Оперный певец Сергей Анастасьев: «Нет лучше страны, чем та, в которой родился!»

The Epoch Times02.03.2012 Обновлено: 06.09.2021 13:56

Сергей Анастасьев в роли директора цирка в оперетте «Мистер Х». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)


Сергей Анастасьев в роли директора цирка в оперетте «Мистер Х». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)

Сцена из оперетты «Мистер Х». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)


Сцена из оперетты «Мистер Х». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)

Сергей Анастасьев в роли директора цирка в оперетте «Мистер Х». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)


Сергей Анастасьев в роли директора цирка в оперетте «Мистер Х». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)

Сергей Анастасьев в роли директора цирка в оперетте «Мистер Х». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)


Сергей Анастасьев в роли директора цирка в оперетте «Мистер Х». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)

Сцена из оперетты «Мистер Х». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)


Сцена из оперетты «Мистер Х». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)

Сергей Анастасьев в роли директора цирка в оперетте «Мистер Х». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)


Сергей Анастасьев в роли директора цирка в оперетте «Мистер Х». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)

Сергей Анастасьев в роли царя Турандот из оперы «Турандот». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)


Сергей Анастасьев в роли царя Турандот из оперы «Турандот». Фото: Ирина Рудская/Великая Эпоха (The Epoch Times)
В преддверии Всемирного дня театра (27 марта) мы взяли интервью у Сергея Анастасьева, солиста Донецкого национального академического театра оперы и балета им. А. Б. Соловьяненко.

Как-то раз Сергей, вернувшись из Европы после длительных гастролей по Италии, в компании друзей предавался отдыху на берегу озера в сосновом лесу. «Нет лучше страны, чем та, в которой родился!» – вдруг философски произнес он. И затем воскликнул с какой-то непонятной горечью: «Ребята, если бы вы знали, как я мечтал вот так сидеть у костра, смотреть на звезды в небе, купаться в прозрачной воде озера. Рива-дель-Гарда, Париж, Мадрид, Сиракузы – они прекрасны. Но это чужие города, чужие страны. Дома всегда лучше».

Это было четверть века назад, когда поездки в Европу для многих из нас были недосягаемой мечтой.

Те события давным-давно канули в Лету, но фраза о родине не стерлась из памяти. Эту мысль когда-то высказал Александр Грибоедов: «Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен». Кто возвращался из дальних странствий, тот знает цену родине.

«Смычок опущен, и мелодия допета…»

Прошло много лет.

Овациями закончилась оперетта «Мистер Х» в Донецком оперном театре, раз пять выходили кланяться публике актеры. И вот строгий «директор цирка» снимает свой цилиндр, меняет яркий маскарадный костюм на скромный свитер и брюки, стирает грим. «Смычек опущен, и мелодия допета…», теперь мы можем не спеша побеседовать с артистом.

– Сергей, а свои первые гастроли ты помнишь?

С.А.:
Еще бы. Сразу после окончания мною Донецкой консерватории, из Крымской филармонии приехал художественный руководитель, он услышал, как я пою, и спросил: «Сергей, а что ты здесь делаешь?» И предложил работу в Ялте. Я еще не успел задуматься о своей работе, и согласился. В Ялте есть гостиница «Ялта. Интурист», где останавливаются иностранцы. Там я и проработал 6 лет.

– Почему же не в театре?

С.А.:
Как-то само собой сложилось, и очень быстро, я не успел опомниться. Мы пели в Хрустальном зале гостиницы украинские и итальянские песни. Конечно, не только в Ялте, мы объездили с гастролями весь Крым.

– А как в Италии оказались?



С.А.:
В «Ялте», где мы работали, останавливаются большей частью европейцы из разных стран. Приехал как-то бизнесмен из Вероны, «чулочно-носочный король». Ему понравилось наше пение. Он решил устроить нам гастроли по Италии, арендовал площадки для выступлений. Нас было несколько человек из Крымской филармонии. Еще он пригласил тогда из Киева народного артиста Анатолия Борисовича Соловьяненко.

Гастроли проходили по городам северной Италии – Верона, Рива-дель-Гарда, Гарда, Дезенцано-дель-Гарда, Бардолино, Сирмионе, Мальчезине. В основном, это были города вокруг озера Гарда. Мы дали 16 или 17 концертов.

– Напряженный у вас был график работы. А удалось выкроить время посмотреть Италию?

С.А.:
Да, в этом смысле можно сказать, что мне повезло. Мне дали возможность отдохнуть, побродить по окрестностям озера Гарда, кстати, самого большого в Италии, очень живописного. Я ходил по Вероне, рассмотрел амфитеатр, построенный еще древними греками, удивительное сооружение! Я заглядывал в старинные храмы, наблюдал, как живут итальянцы, какой у них уклад жизни, приоритеты, характер. Другой народ, другая культура – это всегда познавательно.

