Стихи Владимира Бойкова. Поэты по субботам

На привычном пути среди белого дня,
как дать пить из горсти, к соучастью взывая,
та кликуша с клюкой вопросила меня
(аль зеркальный такой?):
– Дядь, скажи: я – живая?
Как судить и ценить мне животный тот плач?
Неуловлена нить, да и жизнь далека мне.
Неужели, Бог мой, нет у жизни задач,
кроме жизни самой?
Так и камни есть камни.
Без ответа ушла, и навряд ли найду
я развязку узла – не окликнул кликушу,
не спросил у неё, что имела в виду:
естество ли своё, безуёмную ль душу?
Той вся вечность – казна, одиночество ж – казнь.
С тем и носит она жизни плотское платье,
что без ноши такой – не пустая боязнь, –
устремившись к другой, просквозить сквозь объятье.

Танькины рассказы

Мне вчера рассказывала Танька,
после рыбной ловли возвратясь:
– Выложу тебе я без утайки –
вот такущий мне попался язь!
Знаешь, дождь был с вечера страшенный,
в телогрейки вырядились мы,
добрались до места, совершенно
ливень наши косточки промыл.
Я с улыбкой байки эти слушал,
эти мне не позабыть глаза,
и хотя ухи я той не кушал,
и не видел, как рассвет слизал
сажу с неба языком шершавым,
оставляя лишь потеки туч,
и не слышал, как листва шуршала
под дождем, реки не видел тушь,
у костра ночного не сушился,
хворост не пододвигал ногой,
но с рассказом Танькиным я сжился –
любо мне, когда большой огонь!
Под дождём, под ночью был он хворый,
огонёчек просто – не костер,
выживал, жевал он мокрый хворост,
выжил – а рассвет все стёр.
Описать увиденное – тыщи
нужно слов и то б не рассказал,
а она одно мне:
– Красотища!!!
Да ещё горячие глаза.

***

От жизни и любви счастливой
безумцем стал я в сновиденьях:
цветущие исчезли сливы
в пустых смятениях осенних.
Похоже, и тому безумью
сны полагались протоколом,
где от садов, шумящих шумью,
хватало счастья мне и пчёлам.
Ещё не отошёл от сна и
увидел снова в сон я двери…
Теперь, наверное, не знаю,
в которой пребываю сфере.

***
Весенние кроны
ещё лишь на днях
висели зеленым
дождём на ветвях.
Я знаю два самых
чарующих дома:
там сумерек запах,
здесь воздух черёмух,
там зритель я завтра,
здесь нынче актёр, –
кулисы театра
и леса шатер!
В излюбленном блещет
вода эпизоде,
листва рукоплещет
прекрасной погоде,
и я с той галёркой
согласно томим
негромкою ролькой –
собою самим.

***
Он мне сказал: её уж нет.
А я не мог понять.
Шел белый снег из тьмы на свет
и всё хотел обнять.
Мне молвила через порог,
что полюбила вдруг.
Я обернуться к ней не мог.
Но вот замкнулся круг.
И нет её.
А я живу
и не могу понять,
как смерть посмела синеву
у дней живых отнять.

ПОСЛАНЬЯ САДА

В саду бело.
Всё это бренно.
Всё это – облако иль пена
иль даже прошлогодний снег –
очнулось садом по весне.
Но затянулась перемена,
и все в каком-то полусне.

В саду бело.
В цвету на диво
всё враз – и вдоль ограды слива
как будто бьётся в берега,
и так же с вишеньем игра,
и дух черёмух торопливый
исходит из того мирка.

В саду бело.
Но ветер знобок.
И в толчее цветы, бок о бок
цветя, никак не доцветут.
Порой так пишут или ждут.
Не ворохами ль из коробок
посланья скомканные тут?

В саду бело.
И в полусонных
и белых с прозеленью кронах –
отчаянье черновиков,
пока не различишь альков
средь яблонь в розовых бутонах
для оживающих богов.

ОБЛАКО ИЗ КИТАЯ

Хмельной будучи и на подъём лёгок, путешествовал,
тротуар шагу задавал сбивчивую тему,
потому падал, и когда тело пестовал
газон даже – не превращал оное в хризантему.
Ведь умел Тао – персонаж байки Пу Сун-лина –
цветком в грядку упасть в добром подпитии,
не зря, значит, имел в предках Тао Юань-мина –
в прищур пращур в питье ведал событие.
Лепестки тонкие хризантем в чарке – не забота:
цветник рядом, там свежо утречком нынче;
хорошо в полдень семьей выйти за ворота
и пойти к соснам, а там – кланяйся, кувшинче!
Ввечеру странник пробрести может стороною,
но сосед может угостить выпивкой за беседу:
со своей тенью, когда бражничаешь под луною,
а друзья в дальних краях – радуешься соседу
и легко примешь дорогим гостём бродягу.
Раз ценой слову дана совесть, а не слава,
То, шутя, кисточку обмакнуть в тушечницу и бумагу,
запятнать лёгким стихом – дружбы забава.
Вот и я возрастом, почитай, ровня с Тао Цянем,
и хочу мастера узнать ближе и неловко
не боюсь чувствовать себя – вместе станем
смаковать зелье моё: сносна ли терновка?
Для такой встречи в Лили ехать не надо
или снимать с полки стихов древних переводы –
за окно гляну в рыжину редкую сада
и пойму сердцем скороту жизни и природы:
и вино с пригорчью, и горчит воздух, скитаясь, –
бытия краткого вкус горестно всеобъемлющ.
Среди туч облачко – голова старца из Китая:
хорошо свиделись – с такой мыслью не задремлешь!
Поворот круга времен слышу, грешный,
дышу небом, и дивлюсь далям среднерусским:
дав семян смену трава сникла, лишь прибрежный
кипрей пышно объят пухом оренбургским.

НОЧЬ

Затронутые закатом
роднятся предметы,
пора музыкантам
пробовать инструменты,
голубок прирученных
пальцам ласкать,
листьям беззвучию
рукоплескать,
звездному отточию
высыпать пора.
Прозревшему ночью
ослепнуть с утра.