Потаенная жизнь хозяина Кремля (о жизни Иосифа Сталина)

Оказывается, в самом начале своего пути к вершинам власти этот человек совершил целую цепочку подлых, гадких поступков. И потом большую часть своей жизни посвятил уничтожению всех вольных и невольных тому свидетелей. Размах, беспощадность, а главное — неуловимость подлинного мотива содеянного наводили оторопь не только на мало что знавших современников, но и на гораздо более информированных исследователей поздней поры. Впрочем, самые внимательные из них кое-какие закономерности в этой кровавой вакханалии угадывали. Например, то, что в годы сталинского правления самая стремительная смерть настигала не его врагов и критиков, а друзей юных лет и верных соратников, хорошо знавших будущего Вождя по совместной дореволюционной деятельности. Вслед за ними «вдруг» начинали вымирать косяками их родные, близкие, сослуживцы, большая часть которых являлась абсолютно верными, неоднократно проверенными в классовых боях бойцами за светлое коммунистическое будущее.

Следующим шагом всех «за­держанных» настигал карающий меч революции в лице компетент­ных органов ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ. Далее тот же меч обрушивал­ся на самих карателей. А точнее, на тех чекистских начальников, следователей, оперов, охранников и т.п., которые в силу своей специ­фичной «работы» с арестованны­ми слишком близко подходили к информации, о которой никто не должен был даже догадываться. Наконец в результате следующего захода навсегда немели те, кто чи­сто гипотетически, хоть намеком мог что-либо услышать. И так го­дами, и даже десятилетиями…

Сегодня даже вынужденно поднаторевшие на просмотрах бесчисленных теледетективов до­школята знают, в каком случае прибегают к тотальному «выкаши­ванию». Однако при Сталине в стране было репрессировано та­кое количество граждан, что объ­яснить этот форменный геноцид только интересами революции или «обострением классовой борьбы» было затруднительно даже для людей несравненно более зрелого возраста. Отсюда популярность и долгий век версии, что единствен­ный вдохновитель и организатор этих массовых расправ был не сов­сем психически нормальным чело­веком. А точнее — незаурядных ка­честв великим политическим мань­яком.

О том, так это или нет, а глав­ное — о самой тайне читатель узна­ет из многочисленных, доселе ма­лодоступных для него фактов, в изобилии представленных в рус­ском переводе английского ориги­нала книги Романа Брахмана «Се­кретная папка Иосифа Сталина. Скрытая жизнь». Этот фундамен­тальный, основанный исключи­тельно на документальном мате­риале труд был подготовлен мос­ковским издательством «Весь Мир».

Ел ли Отец народов мыло?

В невероятном обилии посвя­щенных Сталину книг, заваливших сегодня прилавки, немало таких, в которых основное место занимает рассмотрение параноидального недуга Вождя. О том, что он стра­дал психическим расстройством данного типа, в котором устойчи­вые бредовые идеи преследова­ния, ревности и т.д. вполне ужива­ются с сохранением во всем ос­тальном стройной логичности мышления, первым сказал вели­кий русский ученый в области исследований мозга В.М. Бехте­рев. В народе про такой тип лично­сти обычно говорят: «Псих то он псих, но мыла однако не ест. И об стенку головой не бьется…». Ста­лин, конечно, мыла не ел. Да и к стенке ставили совсем других. Причем именно по его указке. И преимущественно как раз тех, кто даже под пытками не изменял своей убежденности, что «парано­ики» водятся где угодно, но только не в Кремле.

Профессор Бехтерев же ока­зался по-научному объективен. За что почти сразу же после личного обследования Вождя и оглашения диагноза «скоропостижно скон­чался».

Роман Брахман тоже в своем исследовании идет по объективно­му пути. И тоже за это право за­платил очень дорого. В начале пя­тидесятых годов студент 2-го кур­са Института востоковедения Ро­ман Брахман получил в родных сталинских застенках свою «де­сятку». Скорая смерть Отца совет­ских народов счастливо сократила этот срок до пяти лет. Однако мало что изменила в сталинистском соз­нании тех, кто заполнил освобо­дившуюся в Кремле вакансию. По­этому Брахмана выпихнули в Сое­диненные Штаты. Где для удобст­ва произношения на английском языке он стал Бракманом. И нако­нец-то смог удовлетворить свой давний интерес к странной, свя­занной с именем Сталина загадке, взявшись исследовать эту тему на основе уникальных, совершенно недоступных на бывшей Родине документов и свидетельств.

Весь этот воплотившийся, в конце концов, в многостраничную книгу труд_объективно подводил к выводу, что почти 30 лет нашей страной управлял не просто_неуправляемый «параноик», а настоя­щий государственный преступник, сознательно затопивший страну кровью еще и для того, чтобы скрыть от современников и потом­ков отвратительные следы своего темного, позорного прошлого.

«Скелет» из Кремлевской стены

Темнота эта вылезала, словно шило из мешка, неоднократно. Од­нако самый серьезный по послед­ствиям случай произошел пример­но через полгода после смерти Во­ждя. Во время ремонта в кремлев­ской квартире Сталина, где тогда собирались сделать музей, в одной из стен был найден тайник с доку­ментами. Бумаги доставили Хру­щеву. Потом в своих воспоминани­ях он писал, что был поражен, ко­гда обнаружил в них письмо Лени­на о разрыве отношений со Стали­ным. Хрущев не стал распространяться, какие еще документы были в том тайнике. Но, судя по даль­нейшему, самое ошеломляющее на него впечатление произвели именно эти документы, а не ленин­ское письмо. Конечно, в интересах горячо любимой КПСС и всей Со­ветской власти Хрущеву было бы удобней все бумаги уничтожить. Но были вещи, которые без пяти минут новый лидер партии и стра­ны не мог Сталину простить. Он не мог забыть, как любил Вождь чис­тить свою дымящуюся трубку, сту­ча ею по хрущевской лысине. Да еще при этом и приговаривать: «Дурачок ты Никитушка, дура­чок!». Или как для увеселения сво­их гостей заставлял его — тучного, уже немолодого человека — глу­шить водку и танцевать гопак. Ко­гда Сталин агонизировал на своей «ближней» даче, Хрущев, на гла­зах остальных соратников упав на колени перед умирающим диктато­ром, безутешно рыдал. Теперь, ко­гда тайна приоткрылась, за эти слезы ему было тоже мучительно стыдно. Потому что, оказывается, Великий Вождь и Учитель начинал «свой путь в революцию» рядовым агентом царской охранки. И по хо­ду внедрения в партийные верхи вырос в незаурядного провокато­ра, без малейшего колебания пре­дававшего и губившего даже са­мых близких ему товарищей по партии…

Импульсивным по натуре Хру­щевым овладела непреодолимая потребность разоблачения. Он просто не в силах был себя пре­одолеть. И 24 февраля 1956 г. в докладе на закрытом заседании XX съезда партии нанес, вероятно, самый мощный удар по ореолу Сталина.

Вербовка Рябого

Однако ошеломившая Хрущева находка в кремлевском тайнике была лишь малой частью того соб­рания документов, которое автор книги объединяет понятием «сек­ретной папки Иосифа Сталина». Как ни старался все перехватить воцарившийся в Кремле Вождь, но многое в багаже вынужденных эми­грантов и перебежчиков проскочи­ло за рубеж. Чтобы, в конце концов, осесть там в хранилищах историче­ских документов. Пожалуй, самый взрывоопасный набор документов царской охранки, связанный с нача­лом XX века, когда она чрезвычай­но успешно внедряла в революци­онные партии и рабочие профсою­зы своих агентов и осведомителей, оказался в архиве Гуверовского ин­ститута при Стэндфордском уни­верситете (США). Первый доку­мент, который Р. Брахман извлека­ет для нас из этого кладезя, датиро­ван 17 июня 1902 года. Как раз в это время Сталин, занесенный в ис­торию большевизма под псевдони­мом Коба, вместе со своим подель­ником Камо «засветился» на воору­женных грабежах (Ленин, частень­ко использовавший такой источник для пополнения «партийной кассы», стыдливо называл это «экспроприациями», или сокращенно «эксами»). В уголовном мире у Кобы имелась другая кличка — Чопур или Чопка, в переводе с грузинского Рябой. Именно под этой кличкой он впер­вые «выплывает» в документе от 17 июня, под которым стоит под­пись тогдашнего начальника Батумского Охранного отделения полков­ника С. Сабельского.