– Почему ты один? Разве остальным артистам филармонии не интересно было познакомиться с достопримечательностями итальянских городов?



С.А.:
По иронии судьбы, такая «удача» выпала только мне. В ту поездку по Италии я спел только в трех концертах.

Прием был очень хороший. Последний мой концерт был в Вероне, городе, который прославил Шекспир. Там жили когда-то его герои – Ромео и Джульетта. Мы как раз пели в театре «Ромео и Джульетта». К слову сказать, под амфитеатром находится старое итальянское кладбище с захоронениями 1250 года, удивительно!

– А дальше что было?



С.А.:
Фрак, бабочка. Выхожу на сцену. Пою старинную украинскую песню «Ніч яка місячна…». И как будто бы исполнил хорошо, а зал молчит. Я в недоумении. Вижу только первые три ряда, они сверкают, переливаются. Сразу не понял, потом сообразил – бриллианты. Там женщины ходят на концерты в мехах и бриллиантах. Тишина в зале, мы решили: «Провал». Обидно стало. Мы приехали на землю бельканто, и полный провал!

– Мы – это кто?

С.А.:
Подпевал мне ансамбль девушек. Вот мы и подумали: «Провалились!» Но потом кто-то захлопал, к нему присоединился другой, потом еще, еще, еще. Наконец весь зал взорвался аплодисментами. Потом стали топать ногами. И опять я растерялся. Ухожу со сцены подавленный. В голове пронеслось: не приняли? За кулисами я спросил импресарио: «Что, труба?» Он с горящими глазами отвечает: «Да, что вы! Это высшее одобрение. Вы очень понравились!» Конечно, я был на седьмом небе от счастья: все-таки родина бельканто, и так горячо меня принимают. Приятно.

После концерта нас пригласили в шикарный ресторан. Угощали настоящим пивом из броварни и пиццей, приготовленной на углях. Фантастика!

– Две недели ты пользовался у публики таким успехом? Или только в тот день?



С.А.:
Все сложнее. В нашей труппе был народный артист, а публика меня принимала почти так же, как и его. И после трех концертов наш руководитель сказал, что я могу отдыхать. Вот тогда мне и представилась возможность в оставшиеся дни изучать достопримечательности, историю городов, где проходили наши гастроли, наслаждаться прогулками вдоль озера и знакомиться с бытом итальянцев. И конечно, это было замечательно: нужно во всем видеть лучшее.

– Ваш импресарио был итальянец?

С.А.:
Да, конечно. У него несколько необычная судьба. Закончил в Италии духовную семинарию, но что-то не сложилось, и он стал дирижером. С ним мы пели весь репертуар Верди, Пучини, кое-что из французского репертуара, к примеру, «Кармен». Я пел арию Хозе, одну из своих любимых.

– Кстати, об итальянцах. Какие они? Как вы с ними ладили? Легко ли было понимать друг друга?

С.А.:
Взаимоотношения итальянцев между собой, как я заметил, очень простые. У нас с ними также не было проблем в общении. Но мне показалось, что у итальянцев сильно развит индивидуализм, если рассматривать характер глубже. Они держатся обособленно. Один человек от другого как бы отгорожен стеной. Может быть, поэтому большинство итальянцев – люди верующие, причем искренне верующие. Там не просто ходят в церковь исполнить долг, они чувствуют в этом потребность. Люди собираются возле храма задолго до службы, и по окончании ее не расходятся сразу. Прямо возле церкви горожане решают свои насущные хозяйственные вопросы – по строительству нового супермаркета, например, или по благоустройству города. Мэр или его представители тоже здесь. Все жители относятся к своему городу с той же ответственностью и заботой, как относятся к семье, к дому.

– Чтобы наблюдать характер и уклад жизни итальянцев, нужно быть близко знакомым с ними. Разве на гастролях возможны длительные знакомства?

С.А.:
Гастроли порой длились по 2 месяца. В одну из многих моих поездок мы жили на частной вилле на севере Италии, у одного из местных аристократов. Кстати, у них по-прежнему есть титулы – князья, графы, бароны, но они их не афишируют. Часто нас приглашали на приемы, и в большой толпе людей характеры их и привычки можно видеть, как на ладони. Еще, я отметил, что эти люди, несмотря на титулы, держатся просто, но с большим достоинством. Смотрел на них и думал: какая большая пропасть между нами!

– Не хочется оправдываться, но как могло быть иначе, если у нас за 70 лет советской власти исконно русскую культуру и традиции, а также духовность уничтожала коммунистическая идеология? Есть ли в стране семья, которая не пострадала от сталинских репрессий?! Может, в вашем роду все было гладко?!

С.А.:
Нет, конечно. Мой дед был коренным киевлянином. Моего отца в детстве воспитывала гувернантка. В доме была большая библиотека. Но случилось так, что во время войны отец 16-летним юношей попал в Германию. Его вместе с другой молодежью отправили эшелоном в Кёльн работать на заводе. В 1945 году советских и других иностранных рабочих с немецких заводов освободили американцы. И почти все наши соотечественники направились домой, в Советский Союз, хотя их предупреждали: кто хоть один день находился на американской территории, сразу отправляют в лагерь отбывать срок.

– И твоего отца отправили на Колыму?

С.А.:
Ему повезло. Так случилось, что какому-то военному подразделению нужны были люди для погрузки немецкого оборудования, мой отец пошел помогать. Потом вместе с солдатами советской армии вернулся домой. Это спасло его от ссылки. В Киеве отца лишили прописки, потому что он находился в американской зоне оккупации. Его направили на восстановление шахт Донбасса. В то время сюда бежали раскулаченные, репрессированные. Здесь можно было затеряться, укрыться от гнева властей.

Вот так мой отец оказался в небольшом шахтерском городе Горловка. Здесь он женился на моей маме, родился я. Учился я в школе № 23, в которой, преподавал Василь Стус, поэт, украинский правозащитник. В 60-х в стране зародилось демократическое движение «Хрущевская оттепель», Стус был одним из участников.

– Да, сначала «хрущевская оттепель», потом Стуса на 12 лет сослали в лагеря, потом его загадочная гибель. Опять мы соскользнули на тему репрессий… Давай поговорим о культуре, традициях. Ведь для оперного певца очень важны его корни и широта мировоззрения.

С.А.:
Да, именно. В нашем классе украинскую литературу преподавал друг и единомышленник Стуса, поэт Иван Семенович Мурза. Он прекрасно знал и любил фольклор, литературу, историю Украины, и передал эту любовь нам, ученикам. А однажды в школе появилась Неля Ивановна Загорулько. Она приехала с Черниговщины после окончания Киевского национального университета. Когда она вошла в класс и заговорила, мы оцепенели. В классе воцарилась мертвая тишина. Босяки из шахтерского поселка, которых мало чем можно было удивить, первый раз в жизни окунулись в необъятную мелодику украинской речи. Она завораживала, захватывала своей мягкостью и певучестью. Весь класс слушал учительницу, не шевелясь. Мы ловили каждое слово чистейшего украинского языка, необыкновенно мелодичного.

– Ведь в Италии вы пели и украинские народные песни, кроме неаполитанских песен, так? Как итальянцы отнеслись к украинскому фольклору?

С.А.:
Они были очень удивлены, что кто-то еще, кроме них, хорошо владеет искусством бельканто. К тому же, украинский язык сам по себе очень певуч, и стоит на одном уровне с итальянским по мелодичности.

– А что еще произвело на тебя сильное впечатление, ведь первая поездка за рубеж – самая запоминающаяся?

С.А.:
И смешно, и грустно об этом рассказывать. Я наблюдал такую картину: когда наши девочки попали первый раз в местный супермаркет, они вышли оттуда, рыдая. Они увидели в магазине такое богатство фруктов, аппаратуры, стильной одежды, косметики. Плакали навзрыд.

– Расстроились? Или плакали по-настоящему?

С.А.:
Нет, именно рыдали, такого не забудешь. Они говорили: боже мой, почему же мы так плохо живем! Как раз на пороге 90-е годы, разруха в стране. Денег нам платили – еле концы с концами сводишь. Уровень жизни в Крыму тогда был очень скромный. А тут мы попали в рай на земле.

– Вернемся к опере. Что такое бельканто? Почему о нем так много говорят? Если не ошибаюсь, это правильное владение голосом? Я слышала, что бельканто считается эталоном классического оперного пения. И говорят, что немногим дано освоить этот стиль.

С.А.:
Поиски итальянского бельканто для вокалиста – это сумасшедший дом. Мы немножко больные люди в этом смысле. Имею в виду поиски ПРАВИЛЬНОГО вокала. Учителей, к сожалению, крайне мало. Этому не учат в консерватории. Причем такая ситуация характерна не только для нашего вокала, а и для итальянского. На гастролях я беседовал об этом с разными итальянскими певцами. Они дали понять, что настоящему бельканто они учатся не в консерваториях. Каждый из них сам находит мастера вокала и берет у него частные уроки.

– А почему это так важно – овладеть бельканто? Почему к этому так стремятся?

