Дым отечества

Автор: 25.01.2021 Обновлено: 14.10.2021 12:56

В апреле 1937 года мама получила диплом об окончании Саратовского государственного университета по специальности биолог-геоботаник.

Я появилась на свет 23 июля 1937 года, и мы с мамой сразу уехали в село Беково, где-то в центральной части России. Мама начала преподавать в школе, оставляя меня с нянькой, деньги посылали отцу, студенту Саратовского медицинского института. Так продолжалось год. Диплом мамы предполагал годовую отработку в качестве преподавателя.

Через год мы вернулись. Мама поступила на работу в Саратовский сельскохозяйственный институт на кафедру защиты растений. Нам дали комнату в общежитии, и мы все переехали туда. Жизнь налаживалась, мама ожидала второго ребёнка.

И вдруг — война!

Братишка Боря родился 28 июля 1941 года, отца забрали на фронт в августе.

Вскоре бои загремели где-то рядом с Саратовом. В нашем общежитии разместился госпиталь, а мы переехали жить к бабушке с дедушкой. Они жили в довольно большой комнате в старинном особняке, заселённом рабочими ещё в двадцатых годах. Дом стоял совсем близко к Волге.

К тому времени забрали в армию и Надю, младшую сестру отца, ей всего 20 лет, она прекрасная чертёжница, и её профессия нужна была: карты на войне чертили и такие молоденькие девушки.

Мы с мамой ходили провожать её на фронт. Я так хорошо это помню! Это видение преследует меня всю жизнь. Её увозили на пароходе ночью. Мы стояли на пристани, а Надя с какими-то людьми всё бегала туда-сюда. Потом она ушла в кромешную темноту вниз к Волге, грузиться на баржу. Ночь. Один тусклый фонарь, под которым мы стояли с мамой. И всё. Наверное, было ужасно, раз я помню это всю жизнь.

Война

В доме у бабушки было тревожно. Ожидали вестей от отца, от Нади.

Приходя с работы, мама в первую очередь спрашивала, нет ли писем, а их всё не было…

Вместе с войной пришёл голод.

Бабушка, страдающая анемией, перестала получать полноценное питание и таяла на глазах. Когда-то мама приносила ей с рынка продукты, а сейчас бабушка, как и все, голодала. К зиме 1942 года она слегла совсем. Мама ходила рыть окопы, заготавливать дрова для госпиталей. Работала без выходных, без больничных. Вставала затемно, шла пешком через весь город на Кумысную Поляну, там были лесные делянки. Норму надо было выполнить, кто не выполнит, не уйдёт домой. Сотрудницы института объединялись по двое, заменяя друг друга на короткое время для передышки.

Домой шли затемно усталые и голодные к голодным ртам.

Боре ещё не было и года — худенький, слабенький. Сначала его отдали в ясли. Но буквально через несколько дней его там чем-то напоили, и у него началась рвота и кровавый понос, мне кажется, диагноз был «диспепсия». Мама рассказывала , что Бориса вынесли ей на подушке еле живого, он даже плакать не мог. Выходила его бабушка. Поила тёплым отваром из травок, кутала во всё тёпленькое. Больше его до двух лет никуда не отдавали. Уходя на работу, мама подкладывала его бабушке в кровать под бок к стенке, чтобы он не упал. Еду какую-то давала им соседка тётя Поля.

Я приходила из детского садика раньше всех. Помню, как братик поднимал свою беленькую головку и глядел на меня огромными голубыми глазами, а бабушка тихо стонала: «Как он мне надоел!»

Вечером мама, придя с работы, бросалась к ним, бабушку мыла, меняла ей пелёнки, расчесывала, чем-то кормила, поила. Бориса брала, давала грудь и засыпала. Сосал он её до утра.

Шла зима 1942-1943 года, мама работала на кафедре защиты растений ассистентом у профессора Сахарова. Он был крупным учёным, другом Николая Ивановича Вавилова, учёного-генетика. Как известно, Вавилова преследовали за его учение, не укладывающееся в каноны советского мировоззрения. Вавилов был признан врагом народа и замучен в тюрьме.
Власти подбирались и к профессору Сахарову, его часто вызывали в НКВД на допросы. В конце концов, его довели до самоубийства. Тонким ланцетом он перерезал себе горло. Его обнаружила мама в луже крови за стеллажами с гербариями.

А ночью и маму вызвали на допрос в НКВД.

Все знали, что это такое. Обратно она могла и не вернуться.

Бабушка сказала: «Пойдёшь туда, забери детей, куда ты мне их оставляешь?».

Мама взяла братика в пелёнках, я вцепилась ей в юбку и мы пошли через весь город ночью. Там нас продержали до утра, задали несколько вопросов и отпустили. Мама сказала, что подействовало то, что отец на фронте и маленькие дети. А может, что-то другое, теперь мы этого не узнаем.

Саратов бомбили каждый день, ночью полыхали пожары. На крыше нашего дома стояли 2 зенитки, крыша вся была пробита, дожди проливали наши комнаты насквозь, но соседи не роптали, всё-таки мы были под защитой этих орудий.

Однажды ночью горела Волга. Я помню, как все сгрудились у окна, Волга как на ладони видна, по ней шёл огонь. Мама объяснила, что разбомбили цистерну с мазутом (рядом был завод «Крекинг»). Мазут хорошо горит, он вытекает в Волгу и горит, а вода его не тушит, т.к. мазут легче её.

