Ольга Косец: Предприниматели должны прийти во власть

Автор: 13.03.2021 Обновлено: 14.10.2021 12:56

Рынок не стоит на месте, там, где вчера была прибыль, сегодня убытки, а где были клиенты, сегодня нет никого. Рассказать о реалиях частного бизнеса в России мы попросили Ольгу Косец, которая уже несколько лет возглавляет Межрегиональную общественную организацию защиты и поддержки малого и среднего бизнеса «Деловые люди», является Муниципальным депутатом поселения Марушкинское в Москве.

«Все помнят — когда распался Советский Союз, и вместе с ним рухнула плановая экономика, оказалось, что заменить эту систему смогли «челноки», которые ещё не назывались тогда малым бизнесом. Чтобы выжить и прокормить свои семьи, вперёд вышли люди с высшим образованием, уже в зрелом возрасте, с большим жизненным опытом. Эту группу людей называли торгашами и «челноками», и именно они в 90-х годах обеспечивали товарами народного потребления российских потребителей. Товары везли из-за рубежа, в первую очередь из стран Юго-Восточной Азии, реже из Турции, Польши и Белоруссии. Частично эта группа людей стала преобразовываться в малый бизнес, как мы сейчас это называем», — вспоминает Ольга Косец в беседе с корреспондентом газеты «Великая Эпоха».

— Ольга Валентиновна, Вы тоже начинали свой малый бизнес как челнок?

О.К.: Все эти раскладушки, палатки и клетчатые сумки абсолютно мне знакомы, и я этого не скрываю. Но у меня этот период закончился очень быстро, так как мы с мужем довольно быстро переориентировались в сторону производства. Помните, все эти варёные джинсы, модные тогда «бананы», «пирамиды»…Так вот, ещё тогда «цеховики» покупали джинсовую ткань на хлопчатобумажном комбинате в Краснодаре и сами варили, сами шили. Первое наше производство начиналось с небольшой группы швей-надомниц.

Потом случился кризис 1998 года, который для меня оказался очень благоприятным. Все везли импортный товар, а тут резко повышается курс доллара, и стало невыгодно везти готовые изделия из Турции и Китая. Что делать? У меня были навыки шитья (швея шестого разряда), мы быстро сорганизовались, и именно в тот год образовалось очень много швейных производств. Это был год подъёма российской лёгкой промышленности. Настоящее импортозамещение. Этому способствовало несколько факторов, в том числе вынужденные переселенцы. Сначала стали съезжаться беженцы из Армении после землетрясения в Спитаке, затем произошли события в Нагорном Карабахе, в Кировобаде. После кризиса в Армении в Ставропольский край, Ростовскую область, Краснодарский край хлынула волна мигрантов из Закавказья. Среди них были мастеровые люди, и многие приезжали со своим оборудованием. А также в городе было и есть градообразующее предприятие — швейная фабрика «Александрия», которой уже свыше 150 лет. В её инфраструктуре были специальные учебные заведения, и, соответственно, достаточное количество подготовленных швей.

Сложились все условия для того, чтобы стало выгодно шить на родине и здесь же продавать свой товар. Как-то быстро все организовались, стали помогать друг другу, обучать других, потому что ещё не было никакой конкуренции на рынке при огромном спросе ¬— потребитель поглощал всё. Да и сами мы выживали, помогая друг другу, во многом отношения строились на доверии.

Люди покупали всё, что мы шили, хотя брюки были мало похожи на брюки. Мои первые брюки — это уникальная вещь. Мне дали лекало 48 размера, на котором даже силуэта никакого не было, только вытачки нарисованы. Научили кроить — чуть-чуть левей, чуть-чуть правей — это уже 50-й размер. В первый день я промучилась часов пять, пока нарезала ткань, но когда пошили и выставили на продажу — скупили всё на корню!
Во время кризиса 1998 года, в результате которого с ноября продажи уменьшились в десятки раз, я собрала брюки во всем знакомую клетчатую сумочку и приехала в Москву на Черкизовский рынок. Рынок уже тогда работал достаточно хорошо, было много китайцев, вьетнамцев. И ведь далеко не все, кто там работал, были просто продавцами. Таких, как я — производителей и по совместительству продавцов своей же продукции — было немало. Мы и есть тот самый малый бизнес, зародившийся в 90-е, которому все хотят помочь, но больше мешают.

А ведь одним из первых указов президента Ельцина был указ о свободе торговли — всем известно, что она кормит производство, что без торговли оно не может существовать. В 90-е годы ещё было и производство, и первые свободные рынки, на которых малый бизнес, маленькие производства могли свободно реализовывать свои товары.

— Когда началось давление на малый бизнес — с закрытием Черкизовского рынка в Москве?

О.К.: Те, кто выживал в 90-е, настолько были заняты именно выживанием, что к началу 2000-х сложилась ситуация, когда общество жило своей отдельной жизнью, а законы и депутаты — своей. Никто не задумывался над тем, какие законы пишутся для малого бизнеса, как и чем нас будут регулировать.

Когда в 2006-м году был принят основной закон «О розничных рынках», ФЗ №271, уничтоживший малый бизнес, никто не ожидал, что может случиться ещё один кризис — 2008-го года, что у нас за Уральскими горами совсем другая экономическая ситуация. Можно сказать, тогда и началась постепенная и мучительная смерть малого бизнеса. На основании этого закона в 2009-м году был закрыт Черкизовский рынок. По этому же закону все рынки к 2015-му году должны были быть переведены в капитальные сооружения, что полностью перекроит сложившуюся уже к этому времени систему. Выходит так, что этим законом нам всем обрезали свободу, которая крайне необходима предпринимателям, чтобы развиваться.

— Но чиновники и депутаты объясняли, что открытые рынки — это зло, коррупция, «теневая» экономика …

О.К.: … ну, да, нарушение санэпиддисциплины и пр., и пр. Дело в том, что законы у нас пишутся правительством и утверждаются депутатами, но они до сих пор никогда не обсуждались напрямую с бизнесом. Бизнес не разъяснял своего видения ситуации, до сих пор налицо отсутствие эффективного диалога власти и бизнеса. Я не беру во внимание крупный бизнес, который всегда умеет договариваться с властью и всегда диктует определённые условия для своего существования.

Почему к малому бизнесу, который с 90-х годов успешно развивал производство, занимался благотворительностью, так резко изменилось отношение? Во-первых, это особый способ конкуренции без конкуренции. В условия полного отсутствия регулирующих механизмов сетевые магнаты увидели путь для расширения своего рынка в уничтожении мелкого бизнеса. И, конечно же, они лоббировали определённые законы для себя. Им нужны были площадки, а рынки всегда находились в самых оживлённых, самых интересных, самых лакомых местах в городе.

Ещё в советские времена, когда любой дачник мог приехать на рынок и продать килограмм выращенной им редиски, чиновники и депутаты увидели в этом большой провал и посчитали, что можно пополнять бюджет за счёт малого бизнеса. Не посоветовавшись с малым бизнесом, они стали осуществлять это по своим понятиям, думая лишь о «коротких доходах» — сколько можно с малого бизнеса «содрать», но не задумываясь о «длинном рубле» — сколько может дать малый бизнес, если не мешать ему развиваться.

Совсем недавно ввели патентную систему, которая среди малого бизнеса пока не так уж и развита. Вы покупаете патент для осуществления своей предпринимательской деятельности — эта система очень удобна для фотографов, маленьких ателье, магазинчиков. Если бы это было внедрено сразу, а не потом, когда уже всё практически было уничтожено, то был бы выстроен какой-то диалог с властью, которая начала бы прислушиваться к людям в то время, когда многие криком кричали: «Нас убивают!».

От отчаяния люди на Пушкинской площади выставили гроб, символизирующий похороны малого бизнеса, когда ввели страховой взнос 34%. И ведь на самом деле бесславно погибли более 700 000 предпринимателей. Но чиновники посчитали, что мы просто не хотим расстаться с какой-то частью прибыли.

Когда закрылся Черкизовский рынок, я была одной из первых, кто пришёл в приёмную президента и сказала: «Извините, но там закрыли мои изделия на большую сумму. Я должна поставщикам, должна своим швеям за работу, должна банку выплатить кредит. Мне нужно платить за коммунальные услуги, кормить своих детей». На что мне ответили: «Но вы же занимаетесь нелегальным бизнесом». А у меня были все документы, подтверждающие законность моей деятельности.

— Разве вам не предложили другой вариант, кроме как уйти из рынка?

О.К.: В том-то и дело, что они просто решили, как у нас это принято, разрушить всё до основания, а затем уж думать, как «мы наш, мы новый мир построим». В 1917 году разрушили, кое-как построили, в конце 80-х разрушили, снова кое-как восстановили, в 2000-х разрушили вновь, к 2015 году пришли к новому кризису.

Подумать только, отчего мы зависим? От стоимости одного барреля нефти! Это же смешно! Самая богатая полезными ископаемыми страна, самое огромное государство в мире боится понижения стоимости барреля нефти.

Дайте предпринимателям свободу, и они создадут новые рабочие места, своё производство, будут выращивать скот, овощи. У нас в Краснодарском крае есть много корейцев, которые этим занимаются, но и они также стонут, потому что власть настолько зарегулировала этих фермеров, что они уже просто ничего не понимают. Если раньше они после сбора урожая могли сами выехать на рынок или встать у дороги и продать собранный урожай, что же теперь? Теперь появились перекупщики, которые скупают за копейки, а продают в разы дороже на ярмарках выходного дня.

Эти ярмарки вызывают у меня много вопросов. Помните, после рынков в 2010-2011 гг. начали закрывать нестационарные объекты? Якобы проводится борьба с нелегальным бизнесом и нерегулируемыми торговыми точками, которые портили облик города, столицы. Я, конечно, соглашусь, что это было нагромождение несуразных разноформатных палаток, что наверняка там не всё было легальным, но надо ещё задать вопрос, насколько грамотно власть подошла к тому, чтобы сделать легальным этот бизнес?

Первым делом расторгли договоры аренды с этими киосками, а если нет договора аренды, то данный объект уже не твой — будьте добры, освободите место. В СМИ было ошибочное освещение ситуации, когда многие журналисты, не разобравшись, поверили чиновникам и говорили, что всё это — нелегальный бизнес. А ведь люди абсолютно легально получали в пользование эти участки земли, на которых располагались торговые точки. Расторгнув договоры, власть освободила огромную часть территории, пролоббировав этим интересы сетевых магазинов.

Всё это происходило в посткризисное время, после 2008-го года, когда потребительская способность населения упала и, конечно, крупным сетевым магазинам было выгодно освобождение площади и переориентирование потребительского спроса. Далее этот пилотный проект в Москве распространился на всю страну, местные чиновники вырабатывали свою стратегию на основании опыта Москвы. И что? Сможете ли вы сейчас в центре Москвы купить буханку простого хлеба «без наворотов», по доступной цене? А ведь в старой Москве не одни только олигархи живут, там есть и пенсионеры, и многодетные семьи, которым теперь предлагают идти только в сетевые магазины и тем самым платить больше, чем они могут себе позволить.

Подход чиновников всё чаще соответствует некой тотальной «одной гребёнке». А потом из гребёнки получаются тотальные же грабли. Мы предполагаем, что в ближайшее время будут внесены поправки в Налоговый кодекс «О торговом сборе». В октябре будут обнародованы первые результаты применения торгового сбора в Москве, Санкт-Петербурге и Севастополе, чиновники отчитаются, как хорошо заработал торговый сбор, сколько они собрали в бюджет города, сколько предпринимателей они вывели из тени и пр. После этого можно не сомневаться, что при первом же чтении Госдумой РФ будут внесены поправки в Налоговый кодекс. И это распространится уже на всю страну. А ведь сам механизм до сих пор не отстроен, вопросов к нему — множество.

— Но есть же положительные тенденции во внедрении торгового сбора? Или Вы знаете скрытые моменты, неизвестные широкой публике?

О.К.: Конечно, положительные тенденции в применении торгового сбора есть. Изначально торговый сбор был завёрнут в налоговые манёвры. И поправки к Налоговому кодексу по торговому сбору выглядели как карательная мера, потому что все подвергались этому сбору — ветеринарные клиники, общественные туалеты, ремесленники, народные промыслы, которые обычно существуют на субсидии, даже они должны были платить. Ставка торговых сборов была заявлена просто нереальная!

Поправки эти были внесены депутатом Макаровым, председателем комитета по финансам и бюджету Госдумы РФ, и я впервые стала свидетелем того, как предпринимательское сообщество, не делясь и не конкурируя между собой, единым фронтом выступило против этих поправок. Саму идею торговых сборов я поддерживала и поддерживаю. Наша общественная организация также принимала активное участие в обсуждении, писали открытое обращение к В.В. Путину.

Если основная цель введения торгового сбора состоит в том, чтобы вывести из тени не совсем легальный бизнес, который не платит налогов, вывести его в «белые платежи», внедрить систему договоров за аренду площади — это и должно быть стоимостью твоего билета, за который ты платишь в бюджет.

Предприниматели отстояли поправку для малого бизнеса, который работает по упрощённой системе налогообложения. Это стало переломным моментом в формировании гражданской активности предпринимателей. Допустим, человек наторговал на миллион, у него торговый сбор составил 10 тыс. руб. в месяц, 30 тыс. в квартал. По упрощенной схеме расчётов (6% в месяц) при подтверждении расходов, ты должен уплатить 60 тыс. рублей, из них 30 тыс. руб. уходит в федеральный бюджет, а 30 тыс. в бюджет города (60 тыс. минус 30 тыс.).

— А как малый бизнес реагирует на санкции? Вы упоминали о том, как кризис 1998 года для вас стал благоприятным, а как сейчас?

О.К.: Когда мы поняли, что малый бизнес надо защищать, мы стали на местных уровнях лоббировать закон о том, чтобы узаконить место на полках, в торговых сетях для местных товаропроизводителей. Но, к сожалению, не везде удалось внедрить региональные программы, такие как «Купи родное», «Купи своё», «Кубанское производство» (торговый кубанский знак качества). Не все губернаторы поддержали это начинание, хотя это был бы гарантированный рынок сбыта для местных производителей.

В условиях санкций для наших фермеров и сельхозпроизводителей сейчас создалась более или менее благоприятная ситуация, потому что освободились места на торговых полках. В отдельные отрасли были вложены огромные средства из бюджета задолго до всех санкций — мы же помним и масштабный национальный проект возрождения агропрома, и региональные программы. Именно поэтому сейчас аграрии так быстро встают на ноги: материально-техническая база готова, сбыт вырос — можно расти.

Для меня как потребителя в этом плане открылись новые продукты. Например, я была глубоко удивлена тем, что в магазине «Метро» много рыбы из Армении и ассортимент гораздо больше, чем был до эмбарго. Свежие фрукты и овощи поставляются из других регионов. Ассортимент тоже расширился, хотя не всегда гарантировано качество.
А вот в нашей отрасли — одежда и обувь — ситуация плачевная. Почему? В связи с повышением курса доллара в два с лишним раза, себестоимость продукции также выросла в два раза и больше. Вместе с подорожанием ткани и комплектующих повысилась арендная плата и коммунальные платежи, да и заработную плату нужно индексировать. О развитии и возрождении отечественного легпрома не то что не заботились, но даже и не говорили. Ткачество как понятие в России умерло, всё везут из-за рубежа — и ткани, и фурнитуру. Самостоятельно сейчас вложить в развитие подобных производств «с нуля» просто нереально.

— Как повлияло на вас закрытие торговых точек в переходах московского метро?