С.А.:
Бельканто, итальянское бельканто – это степень мастерства вокалиста. Проще говоря – это красивое пение. Федор Шаляпин говорил: учитесь так, чтобы ваше пение было приятно для слуха, не пойте гнусаво.

— Но ведь есть и другие стили. Разве они плохи?

С.А.:
Да, есть другие. Есть немецкое пение. Оперы Вагнера поются немецкими исполнителями в особой манере. Немцы его любят. Есть русское пение. Пример тому – Иван Козловский. Россияне любят такое пение. Но итальянцы не воспринимают ни немецкое, ни русское, ни какое-либо другое пение.

– Разве в этом есть что-то противоестественное? Корни, ментальность, характер народа отражаются в его музыке и вокале. Поэтому каждый народ любит то, что ему ближе.

С.А.:
Да, но итальянское бельканто любят слушать и итальянцы, и немцы, и русские, и французы… Оно приятно любому слуху.

– Значит, итальянское бельканто – универсальное. Оно может угодить самому изысканному вкусу.

С.А.:
Именно. Поэтому для вокалиста овладеть итальянским бельканто считается вершиной мастерства. Вот почему многие к этому стремятся.

– Хорошо. Но вот вопрос: зачем же везти бельканто на родину бельканто? Это все равно, что идти в ресторан со своей едой. Разве нет?

С.А.:
О! Итальянцы обожают вокал! Если они видят, что человек чего-то стоит, они готовы его слушать. Это очень благодарная публика. Что мне нравилось – все они знают неаполитанские песни. Они поют в зале, дирижируют. И получают колоссальное удовольствие от этого. Я многое повидал и многое понял, когда начались серьезные гастроли в Италии. Прием всегда был хороший. На спектаклях большинство зрителей сидят с клавирами и поют оперу – от начала и до конца, все партии – женские, мужские, хоровые.

– Что еще в Италии произвело на тебя сильное впечатление?

С.А.:
Однажды нас поселили в монастырскую гостиницу в городе Лорето, что на берегу Адриатики. Море было недалеко, мы ходили купаться. Но это не главное.

Мне Лорето очень понравился и запомнился. Это небольшой город, но старинный архитектурный ансамбль делает его сказочным. Город знаменит на весь мир тем, что в центре его находится Базилика Санта-Каза (ит. Santa Casa – Святой дом, Дом Богородицы – прим. ред.). Легенда гласит, что храм Непорочной девы Марии (возведенный над домом, где росла и воспитывалась Дева Мария), когда нависла угроза разрушения его сарацинами, ангелы на своих крыльях перенесли сюда из Назарета. Поэтому в Лорето всегда много паломников со всей Европы, а также из-за океана.

Когда мы ходили по храму, я был заворожен пением детского хора. Мелодика хорала проста – 6-7 нот, но когда это поется чистыми детскими голосами, то не уступает многоголосию в православном храме.

– А какой город или область Италии тебе более созвучны?

– Сицилию обожаю, хотя там невыносимо жарко. В шутку называю ее «родным домом». На острове много городов, построенных во времена Эллады. Сиракузы, Гела, Рагузы, Палермо. Мне все нравятся. Нравится сам дух Сицилии. Небольшие пьяцца, узкие улочки городов, каменные развалины античных замков и храмов, прекрасные соборы и дворцы, шикарные пляжи и панорамные скверы с выходом к морю, амфитеатры.

– Чем еще покорила тебя Италия?

С.А.:
Для меня до сих пор загадка, как итальянцы, такие импульсивные, зажигательные люди, могли создать такую тонкую изысканную неповторимую культуру! Как-то, будучи на гастролях по северу Италии, я пошел прогуляться по городу Рива-дель-Гарда. Набрел на какую-то провинциальную церковь. Надо сказать, там все храмы просто великолепные, многие выстроены из мрамора – белого, розового или цвета беж. Войдя в храм, я увидел картины старых итальянских мастеров, которые украшали своды церкви. Я был восхищен этой красотой!

– Ну, да. Мы привыкли видеть шедевры только в столичных музеях.

С.А.:
Понимаю, что многое здесь осталось со времен Римской империи. Но, кто же стоял у истоков? Ведь вся европейская культура, в принципе, была заложена Римом. Вот вопрос, на который не могу найти ответ.

– Ты бы хотел остаться жить в Италии? Если бы предложили, согласился бы?

С.А.:
Откровенно говоря, я не думал об этом. В Италии, в Испании, Франции, в других странах, где у нас были гастроли, и уровень жизни выше, и люди культурнее, но всегда что-то тянет домой. Хотим мы этого или не хотим, но та страна, в которой родился, и есть самая лучшая.

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА