестр духовых инструментов – оркестр имени Чубыкина! Построим городской театр имени Чубыкина, перемостим большую Калужскую улицу…

— И все моего имени? – спрашивает – и прослезился.

— А попы и без того у нас в церквах и монастырях – пустынях от жиру лопаются и пьют без просыхания.

— Господи, что же ты говоришь, Николай Алексеевич! – воскликнула варвара Евгеньевна.

— Правду говорю. Никакой пользы городу не будет, а богу ничего не требуется.

— Это верно… — сказал Чубыкин мне, — да уж так привычно нам, купцам, богатым людям, все богу обещать, чтобы грехи наши простил нам.

А я ему говорю: значит, бог за деньги и все грехи, и подлости может скостить? Так, говорю, считаете?

Куда же ему деньги-то девать на небеси?
Мама встала и ушла, а потом вернулась и взяла Надю за руку и потащила из гостиной.

— Варенька! – закричал Николай Алексеевич, — не тащи ты ее, она и так все знает, а я неправды не скажу.

Отпустила Надю мать, а та просияла вся. Милая и шустрая была девочка, добрая и веселая, хотя и озорная.
Ну, вот, так и кончили мы нашу беседу с Чубыкиным. Он даже как-то просветлел весь. Вот, теперь-то я примусь за этот городишко, он у меня попляшет! И вас всех заставлю работать… Как тезка? Будешь помогать? – обратился он ко мне.

Нельзя себе представить, как я обрадовался. Что мне делать- то, скука одолевала нас всегда – гуляния по улице, случайный пикничек со сплетнями и разговорами о том, что вот, мол, Коленька уже пора невесту искать, да с приданым…

Через шесть дней после этого разговора, умер купец Чубыкин. Еще при жизни он подарил городу огромные башенные часы, которые отбивали каждый час. Поставлены были на башне соборной, а бой их слышал каждый мещовский житель. Так, Чубыкин был знаком всем благодаря своему дару.

Невероятной пышности поминки вспоминались мещовским долго, даже в предвоенные годы говорили: «Это тебе не Чубыкинские поминки…»

*****

Газета «Восход»,  №33 от 27 апреля (Из архивных фондов калужского краеведа Г.М.Морозовой), 2002г.

Перейти к части 1

Перейти к части 3