О.К.: Очень сильно повлияло. Ведь производители никогда много не зарабатывают. Почему я говорила о тех корейцах, которые на дорогах продавали арбузы, лук и морковь? Они немного зарабатывали на том, что производили и сбывали. Их задача — вырастить урожай. Теперь у них всю продукцию забирают перекупщики, забирают за копейки, а продают задорого.

Хочу сравнить со своей отраслью. У меня, например, себестоимость одного изделия составляет 500 руб. Максимум, какую наценку мы можем дать — 10-15%. Мы продаём готовые изделия оптовикам (у меня нет сети маленьких магазинов, потому что это невыгодно, ведь я не могу продавать одни только брюки, нужен ассортимент). Человек покупает у меня брюки, в соседнем отделе галстуки, потом ещё рубашки, приезжает к себе в город, у него там маленький магазин, где выставлена более или менее брендовая одежда, относительно дешёвый сегмент. Он у себя всё реализует и опять приезжает к нам, но в рознице они могут наценить и 200, и 300, и все 500%. Например, у меня детские брюки стоят 600 рублей, а в торговых центрах они стоят от 2500 до 4000 руб., т.е. розничная наценка на изделия в десятки раз превышает прибыль производителей. Это неправильная ситуация, которая, я считаю, должна быть переломлена.

— То есть фактически сезонные скидки на товары есть не что иное, как скидки на наценки, и продавец не торгует себе в минус?

О.К.: В общем-то, так и выходит. К примеру, купила у меня дама до повышения курса доллара брюки, которые стоили тогда 420 рублей оптом. Она покупает у меня упаковку. У нас низкая себестоимость за счёт того, что покупаем ткани оптом, за счёт правильной раскладки ткани при раскрое, у нас нет даже сантиметра отхода при оптовом пошиве. Приезжает дама из региона, то ли из Липецка, то ли Воронежа, с просьбой поменять ей брюки. Я спрашиваю, что там. Она отвечает, что брак на ткани. Не вопрос, могли и не заметить. Я беру брюки, переворачиваю её ценник, а там цена 3500 рублей. Я ей говорю: «Знаешь, дорогая, я зарабатываю на этих брюках 30 рублей, а ты не могла за небольшой брак на ткани продать их за 500 рублей, вместо того чтобы везти их мне?». Одним словом, парадоксальная ситуация.

Предприниматели должны прийти во власть

Для меня сейчас очень трудно решить, какую сторону принять, то ли предпринимателя, то ли депутата. В моём поселении Марушкинское, где я депутат, мы в рамках проекта «Народный контроль» с жителями приходим в магазин и, согласно закону о защите прав потребителей, имеем право проверить наличие даты изготовления продукта на ценниках, лицензию на алкоголь.

И что выясняется: перед носом у администрации, в 25 метрах, предприниматели продают алкоголь без лицензии. Но мы ничего с ними сделать не можем! Потому что с июля прошлого года полиция ссылается на «путинские поправки» к закону о полиции, по которым полиция у нас теперь исполняет только федеральное законодательство, а законодательство субъекта, в данном случае г. Москвы, полиция будет исполнять только тогда, когда субъект заключит соглашение с МВД. Президент предполагал, что города будут за это доплачивать, но ни один из 85 субъектов РФ за год не заключил соглашение с МВД, потому что не хотят, либо не могут эту доплату производить. В результате законы есть, но они не «включены», не работают.

Возьмём другой случай. 1 мая вступил в силу закон о запрете на продажу слабоалкогольных энергетиков в Москве. Я была очень рада, когда депутатами городской думы был введён запрет на продажу напитков типа «Ягуар», потому что смешение алкоголя и слабоалкогольных энергетиков достаточно серьёзно влияет на психику. В США эти напитки давно запрещены, но они всё это время пропихивали их на наш рынок. Запрет ввёл департамент здравоохранения города Москвы, но на полках эти напитки всё ещё остались. С «Народным контролем» вышли на проверку, установили факт наличия в продаже запрещённых напитков, вызвали полицию. Мы всё сделали по закону, и полиция должна была составить протокол об административном правонарушении. А полиция нам говорит, что не может составить протокол, потому что это закон города Москвы. Далее представление оправляется в административную комиссию при префектуре, у которой нет полномочий, чтобы выехать в этот магазин и их конфисковать, т.е. законы не работают.
Всё это способствует тому, что у нас появляется много недобропорядочных предпринимателей, а власть, надо это признать, даже пользуется тем, что среди предпринимателей есть такие люди. Так и создаётся имидж предпринимателя-барыги, спекулянта, торгаша, этакий негативный стереотип, созданный в обществе. А всё из-за того, что есть люди, которым наплевать на всё, лишь бы заработать.

— Другими словами, в новых экономических условиях, помимо модификации действующих законов в области предпринимательства, общество должно созреть для развития?

О.К.: Я считаю, что, прежде всего, орган местного самоуправления, совместный общественный контроль должен способствовать развитию диалога власти и бизнеса. В любой семье, если муж с женой перестанут разговаривать, то будет конфликт, который выльется в развод, а если на протяжении многих лет бизнес с властью не говорили, будет конфликт, который мы и получили в виде большой стагнации в экономике страны.
То, в каком состоянии сейчас находится наша экономика, зависит не только от цены барреля нефти, а и от внутреннего сознания и поведения, нашего отношения к людям. Часто можно услышать — зачем я туда пойду, всё равно от меня ничего не зависит! А ты пробовал? У тебя должно было получиться, если бы ты попробовал. А если бы все вместе попробовали, то точно получилось бы!

А то у нас многие говорят, что власть плохая, там плохо, тут всё украли, кругом одна коррупция. А я сама пошла во власть с лозунгом «Предприниматели должны прийти во власть!» и абсолютно честно выиграла выборы, и даже никакой админресурс помехой не стал.

И я абсолютно ответственно заявляю, что можно стать депутатом и действительно работать, можно стать чиновником, зарабатывать деньги и при этом не нарушать законы. Я вижу, каким образом это можно выстроить. Я вижу среди чиновников и депутатов достаточно много честных, справедливых, грамотных людей, желающих построить самостоятельное государство, способных вместе выработать общее видение, стратегию, каким образом это сделать.

Я всегда говорю, что я не революционер, я не готова на «подвиги», чтобы вывести людей на улицу. Я считаю, что это в принципе неправильно. Для чего людей на улицу выводили? Для того чтобы создать диалог. Когда начался диалог, зачем их ещё туда тащить? Попытайтесь уже не просто кричать, а что-то конструктивное предложить. Я часто не вижу этого конструктива, когда слышу отдельные голоса некоторых людей, называющих себя оппозиционерами. На мой взгляд — это у них такой способ самоутверждения.
У нас нет сейчас такой оппозиции, которую бы я уважала, которая бы действовала последовательно и во благо. Когда люди начинают достаточно чётко выстраивать свою какую-то линию или стратегию, их можно уважать, а когда люди кидаются из огня да в полымя, и нет конкретных предложений по разрешению той или иной ситуации, а только лишь крики и стенания о своей несчастной доле, то это путь в никуда.

— Как депутат, что Вы можете ещё сделать? Верите ли Вы в хорошее будущее?

О.К.: Я себя воспринимаю как винтик в системе, который надо правильно закручивать по часовой стрелке. Система существует, я не хочу её разрушить, а потом строить заново. Она существует, она такая, как есть, сложилась за эти 25 лет, и изменить её к лучшему можно только тогда, когда мы все почувствуем себя частью целого и начнём работать ради развития системы. Просто работать — каждый!

— Спасибо за разговор, желаю всем нам подняться на новый уровень мышления!

Поддержите нас!

Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом и получите в подарок уникальный карманный календарь!

календарь Epoch Times Russia Поддержать
«Почему существует человечество?» — статья Ли Хунчжи, основателя Фалуньгун
КУЛЬТУРА
ЗДОРОВЬЕ
ТРАДИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА
ВЫБОР РЕДАКТОРА