Русский портрет Израиля. Часть шестая

Продолжаем нашу рубрику «Русский портрет Израиля». Опрашивая представителей русскоговорящей интеллигенции страны, мы задавали им все тот же, как оказалось, не совсем простой вопрос: «Чем для вас была Россия и что для вас теперь Израиль?»

Михаил Хейфец, писатель, литератор

Чем была для меня Россия?

Россия – это язык, единственный, который я знаю, на котором говорю свободно, это культура, которая меня воспитала и вырастила, это история, которая сформировала моё сознание, это климат, который наиболее благоприятен для моего тела. Короче, это та реальность, которая меня целиком и полностью создала. Еврейства, как культуры, как сферы жизни, я практически не знал. Вдобавок, я вырос в Советской России пламенным комсомольцем-целинником, коллективистом и интернационалистом. Россия воспитала во мне убеждённость в бескомпромиссной принципиальности, в непримиримой твёрдости по отношению ко всякой несправедливости. Соответственно, я неизбежно, хотя и постепенно, превратился в антисоветчика, за что и сидел в заключении шесть лет.

Чем стал для меня Израиль?

Он стал моей родиной, моей страной. Я выбрал то государство, где меня никогда не сочтут чужаком, где я могу вмешаться в любое дело и высказать любое мнение. Его могут счесть неверным и увидеть во мне дурака – сколько угодно! – но никогда не поставят под вопрос моё право иметь своё мнение по любому вопросу. А в России всегда могли сказать: «Чего ему у нас надо! Не нравится – пусть едет в свой Израиль». Ну вот, я и уехал… В России мне постоянно было стыдно за правительство и политику моей страны. В Израиле - никогда! Даже когда я не согласен с этой политикой, я понимаю, что движущие мотивы её создателей, в принципе, благородные и честные. По-моему, этого вполне достаточно, чтобы «жить дома».

Эдуард Левин, художник

Россия, вернее, СССР, это была страна, из которой я постоянно хотел уехать. Подал просьбу на выезд в 1972 году, четыре года ждал разрешения, меня не отпускали по той причине, что как бы нет у меня родственников в Израиле (хотя они были - двоюродный брат с семьей, родившийся во Франции, с которым я лично не был знаком). Характеристика с работы у меня тоже была плохая: «не любит советскую власть, не признает превосходство соцреализма над западным искусством». Правда, политикой я не занимался, не вступал в сионистские движения, решил индивидуально бороться за право выезда. Я уезжал с чувством глубокой жалости к людям, которые остаются в СССР.

Израиль. Приехал один. Столкнулся здесь с ненавистью восточных евреев к русским, столкнулся с обманом, точно таким же, как в Союзе, пришел к выводу, что приехал в страну еще более эгоистичную, но с демократической ширмой. Хотя, я также встретил людей с «большой буквы», таких высоких нравственных качеств, что даже трудно и поверить, что такое сохранилось в наше время. Эти высокие люди в основном и строили страну, но хотели, конечно, построить другое общество. Узнав поближе одного из таких высоких людей (он оказался отцом жены моего двоюродного брата), я стал гордиться, что являюсь израильтянином. В Израиле не искал себя, я себя нашел как художника-индивидуалиста еще в России, продолжил заниматься своим призванием и здесь - писать картины. Долгое время преподавал в школах и колледжах. В Израиле я, к своему глубокому разочарованию, чувствую себя не репатриантом, а эмигрантом. В этой стране, как бы демократической, где по идее должна быть свобода выбора, ее, по сути, нет. Может быть потому, что я антиобщественный человек, поэтому я и в Израиле ощущаю себя диссидентом.

Марина Левина, филолог, переводчик поэзии.

Киев. Этот город был для меня всем: он и корни, и исток, он смешение языков (русского, украинского, польского, идиш). Этот город, с одной стороны – мегаполис, с другой – уютный, домашний. В Киеве люди одного круга все друг друга знали. Помню, сидела под роялем знакомых пианистов, когда была маленькая. Не помню, каких пианистов, но помню, что под роялем было мое постоянное место в салонах их квартир. Киев – город, где родился мой отец в том же доме, что и я. Киев – это часть меня самой, недаром Булгаков назвал его городом с большой буквы.