Дело в том, что примерно за два месяца до этого батумская крими­нальная полиция во время облавы задержала «проживающего без паспорта и определенного адреса» Иосифа Джугашвили (такой была настоящая фамилия будущего Вож­дя). Оказавшись впервые за решет­кой, Коба почти тут же снова ока­зался на свободе. Что он предло­жил в обмен на свободу — в резолю­ции полковника Сабельского, кото­рую тот наложил на рапорт рабо­тавшего с Рябым следователя. Ре­золюция гласит: «Освободить, если согласен дать Жандармскому Упра­влению информацию о деятельно­сти социал-демократической пар­тии». В результате никакого «если» не было. А было дело в охранке, которое полковник Сабельскии завел 17 июня 1902 года на «крестьянина Тифлисской губ. и уезда, Диди-Лиловского сельского общества Иоси­фа Виссарионовича Джугашвили». Одной из первых акций новичка изготовление запрещенных листовок. В подвале дома на улице Лоткина был сооружен примитив­ный типографский станок произво­дительностью до 700 листовок в су­тки. Печатал листовки друг Кобы, уже упоминавшийся безграмотный молодой «братан» по кличке Камо, который потом неоднократно сда­вался своим молодым руководите­лем жандармам, а в советское вре­мя в одночасье закончил свою жизнь под колесами грузовика. По­хоже, что не только тогда, но и мно­го позже горячий, но, как теперь го­ворят, «безбашенный» Камо даже не подозревал, что участвует в «ме­роприятии» охранки. Организация подпольных типографий для печа­тания листовок была в те годы во­обще одним из излюбленных прие­мов этого ведомства. Она позволя­ла выявлять активных революцио­неров. А после их ареста и ссылки в Сибирь продвигать своих людей на освободившиеся руководящие пар­тийные и профсоюзные посты…

Стукачок становится аналитиком

Именно такую карьеру, сдавая авторитетных партийцев и продви­гаясь к руководству, проделал Ко­ба-Рябой в рядах ленинской партии, которая не просто кишела агентами охранки, а годами находилась у нее под плотным «колпаком». Понимаю, что для многих читателей такое мо­жет показаться просто немысли­мым. Но факты — упрямая вещь. По­нимая это и сведя почти к минимуму комментарии, Р. Брахман главное место в своей книге отдает именно фактам. Оставим это потрясающее, несравнимое ни с каким детективом путешествие по документальным россыпям «Секретной папки Иоси­фа Сталина» самому читателю. Для иллюстрации же приведем лишь еще один документ, бесстрастно хранящий на себе реквизиты ох­ранки. Датирован он 1913 годом. К этому моменту Коба-Рябой (он же Иванов, Василий, Васильев и еще около трех десятков кличек) из заурядного «стукача» вырос в агента «высокого полета». Что стоит только одно его относящее­ся к тому времени донесение, в котором он информирует жан­дармское начальство о положе­нии в российском социал-демо­кратическом движении. С какой аналитической глубиной анализи­рует утвердившийся в рядах РСДРП Коба ее состояние! Как точно характеризует «полный раскол всех составных частей», с одной стороны, и «организацион­ное укрепление одной из них, наи­более сильной» (большевистской, ленинской) — с другой! А, собственно, что удивлять­ся? Коба-Рябой давно обласкан и приближен самим Лениным. Он член ЦК и редактор «Правды», в которой впервые опубликовал ма­териалы под именем Сталин, с ко­торым через какой-то десяток лет станет Вождем и Учителем. Уже далеко позади и возня с «экса­ми», и грязноватые провокации с организацией контролируемых охранкой «выступлений товари­щей рабочих», и фантастически удачные «побеги» с царской ссыл­ки по якобы «выкраденным у жандармов удостоверениям», ко­торые, как потом выяснилось, в данной «конторе» являлись доку­ментами исключительно строгой отчетности. В процессе превра­щения в Сталина Иосиф Джуга­швили все больше приходит к вы­воду, что в охранке его недооце­нивают. Особенно после того, как той удается внедрить в ЦК, «пря­мо под бочок Ильичу», своего су­перагента — Р. Малиновского. После нескопьких неудачных по­пыток самому утвердиться в этом звании сильно разобиженный Сталин решает выскользнуть из-под опеки «конторы», чтобы  сделать карьеру в партийных верхах. После этого обеспокоенный дире­ктор Департамента полиции г-н Белецкий запрашивает информа­цию о нем в Охранных отделени­ях Санкт-Петербурга, Москвы и ряда других городов. И в июле 1913 г. получает ответ от полков­ника Еремина, бывшего началь­ника Тифлисского отделения, ко­торый в январе 1910 г. был пере­веден в Санкт-Петербург на Должность начальника Особого отдела Департамента. Вот что строго конфиденциально сообща­ет Еремин своему шефу:

«Милостивый Государь Сте­пан Петрович! Административно высланный в Туруханский край Иосиф Виссарионович Джуга­швили, будучи арестован в 1906 году, дал Начальнику Тифлисско­го Г.Ж. Управления ценные аген­турные сведения. В 1908 году Н-к Бакинского Охранного отделения получает от Джугашвили ряд све­дений, а затем, по прибытии его в Петербург Джугашвили стано­вится агентом Петербургского Охранного отделения. Работа Джугашвили отличалась точно­стью, но была отрывочная. После избрания его в Центральный Ко­митет Партии в г. Праге Джуга­швили по возвращении в Петер­бург стал в явную оппозицию Правительству и совершенно прекратил связь с Охранкой.».

Неуловимое досье

Розыск дал довольно быстрый результат, Член ЦК и Русского бюро ЦК РСДРП был сослан в се­ло Курайкн Гуруханского края.

Прекращение одновременно­го карьерного роста будущего Вождя и в партии и в Охранке состо­ялось. Далее Р. Бракман исследу­ет прихотливый маршрут его «агентурного дела». Оказывает­ся, Белецкий собрал все бумаги, включая тюремные фотографии Кобы, его доносы в охранку ( в том числе оригинал доклада в ию­не 1912 г. о положении дел в пар­тии с указанием имен и адресов ее ведущих членов), расписки в получении денег, отчет Еремина и другие документы, в папку со штампом «Совершенно секрет­но» и «Не открывать без высо­чайшего повеления». Эта папка благополучно пролежала в стро­го охраняемом помещении Особо­го отдела, где хранились «мерт­вые» дела бывших агентов, вплоть до февральской 1917 г. революции. Тогда вместе с ча­стью архива она чуть не попала в Чрезвычайную следственную ко­миссию Временного правительст­ва, созданную для расследования преступлений высоких должност­ных лиц, замешанных в провока­циях охранки. С подачи этой ко­миссии списки секретных сотруд­ников в марте 1917 г. публикова­лись в газетах, в том числе и большевистской «Правде». Име­ни Иосифа Джугашвили в опубли­кованных списках не было. И это вселило в Сталина надежду, что его охранная папка сгорела во время беспорядков в первые дни революции. В результате, не­сколько успокоившись, но не те­ряя бдительности, он двинулся дальше сначала по партийной, а потом и государственной лестни­це.

Специфичный опыт, накоп­ленный им во времена сотрудни­чества с охранкой, оказался для этого хорошим подспорьем. Из этого опыта, в частности, Сталин взял за правило подстрекать дру­гих на совершение преступлений, которые были для него выгодны, а затем шантажировать убийц, привязывая их к себе узами «сов­местно пролитой крови».

Между тем после Октябрьско­го переворота все материалы бывшей царской полиции и Чрез­вычайной следственной комис­сии Временного правительства были перевезены в Москву. Те­перь этими бумагами занялась созданная большевиками Комис­сия по разбору архивов. Досье Сталина среди них она не обнару­жила. И это было неудивительно. Потому что папка с именем «Ио­сиф Виссарионов Джугашвили» осталась в петроградском отде­лении комиссии и хранилась сре­ди бумаг, «до которых руки еще не дошли». Из-за разразившейся Гражданской войны ящики с эти­ми бумагами были доставлены в Москву только в 1926 году. Как раз к этому времени, замечает Бракман, положение Сталина в партийно-правительственном ап­парате значительно укрепилось благодаря его ставленникам на ключевых постах. Грозный руко­водитель ВЧК Феликс Дзержин­ский его ставленником не был. Но хитрый Иосиф поддерживал с Железным Феликсом весьма близкие деловые отношения. Ведь тот передавал Сталину най­денные в архивах документы, уличающие  многих членов пар­тии и советских чиновников в со­трудничестве с царской охранкой. Постепенно Сталин собрал свой личный секретный архив, благо­даря которому мог шантажиро вать очень многих, превращая их в своих рабов.

По странной иронии судьбы, именно на стол Дзержинского 18 июля 1926 года легла неуловимая досель папка, которую так акку­ратно скомплектовал 14 лет на­зад г-н Белецкий…

Большая зачистка

Дальнейшее известно. Дзер­жинский двое суток потрясенно изучал содержимое папки. Потом спрятал ее среди личных доку­ментов в своем кабинете на Большой Лубянке, 13 и отправил­ся на Пленум ЦК. Больше он эту папку не видел, так как с Пленума живым не вышел. Доложил ли  кто-то Сталину о находке или сра­ботала его дьявольская интуиция — не суть важно. Но реакция была мгновенной. Единственно, о чем не догадался страшно  спешив­ший Вождь, это где Дзержинский спрятал его «агентурное досье».

Вся дальнейшая история пе­реходившей из рук в руки папки и смертельная для ее временных хранителей охота гнавшегося по следам Сталина — один из самых захватывающих сюжетов в книге Р. Бракмана. По существу это подлинная «История КПСС», вме­сто той фальсификации, которую нам десятилетиями скармливали и отчасти продолжают скармли­вать с помощью «политкоррект­ных» учебников в школах и вузах. Многие предъявленные автором документы неожиданно бросают новый свет на, казалось, уже вро­де бы вдоль и поперек исследо­ванные страницы отечественной истории. Одна из них — невероят­ный размах репрессий в высшем и среднем командном составе Красной Армии в 1937-1940 го­дах. Оказывается, этот учинен­ный буквально накануне гитле­ровской агрессии разгром собст­венной армии Сталин тоже устро­ил во многом из-за этой прокля­той папки. В ночь на 19 мая 1937г. ранее упомянутый доклад жан­дармского полковника Еремина в квартире одного из арестован­ных офицеров Красной Армии. Пробежав глазами текст, Сталин мгновенно все понял: армейская верхушка в курсе его тайны. И вполне способна его арестовать. Перепуганный Вождь, объявив, что «раскрыл  колоссальный заго­вор с целью убить главу НКВД Ежова», немедленно поднял тре­вогу, приказал отменить все про­пуска в Кремль, окружить его войсками НКВД и поставить воо­руженную охрану у его квартиры и кабинета. Самому Ежову, вы­ставленному им в качестве «лож­ной мишени», Сталин приказал немедленно арестовать, а затем и расстрелять М. Тухачевского, И. Якира, И. Уборевича, Я. Гамарни­ка и других командиров сначала высшего, а затем и среднего зве­на. Запаниковавший Вождь ре­шил не оставлять в живых ни од­ного из тех, кто знал или что-либо мог знать об уличающих его доку­ментах. И ему наконец-то повез­ло. Неизвестно кто, но кто-то из арестованных под пыткой при­знался, что папка Сталина нахо­дится в сейфе в кабинете Гамар­ника…

Далее началась организован­ная лично Вождем фальсифика­ция некоторых документов. И продолжилось тотальное уничто­жение всех, в чьих руках могли побывать подлинники…

Скорбное бесчувствие

Все эти и некоторые другие сведения много лет спустя под­твердила Ольга Шатуновская, старая большевичка и член пар­тийной комиссии, расследовав­шей в период правления Хрущева сталинские преступления. Воспо­минания Шатуновской увидели свет только недавно, да и то в ФРГ. Материалы же самой комис­сии надежно упрятали от глаз об­щественности. Как, впрочем, и те документы из «Секретной папки Сталина», которые ненароком, время от времени, «выплывали» в наших же архивах. Так, напри­мер, знаменитое «аналитическое донесение» о положении дел в партии, переданное Сталиным в 1912 году охранке, было обнару­жено и тут же снова упрятано в Центральном партийном архи­ве Института марксизма — лени­низма при ЦК КПСС («фонд Серго Орджоникидзе»).

Да и что там «архивные иг­ры», если даже атака неистового Хрущева, попытавшегося отом­стить Сталину за убийство миллионов невинных людей, в общем-то захлебнулась. Потому что в отли­чие от Хрущева другие члены По­литбюро различных составов — от Молотова и Маленкова до Андро­пова и Горбачева — прекрасно по­нимали, что разоблачение Стали­на как агента охранки не только дискредитирует советскую систе­му, но и рубит сук, на котором так комфортно и так надолго размес­тилась вся наша партийно-госу­дарственная бюрократия.

Что касается Сталина, то в своей официальной биографии он, кажется, сфальсифицировал все — даже дату собственного дня рождения. Нет сомнения, что его неиссякаемые поклонники и на этот раз 21 декабря отметят но­выми публикациями, «утепляю­щими» дорогой образ Вождя в ча­стной жизни. Есть про нее и в книге Р. Брахмана. Но только на твердой почве фактов, после зна­комства с которыми вряд ли у нормального человека возникнет желание повесить сталинский портрет на стенку. Действитель­но, что может нравиться в чело­веке, который в детстве мог часа­ми заниматься любимым «делом» — бросать камнями в птиц. На склоне лет развлекать на своей «ближней» даче гостей прослу­шиванием грамзаписи с воем вол­ков и хохотать. А между этими ве­хами прожить долгую скрытную жизнь, полную обмана, преда­тельства, убийств.

Вся беда только в том, что портреты его по-прежнему носят. И имя на мемориальных досках золотом выписывают. И психиат­ры по-прежнему выясняют: не бе­зумен ли он был.

Было ли это все возможно, ес­ли бы каждый из нас стремился знать, как получилось, что ни за понюшку табаку были погублены десятки миллионов наших сооте­чественников?

По публикациям газеты «Страна» за 2004 год

__________

Чтобы оперативно и удобно получать все наши публикации, подпишитесь на канал Epoch Times Russia в Telegram