С вечера мама вешала на кроватку мою одежду, чтобы быстро одеться в темноте. Как только завоет сирена, она хватала братика, закутанного в одеяла, меня, керосиновую лампу со стеклом и мы бежали в наш глубокий подвал под домом. Там собирались жители ближайших домов, многие с чемоданами, узлами. Мы сидели на своих тюках, кто спал, кто дремал. Во время бомбёжек стены тряслись, из заложенного окна сыпалась земля. Люди теснее прижимались друг к другу. Некоторые громко плакали. Сигнала «Отбой» мы в подвале не слышали, но старик Сучков, который не боялся бомбёжек и бродил с палкой по двору, стучал нам по железной двери и кричал «Выходи, отбой!».

Утром я шла в детсад, и мы во время прогулок собирали во дворе осколки снарядов, меняли их друг у друга. Для нас это была игра.

Весной 1943 года во время одной из бомбёжек, когда мы с мамой были в подвале, умерла бабушка. Мы пришли, дедушка стоит на коленях у её изголовья, плачет и говорит: «Прости, Настя».

На похороны бабушки приехала с фронта Надя.

Гроб украсили листьями, срезанными с любимых бабушкиных пальм.

Помню, я во все глаза глядела на свою красивую тётку. Она была лихая, у порога сняла сапоги и прошла по нашему паркету, оставляя следы от промокших ног, к тому же она курила. По сравнению с моей скромной, тихой мамой, вечно озабоченной бытом, тетя Надя была иная. Она могла, недолго думая, выйти на терраску, завернув вокруг бедер вместо юбки пелёнку.

После похорон Надя уехала опять на фронт.

Голод одолевал нас. Дед где-то достал рыбьего жира, и они с мамой пытались его влить в нас, я до сих пор это помню. Потом дед на сковороде на нём начал что-то поджаривать. Вонь стояла на весь дом. Тогда дед пошёл на служебное преступление.

Он, как ведущий работник мукомольных комбинатов, договорился о том, что один из его «объектов» отпустит по его записке муку. «Объект» находился часа за три езды от Саратова. Поехала с запиской мама. Дело было поздней осенью, ночью. Она ехала между товарными вагонами на открытых площадках, потом вышла на место и шла до утра по каким-то разбитым, размытым дорогам. Её встретили приветливо, накормили, обогрели, она даже немного поспала, а потом таким же путём вернулась, привезя полмешка муки и немного жира.

Как она рисковала, знают лишь те, кто пережил не только эту страшную войну, но и жизнь в тылу с воровством, преступлениями, когда за хлебную карточку могли убить, а не то, что за полмешка муки.

Летом маму послали работать в Учхоз. Она собирала овощи и фрукты для госпиталей. Оттуда мама в пазухе приносила немного ягод для нас. А осенью работников института наградили картошкой и капустой.

Когда Боря подрос и мог сам пройти довольно длинную дистанцию, мама взяла огород. Мы ехали далеко на трамвае, потом долго шли пешком, а у огорода мама стелила нам на земле подстилку, сажала нас — двух худосочных воробышков, на неё и начинала работать. Я помню, как там было хорошо.

Воздух звенит, пахнет травой, такая сонливость одолевает, глаза склеиваются. Мама показывала нам, где растёт поздника, можно было её порвать. Ближе к обеду мама доставала из узелка по вареной картошине, и давала чем-то запить, было здорово! А потом мы с братиком ходили в маленькую рощицу, где был колодец, вода в нём была совсем прозрачная, по дну его ползали лягушки. А мама всё тюк-тюк, тюк-тюк мотыгой. Я смотрела на неё и напрягалась, мне передавался её ритм работы. Я так не могу. Так и получилось. Такой неутомимости в работе, таких сил, у меня никогда не было.

После окончания работы, к вечеру, мама иногда вела нас на гору, где сплошь росла низкая, очень душистая «богородская» трава. Мама всегда называла нам латинское название любой травки, цветочка, не разрешала варварски рвать. Немного этой травки мы несли домой, и тогда долго дома пахло этим чудом.

После разгрома фашистов под Сталинградом, мимо нашего дома по улице гнали и гнали колонны с пленными немцами. Я не помню, чтобы это были измождённые лица. Наоборот. Причём они даже могли свободно заходить в наши дворы и попрошайничать. Помню одного мордастого такого молодца, который зашёл к нам на второй этаж и выпрашивал еду. Женщины вынесли ему свёрток с едой, а он достал пакет с фотографиями и показывал. Наши женщины изображали на лицах жалость к милым детям на фото.

Дело двигалось к развязке войны. Наш детский сад вывезли на дачу на всё лето. Конечно, мы очень скучали по родителям. Дача была расположена на больших возвышенностях. Трамвайная линия была видна далеко, а сам трамвай выползал из-за поворота горы. Мы сидели на пригорке недалеко от дачи и смотрели на этот поворот. Увидев трамвай, орали изо всех сил: «Трамвай из города!». Ко мне приезжал дедушка, он привозил что-нибудь из еды. Это было настоящее счастье!

Весной 1945 года нетерпение достигло предела. Мама всё время была на работе, и я бегала к соседке, тёте Тоне и задавала ей один и тот же вопрос: «Ещё нет Победы?».

Однажды, когда мы крепко спали ночью, в нашу стену забарабанила соседка «Передали по радио — ПОБЕДА!» Господи, что с нами было! Все: дедушка, мама, я, соседи через стенку, мы все стали петь «Широка страна моя родная…»

Утром мама, как всегда, побежала в институт, а я смотрела из окна на улицу как шли люди, обнимались, целовались, плакали. У меня в душе был полный покой. Вопросов никаких, всё и так было ясно. Наступила мирное время. Осенью я пошла в школу, в первый класс.

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА