Владимир Гудков: «Фотограф не может творить для себя»

Владимир Гудков — человек цельный. Он и учёный-физик, и художник, и горнолыжник, т.е. спортсмен. Можно было бы ограничить его определением «интегральный», ближе к первой ипостаси физика, но цельность — она человечней, и речь пойдёт о Человеке, о Творце самого себя.

— Владимир, кто вы по происхождению и откуда?

ВГ: Из Свердловска. Там родился, прожил большую часть жизни, сейчас переместился в деревню — место обитания предков с маминой стороны, в ста км от города. На работу — преподавать в вузе — езжу из деревни. По-видимому, сработала генетическая память. Отец тоже родом из крестьян, но с русского севера — из Вологодской области. В 14 лет был отправлен в ремесленное училище в Ленинград, потом война, блокада, эвакуация на Урал, тяжёлый труд на оборонном заводе.

— Где вы учились?

ВГ: Английская школа (так у нас назывались средние школы, в которых английский был со второго класса), конькобежная секция, кафедра теоретической физики физико-технического факультета Уральского политехнического института (ныне Уральский федеральный университет), горно-лыжный спорт, Нью-Йоркский институт фотографии.

— Расскажите подробней, как вы выбирали специальность?

ВГ: «Это получилось само собой» (если вспомнить фразу барона Мюнхгаузена из фильма Марка Захарова). Классным спортсменом в силу отсутствия особых физических данных и отменного здоровья стать не светило, хотя в конькобежной секции на уровне школы был не последним в спорте. Рисованием увлекался, но не чувствовал особой одарённости. К точным наукам некоторая склонность была, учился в заочной физико-технической школе при МФТИ, так оказался на физтехе УПИ. Потом работа в Институте физики металлов Уральского отделения Академии наук, защита кандидатской, докторской, совместная с коллегой из Университета штата Техас публикация монографии в Нью-Йорке. Потом преподавание в вузах как возможность материально поддержать семью в сложные перестроечные годы.

— Фотография?

ВГ: Фотография была с детства, с младших классов, но это было обычное для многих в те времена увлечение. Ничего экстраординарного. Пожалуй, более серьёзное увлечение началось с поездок в горы, связанных с участием в горнолыжных соревнованиях. В советский период была возможность участвовать в соревнованиях, организованных в рамках институтов Академии наук, вот мы ей и пользовались. Хотелось после возвращения показать друзьям и родственникам горные красоты. В те времена уже можно было снимать на зеркальные камеры, используя немецкую пленку для слайдов. Сами и проявляли, т.к. в лабораториях часто халтурили, экономили химикаты.

— И это послужило стимулом к творческому росту и обретению навыков в этой области?

ВГ: Нет. Фотография в своё время послужила чем-то вроде лекарства. После защиты докторской диссертации состояние опустошения потребовало каких-то занятий, сильно отличающихся от физики. Я достал старый этюдник, что-то стал рисовать, но понял, что для достижения приемлемого уровня у меня нет времени на «постановку руки». И тут фотография и подвернулась как альтернатива живописи. Занялся ей более серьёзно, с изучением литературы, в том числе зарубежной, приобретением хороших камер, консультации с лучшими местными фотографами. Так постепенно стал участвовать в выставках, конкурсах, даже подрабатывал в местных газетах. Сейчас уже есть публикации в альбомах, изданных в США, Канаде, Италии, Великобритании. Поступив на работу в вуз, стал читать лекции по фотографии дизайнерам. Чтобы создать курс лекций, я предложил руководству вуза поучить меня в Нью-Йоркском институте фотографии, что оно и сделало.

— Так какое же место фотография занимает сейчас в Вашей жизни?

ВГ: Непростой вопрос… Видимо, это уже часть меня, такая же, как физика, горные лыжи… То есть то, что составляет суть. То, чем живёшь, что позволяет думать, что после тебя что-то останется.

Хочется думать, что останется. Во всяком случае, раздел в физике твёрдого тела, представляющий магнитоакустические поляризационные явления, сейчас существует и изложен в монографии. Альбом, в котором показано, как мир встречал 2000 г., содержит фотографию главной пощади Екатеринбурга с новогодней ёлкой и ледовым городком. Она опубликована в фотоальбоме, иллюстрирующем жизнь страны (BestofRussia 2009). Есть фотография полуразрушенного дома с рисунком во всю стену, воспроизводящим фотографию Макса Альперта «Политрук», в паре альбомов BestofPhotographyAnnual, издаваемых в Калифорнии, есть пейзажи любимой деревни…

Так какое же место фотография занимает в жизни? Не только в моей, наверное, такое же, как лицо, если речь идёт о человеке, хорошо владеющем техникой, и снимающем не «как получится», а как задумано… Каждая фотография — послание зрителю, message. Их (зрителей) может быть много или мало, может быть даже единственный человек. Но он есть. Множество не может быть пустое… Даже писатели, которым приходилось «писать в стол», надеялись, что их прочтут, мысли дойдут до адресата. Так и фотографы. Даже если они не задумываются, для кого это делают, всё равно подсознательно надеются на внимание и понимание… Для себя снимать невозможно… Правда, здесь возникает другой аспект фотографии (впрочем, как и любой другой творческой деятельности). А есть ли у тебя что-то за душой? Есть ли что сказать и показать? Но это уже другая тема…