Стихи Игоря Бяльского. Поэты по субботам

Игорь Бяльский – поэт, переводчик. Родился в Черновцах, жил в Ташкенте, по его словам «семнадцать лучших лет», жил также в Перми, где закончил Политехнический институт в 1971 году.
Игорь Бяльский организатор первого ташкентского КСП «Апрель» (1975) и Чимганских фестивалей авторской песни (1977 — 1989). Сборники его стихов: «Города и горы», «Времена города», «На свободную тему». Его переводы Джона Апдайка вошли в антологию «Строфы века».
Автор сборников «Города и горы», «Времена города», «На свободную тему» (1996). Стихи и переводы из Джона Апдайка включены в антологии «Строфы века».
Репатриировался в Израиль в 1990 году. Ныне живет в Текоа (еврейское поселение в Иудее) и работает главным редактором «Иерусалимского журнала».

Игорь Бяльский, поэт, переводчик. Фото: Хава ТОР/Великая Эпоха

* * *

Семёну Гринбергу
Ночного Вифлеема страж.

А ежели сказать своими
словами, не впадая в раж
в небесном Иерусалиме,

я сторож брату своему.
Он тоже правнук Авраама.
Но – и Агари. Потому
и длится эта мелодрама.

Пока не замирились мы,
не худо б видеться пореже.
Но Иудейские холмы,
они для нас одни и те же.

И эта ночь, и эта высь
библейская – они едины.
Не сжиться и не разойтись.
И не переменить картины.

Вот я. В дозорной маете
вышагивающий кругами.
Вот он. В острожной темноте
спешит к своей арабской маме.

И мы встречаемся. Мой брат,
поскольку всяко может статься,
меня приветствует. Мол, рад
приветствовать и улыбаться.

Поскольку я вооружён
и заодно неосторожен,
то он не лезет на рожон
и нож не достаёт из ножен.

Приветствует. Его иврит,
пожалуй, моего поглаже.
«Приятной стражи!» – говорит,
желая мне приятной стражи.

ПОДНИМАЯСЬ В ИЕРУСАЛИМ

как война с арабами эту страну берёт
за живое за душу горло за всё что есть
так во мне полыхать вовсю начинает лёд
по прошествии тоже восьми с половиной лет

или около этого в среднем какой счёт
если жизнь одна на всех и любовь одна

одинёшенька жалобна истова как месть
и единственна и убийственна как война

я не помнил голос не помнил твоих глаз
я узнал тебя потому что всегда знал
я сказал люблю и не важно в какой раз
потому что тебя и не важно где опоздал

по прошествии чёрт его знает каких лет
по стечении главной леты с живой водой
я встаю убитый стареющий молодой
и пою глаза твои весь твой свет

и чимганский ветер и тот белорусский лес
и одесский берег где тоже встречались мы
а теперь и эти светящиеся холмы
проникают одно в другое наперерез

как войдя в автобус протиснувшись ни усов
сумасшедший смертник-хамасовец щурит взгляд
как зрачки двоятся на лицах у пикассо
ещё миг и в один сольются и полетят

и летит на свет по ущелью мое шоссе
и купальщицы ренуара мне шлют знак
и давид и владимир-зеэв и все все все
три товарища пьют довоенный уже коньяк

за не важно какого цвета твои глаза
за мой смертный пьют и даже посмертный бой
за живое за душу личная война за
независимость за остаться самим собой

До свиданья, Володя, до встречи, когда Господь
соберет нас опять воспеть на краю апреля
и субботними звёздами выстелет Млечный путь,
где дано обнять и Ешуа, и Гилеля.

И вернувши гитарам плоть, повернёт Мессия
и от Храма пойдёт пешком, ни гроша в кармане,
и твоя Иудея, брат, и моя Россия
у небесных врат на одной сойдутся поляне.

Ни оранжевых ленточек, ни поминальных свеч,
а родная речь – на Чимгане, в другом раю ли –
и пронзительно-звёздный, самый пасхальный луч,
по которому ты ушёл к небесам в июле.

…О любви и воле – о чём же ещё, о чём? –
этот жанр устный, круг этот наш нетесный,
где с небесным градом Давида к плечу плечом
Академгородок небесный, Ташкент небесный.