Израиль. Это моя страна, большой сумасшедший дом, в котором моя «палата №6» как-нибудь да устроится. Израиль для меня, такой же родной, как и Киев.

Евгений Гутман, инженер, режиссер информационных фильмов, фотограф. Украина, Россия – это молодость, становление личности и главное – друзья. С моими друзьями юности поддерживаю отношения до сих пор. И всех, кто повлиял на меня, помню и стараюсь успеть сказать им "спасибо". Но советскую власть я не любил, несмотря на то, что мой отец был коммунист, депутат горсовета, начальник дорожного управления города Луганска, честнейший человек.Израиль. Мы приехали всей большой семьей, семь человек: мои старики родители, мама жены, двое детей: 15 и 20 лет, оставив в Москве полное материальное благополучие. Родители наши не выжили бы там, сейчас они живы (дай Бог им еще пожить), отцу 95 лет, маме 85, и это после нескольких перенесенных операций на позвоночнике. Очень трудно было в первый год пребывания в стране, 20 лет назад. Мне часто снилась заснеженная Москва. Я до сих пор живу с синдромом «в лесу родилась елочка» (отсутствие здешних, культурных кодов) и от него не избавлюсь до конца жизни. Иврит разговорный усвоил, без проблем смотрю спектакли на иврите, но не читаю. Хочу рассказать одну историю, которая постановила: «Да, мы дома». Произошла она в самом начале репатриации. Квартирный маклер нас надул, поселил в совершенно пустой квартире, ну, совершенно пустой – один каменный пол, непривычный нам, паркетным россиянам. А при нас только несколько чемоданов с одеждой. Первое мгновение, сами понимаете, - шок. И вдруг набежали люди. Район Гиват Шауль, куда нас сбросили, – религиозный. Через три часа совершенно пустая квартира заполнилась матрасами, столом, стульями, посудой, едой, а потом, на протяжении целого месяца, каждый день нам что-то приносили, в том числе и холодильник, и плиту, пока не загрузили нас всем необходимым. Мои родители знали идиш, дети – английский, так и общались. Благодарности нашей не было предела. Религиозным я не стал, но уважением к религиозным евреям проникся, мы помним этих людей и благодарны им.

Юлия Сегаль, скульптор

Чем была для меня Россия? - Россия – это данность. Я росла абсолютно ассимилированным человеком, ничего не знала о евреях, кроме как, что они – это пятно на лице, к которому у меня нет никакого интереса. После Суриковского училища я решила остаться жить и работать в Москве, и как-то в начале 70-х попала на огромную выставку в Манеже. Один момент в этой выставке меня затронул и что-то повернул в моем сознании в сторону еврейства и причастности к нему. Среди монументальных работ, исполненных, конечно, в советском стиле, я обратила внимание на 8 небольших, тихих пейзажей и натюрмортов. Мне стало любопытно, кто же авторы этих живописных, приятных работ. Я не поленилась и обошла громадную экспозицию еще раз, чтобы посмотреть и запомнить авторов этих восьми картин. Что же оказалось? Все фамилии художников были еврейскими. Именно тогда я поняла, как должна работать, какая атмосфера будет у моих скульптур. С того момента я стала причастной к этим еврейским художникам, своим творчеством созвучной им, то есть я поняла, как буду творить - таким же тихим голосом.

Чем для меня стал Израиль? - В Израиль я приехала без сионистского задора. В России жизнь как-то резко закончилась, там нельзя было больше жить. После путча я попала в Америку, там просуществовала 10 месяцев. Америка – это хороший детский дом для всех, но я не услышала там свой тихий голос, не мое все было вокруг. В Израиль я приехала туристкой и сразу впала в транс от людей, особенно от детей. Я не могла поверить, что есть место на земном шаре, где не стыдно быть Ароном, занюханным евреем в смешных коротких штанах с подтяжками и бесконечным насморком. Солдатики меня просто приводили в изумление. Было ясно, что они мои старшие братики (которых мне так не хватало в детстве), защитники. Им по 18, а мне 50 с плюсом. После первых скитаний по Израилю с отцом на инвалидной коляске (его уже нет в живых) я попала в Санур, и все – я дома. Иврита я толком так и не знаю. Но ко мне все снисходительно относятся. Я чувствую себя маленькой девочкой и мне от этого хорошо.

Продолжение следует...