Халаджан Н.Н. Литературный автопортрет. Часть 3

The Epoch Times16.04.2013 Обновлено: 06.09.2021 14:15

Халаджан Николай Николаевич. Фото предоставлено Надеждой Абрамовой


Халаджан Николай Николаевич. Фото предоставлено Надеждой Абрамовой
ВОЙНА
Эта удивительно красивая жизнь нашей семьи считанными днями июня-июля 1942 года оборвалась. Сначала погибла медсестра Анна, потом уходит на фронт отец — Николай. А первого июля в числе других детей, приводимых из штабного подземелья, памятно близко расположенного у знаменитой Графской пристани, был я кинут с рук на руки матросов на борт корабля, ставшего этими событиями Звездой Черноморского флота, — “Лидера Ташкент”! И увезён эвакуированным в Новороссийск. Это был на все времена героический рейс, последний из осажденного города.

Шёл он под непрекращающимися бомбами и торпедами, пока не вышел из зоны огневой досягаемости. Он вывез живыми сотни раненых. Я весь путь был на палубе, всё это видел: охваченный огнем Севастополь, знал, как много ещё раненых и катакомбных беженцев будут ждать этот корабль. Но на второй день по прибытии в Новороссийск, прямо пришвартованным у берега, этот жизни хранящий надежду буревестник, всё-таки был разбомблён. Ушел под воду с последней надеждой живой человеческой связи с осаждённым Севастополем.

…Встретились мы уже после войны. Это он меня нашёл, отец, с ранениями прошедший по многим фронтам и госпиталям. И всё время не терявший надежду отыскать меня, все три года беспризорно обретавшегося в завоёванной и отвоёванной России. А это было действительно не просто. Чтобы выжить, я объездил половину нашей великой тогда страны. На крышах поездов. Так все ездили, несчастные. А меня он нашел настойчиво, по непрерывному опросу бесконечных ватаг оборванных детей, в расчёте на мою своеобразную старую уличную кличку. Помните, “Сева Книжкин”? Ведь я и тогда носил повсюду книжки. А слово “Сева” теперь воспринималось в связи с моей родиной. Посеял её именно такой кто-то из мальчишек-севастопольцев, чем и определилось “Сева” как “Севастополец”.

Наверное не менее жарко мечтал его встретить и я. И спрашивал у каждого встречного солдата. Только я — по фамилии и имени. Мои фамилию и имя давно уже никто не знал. А нашел он меня по простой догадке. Он уже побывал на своей и моей родине, в Севастополе, где ему дали 24 часа на убытие. Понял, что также было или будет со мною. Но зато узнал конечный пункт тогдашней моей эвакуации. Это была узловая железнодорожная станция на Кубани Кавказская! Там он и поселился, веря что я ещё здесь появлюсь. Так оно и вышло.

И вот мы сошлись! Взаимной радости не было конца. Оказалось, что отец уже давно носил с собой какие-то вещички для меня, но все они не подошли, я сильно вырос, вытянулся, а ноги, на что он — сапожник, но не представлял, что могут быть такие большие. Долго меня отмывали, стригли, подбирали одежду и обувь ото всех родов войск. Но я такой был не один, все тогда так богато ходили, у кого был отец. Ещё дольше он меня откармливал. Баловал базарными крестьянскими вкусностями. Это снова был праздник жизни!

Непросто поначалу складывалась его собственная жизнь. Пожизненный инвалид, к строевому труду непригоден, он уходил на природу с флейтой, которую сохранил через всю войну. Вернулся к себе, как стал художествовать с обувью: изготовлять удивительные модели дамских туфель — всех цветов и фасонов, сказочного покроя, изящного пошива и изумительных украшений. Это была память его любви. И снова он улыбался, окружённый друзьями и просто ценителями красоты. Пока его не одолела новая страсть: увидеть старшего брата, поехать к нему в Америку, что тогда было напрочь невозможно! Мама его к тому времени уже умерла. Они с братом долго переписывались с властями по обе стороны океана, и наконец он съездил туда, они встретились, были у могилы Матери.

Ко мне относился мягко, не поучал, но постоянно следил за моими университетами, всячески поддерживал. Ещё любил спрашивать обо мне друзей, просто людей, своих и чужих, будто всё ещё ищет меня. К старости он всё-таки сел на мотоцикл и “гонял” на нём!

А мама! Улыбчивая, простая, но всегда настолько целеустремлённая, что я, особенно с взрослением, постоянно сверял с ней мысленно свои планы и действия. Особенно выбирая и читая “Её” книжки. Буквально как она расширив глаза и поглаживая каждую. А уж когда пришло творчество, так буквально мистифицирую: Она ведёт мой ум, тем более дарит успехи!

Считанные сохранились её фотографии. Одна, где в пионерлагере на природе с детьми проводит “мединструкцию”: улыбается, а они все строгие, возможно обсуждали запомнившийся мне случай, когда девочка смертельно поранила ножку, войдя в строительную зону. Она тапочком наступила на острый, торчащий из досочки гвоздь. А он, ржавый, глубоко вонзился! Тоже чудом спасли, но чего это стоило! Я постоянно ею грезил в бродяжничестве, грежу по сей день.

Простоволосая, носительница ярких романтических мечтаний о будущем. Она не успела. Такая дорогая, нежная, горячо любимая. Лицом я очень похож на неё, и моя дочь.

Навек осталась в памяти: активная пропагандистка популярного тогда международного медицинского и всего гуманитарного движения. А его символы “Красные Крест и Полумесяц” были её вещными кумирами. И всю мою жизнь они были для меня таковыми. Никто не знает предложенный мною подлинный источник образов Патронических наград МЭГУ — “Серебряных Креста и Полумесяца”! На моём настольном Её портрете мною прикреплён металлический Красный Крестик! Увы, без Красного Полумесяца.

Продолжение следует…

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА