Власть любой ценой: Реальная история китайца Цзян Цзэминя. Глава 9

После смерти Дэна и отставки Чжао ликующий Цзян становится настоящим деспотом (1997).

1997 год был годом большой политической важности для руководства Коммунистической партии Китая (КПК). В декабре 1993 года Дэн Сяопин появился на Янпу в Шанхае и вскоре после этого выступил с речью по телевидению в канун китайского лунного Нового года. Это были последние публичные выступления Дэна перед смертью. Появление тщедушного Дэна не только вызвало резкое падение на акционерной бирже Гонконга, но также оставило его ближайшее окружение в КПК в критическом положении.

Цзян Цзэминь, не имевший привилегии встречаться с Дэном по собственному желанию, должен был докладывать ему через его канцелярию. Цзян почувствовал облегчение, увидев публичное выступление Дэна и поняв, что его очередь может прийти очень скоро. Цзян и Цзэн Цинхун часто совместно строили планы относительно усиления своего положения. Они поняли, во-первых, необходимость путем взяточничества привлечь больше чиновников на свою сторону и, во-вторых, поставить своих людей на ключевые посты.

В годы, последовавшие после выступления Дэна, Цзян прибегал к различным коррумпированным приемам для формирования собственных фракций в обмен на лояльность высокопоставленных должностных лиц. В этом процессе он обнаружил еще один хитрый прием: избавляться от тех, кто не клянется в верности, посредством «антикоррупционной» кампании. К этому способу Цзян часто прибегал впоследствии, преследуя политических оппонентов.

Однако пока Дэн был еще жив, у Цзяна никогда не было спокойствия духа. В декабре 1996 года состояние здоровья Дэна, страдающего от болезни Паркинсона, ухудшилось, и он был госпитализирован. Прошло два месяца, но, и к разочарованию Цзяна, Дэн был все еще жив. Цзян беспокоился, что Дэн может выздороветь от своей хронической болезни и никак не мог дождаться его смерти; ожидание было мучительным.

О смерти Дэна было объявлено в 9 часов 8 минут вечера 19 февраля 1997 года. Последователи Цзяна, не теряя времени, опубликовали официальное заявление ко всей партии, всей армии, всей стране, к людям всех национальностей от имени Центрального Комитета КПК, Народного Конгресса Китая, Государственного Совета, политического консультативного комитета Китая, и Центральной военной Комиссии о том, что «Центральный Комитет партии во главе с товарищем Цзян Цзэминем» определенно продолжит политику реформ и открытости, начатой Дэн Сяопином.

Во время траурной церемонии оказания последних почестей телу Дэна, Цзян произнес панегирик притворно печальным голосом, стараясь скрыть свои истинные чувства. Он даже выдавил несколько слезинок, работая на публику. Но все те, кто знал правду, прекрасно понимали, что было на уме у Цзяна. По сей день фотография, запечатлевшая вытирающего слезы Цзяна, является предметом всеобщих насмешек.

Через 2 дня после траурного митинга всем офицерам и солдатам армии Китая, а также всему полицейскому персоналу было приказано изучить панегирик Цзяна и быть «совершенно и полностью в строю с Центральным Комитетом Партии во главе с Цзян Цзэминем». В передовой статье People’s Daily от 25-го февраля слова «Центральный Комитет партии во главе с Цзян Цзэминем» повторялись девять раз.

Цао Ши – бельмо на глазу

В это время Ян Шайкунь, который ушел в отставку под давлением Цзян Цзэминя и Цзэн Цинхуна, был еще жив, ему был 91 год. Его брат Ян Байбин не был полностью отрезан от армии, несмотря на то, что он был лишен военной власти. Эти люди были одной из причин бессонных ночей Цзяна. Но Цзян знал, что препятствия должны устраняться постепенно, первой своей целью он сделал Цао Ши.

Цао родился в декабре 1924 в Шанхае, вступил в КПК в возрасте 16 лет и был организатором студенческих брожений в Шанхае. С 1945 по 1949 год он был секретарем подпольного отдела КПК в шанхайском Тунцзи университете и главным координатором студенческого комитета подпольного отдела КПК, секретарем депутата районного комитета Шинши (Шанхайского подпольного отдела КПК) и секретарем студенческого комитета первого округа северного Шанхая. В те годы Цзян все еще колебался, какой путь ему выбрать.

После того, как КПК пришла к власти, Цао начал свой подъем по служебной лестнице с самого начала, став министром связи в министерстве связи КПК с зарубежными странами, а также заместителем секретаря в секретариате КПК в 1982 году. Потом он занимал пост директора Центрального Комитета КПК, министра организационного министерства КПК, вице-президента Государственного Совета, секретаря Дисциплинарного Комитета и президента института кадров КПК.

С 1993 по 1998 год он был главой Центрального Комитета 8-го Национального Съезда Народного Конгресса и членом Политбюро КПК. Имея опыт работы в студенческих движениях, промышленных системах, связях с зарубежными странами и неся ответственность за разведку и дисциплину, Цао со временем стал ответственным лицом в принятии решений, с ним не мог соперничать даже Ли Пен (который действительно был сыном погибшего), а также такие ветераны партии, как Ян Шайкунь и Бо Ибо, не говоря о Цзян Цзэмине, который в течение долгого времени был его подчиненным.

Цзян никогда не был близок с Цао, то ли по причине старшинства, то ли различных уровней. Вскоре после приезда в Пекин, Цзян, имевший привычку контролировать других, узнал, что Цао был выбран такими коммунистическими ветеранами, как Дэн Сяопин и Чен Юн, представлявшими обе фракции внутри партии.

Члены центрального правительства часто говорили, что Цао заработал свои должности. Цзян принял эти высказывания как намек на свою некомпетентность и, в результате, семена ненависти к Цао были посеяны в его душе. В действительности, в 1985 году Цао, которого считали надежным, деликатным и решительным, был назначен ветеранами партии вместе с Ху Чили, одним из главных руководителей будущего поколения. Цао находился среди кандидатов в секретари партии даже тогда, когда после убийства протестующих студентов на площади Тяньаньмэнь в 1989 году, Дэн пожелал рассмотреть вопрос о его назначении после того, как он разочаровался в бывшем секретаре Чжао Цзыяне.

Цзян знал, что находился в худшем положении по сравнению с Цао. Цао пользовался поддержкой политических и юридических организаций наряду с Центральным Комитетом Народного Конгресса, руководителями которых были соответственно Пен Жен и Ван Ли. Еще больше принижала Цзяна репутация и престиж Цао. Когда Цао был впервые избран во внутренний круг КПК, он стал фаворитом как реформистов, так и консерваторов, и приватно был назван наследником коммунистического трона во время XIII-го съезда КПК.

Во время XIV-го съезда КПК Цао был избран членом Политбюро с 316 голосами «за» и только одним голосом «против», одним голосом, не достающим для единогласных выборов. Этим одним отрицательным голосом был ни кто иной, как ненавидящий его Цзян Цзэминь. Пекин выразил желание, чтобы Цзян подал в отставку, а Цао был повышен, согласно высказыванию, «когда река (Цзян) мелеет, камень (Ши) выходит на поверхность», это изречение больше всего расстраивало Цзяна. До того, как братья Ян (Шанкунь и Байбин) были лишены власти, Цзян все время боялся.

Ни для кого не было секретом – Цзян сам знал об этом, что восхождение Цзяна на самый высокий пост в КПК было скорее результатом компромисса среди старших членов КПК, чем протекции со стороны Дэна Сяопина. Хотя Дэн в принципе не возражал против кандидатуры Цзяна, однако он время от времени испытывал опасения по поводу этого выбора. Ли Шинян, настоящий покровитель Цзяна, поддерживал его не столько за его достижения, сколько за его прислуживание Ли.

Цзян разглядывал групповое фото, снятое 21 июня 1989 г., после того, как 6 новых членов политбюро: Цзян Цзэминь, Цао Ши, Ли Пен, Сон Пинь, Ли Рухвэн и Яо Илин – были только что избраны во время пленарного заседания 13-го съезда КПК. В середине стоял Ян Шанкунь, заместитель главнокомандующего военной комиссии КПК. Цель Дэна не могла быть более прозрачной: Ян Шанкунь был реальным исполнителем желаний Дэна, в то время как Цзян, как придаток, почти ничего не значил.

К тому времени обоих братьев вынудили выйти из игры, Дэн умер – все эти события придали Цзяну храбрости. Цзян верил, что после ухода Дэна, он был теперь самым старшим по чину и, таким образом, другие должны сплотиться вокруг него, что теперь он должен быть в центре. Но Цао Ши, который, казалось, не обращал внимания на Цзяна, выступал, как обычно, когда он считал, что что-то необходимо исправить. Это очень действовало на нервы Цзяну, вызывая у него постоянное чувство раздражения.

Цзян взошел к власти в Шанхае и как партийный секретарь города создал «Шанхайскую фракцию», которая долго пользовалась дурной славой. После того как Цзян стал главным руководителем в партии, правительстве и армии, он начал заполнять появляющиеся вакансии из состава своей Шанхайской фракции. Дэн несколько раз выступал с возражениями. Цао мягко указал Политбюро, что должностные лица должны выбираться со всей страны. Хотя Цао не называл имен, говорят, что все присутствующие на собрании посмотрели в направлении Цзяна.

Спустя месяц после кончины Дэна, немецкая финансовая газета Handelsblatt интервьюировала Цао. Цзэн Цинхун поспешил представить перевод интервью Цзяну и загадочно сказал, «кроме обычных тем, связанных с правовой системой и съездом Партии, товарищ Цао Ши подчеркнул еще одну вещь». Он нарочито сделал паузу, продолжая только после того, как заметил нарастающее беспокойство Цзяна. «Он сказал, что его главной задачей является борьба с членами Левой партии».

«Борьба с членами Левой партии?» — нервно спросил Цзян. Он не мог не помнить того времени, когда он чуть не лишился должности во время путешествия Дэна Сяопина по южному Китаю. Когда Цао интервьюировали 9 марта 1995 г. на государственном телевидении Китая, он сказал, что рыночная экономика зависит от правовой системы, и что процесс экономического законодательства будет приоритетом над другими формами законодательств, этот процесс будет завершен не позднее одного года. Тянь Цзиинь, заместитель руководителя съезда партии, подтвердил это мнение, заявив, что представители трудящихся должны иметь право на выбор кандидатов и что новая государственная политика должна быть открыто объяснена всем людям.

Цао во время третьей пленарной сессии восьмого съезда партии заявил, что все работники правительства должны служить людям, а не руководить ими. Он заявил, что было важно очистить правительство, начиная с усовершенствования государственной системы, уделяя особое внимание правовой системе. Каждое слово Цао вызывало в душе Цзяна все более глубокую ненависть. Когда Дэн умер, а братья Ян потеряли власть, главные препятствия Цзяна были устранены.

Теперь основным препятствием для Цзяна оставался Цао Ши – человек, который добивался создания поистине правовой системы. Поэтому следующим стратегическим шагом Цзяна было вынудить Цао выйти на пенсию на 15-м съезде партии. Цзян снова пошел на сделку с Бо Ибo, другим ветераном партии. Бo обещал надавить на Цао, чтобы тот вышел на пенсию, а Цзян, со своей стороны, извинился перед Бo за то, что он недостаточно «заботился» о его сыне, Бо Силай.

26 апреля 1997 г. умер Пэнь Жэнь — человек, которого Цзян считал главной политической поддержкой Цао. Пэнь был стойким ветераном партии, с которым даже Mao временами было не легко совладать, например, в 1966 году, в начале культурной революции, Цзян почувствовал огромное облегчение, когда такой внушительный геронтократ, как Пэнь, умер.

Цзян Цзэминь нанял трех писателей — Тань Ваньшень, Вэн Хунин, и Лю Жизюонг для помощи в достижении своих политических целей. Среди прочих, Тань был самым далеким от Цзяна, Вэня он любил больше всех, и с Лю он дружил больше, чем с другими. Большая часть его литературного и ораторского блеска, если это можно так назвать, происходила из некой комбинации этих трех литераторов.

Тань Ваньшень: «Главный писатель в Чжуннанхай»

Тань Ваньшень родился в октябре 1940 года, в 1964 году окончил отделение истории КПК государственного университета Китая. Он последовательно занимал позиции заместителя, члена научного общества, главы теоретического отдела и заместителя директора института при секретариате Центрального консультативного комитета КПК. В 1989 году Тань стал заместителем директора института исследования политики КПК, и позже было повышен Цзяном до должности директора. Будучи членом центрального комитета КПК на 15-м съезде, Тань был главным сочинителем политического доклада следующего XVI-го съезда.

Работая в институте секретариата КПК в 1980 году, Тань отвечал за сбор материалов и информации о таких либеральных интеллигентах Китая, как Фанг Лижи, Вэн Жован и Лю Биньянь. Все они впоследствии были исключены из КПК на основании материалов и информации, собранной Танем. В сентябре 1987 года Чжао Цзиян при поддержке Дэн Сяопина распустил институт.

Из одного источника в Пекине стало известно, что Тань, который был специалистом по Мао Цзэдуну, советовал Цзяну следовать курсу Мао, если тот хотел приобрести контроль над Политбюро. То есть, вместо того, чтобы наделить властью одного наперсника или близкого последователя, сделать так, чтобы 2 или 3 высокопоставленных должностных лица соперничали друг с другом, чтобы в результате предстать перед третейским судом Цзяна.

Наибольшим вкладом Таня в, как ее назвал бы Цзян, «Теорию Цзян Цзэминя», было создание одной из «Трех бесед», известной как «Беседа о политике».

Вэн Хунин: подлинный автор «Трех представлений»

Вэн Хунин родился 6 октября 1955 года в Шанхае, он был профессором и руководителем аспирантов в отделе политической науки Фуданского университета. Это было прежде, чем он стал заниматься исследованиями политики в институте КПК. Цзян Цзэминь знал Вэна с тех пор, когда он был еще секретарем партии в Шанхае. Цзян был буквально одержим работами Вэна еще до того, как они встретились. Немного позднее, когда Вэн был переведен в институт КПК для политических исследований, на первой же их встрече Цзян наизусть прочитал несколько параграфов из его работ, что повергло Вэна в глубокое изумление.

Цзян стремился запоминать сочинения других по двум причинам: во-первых, у него не было ничего своего. Проследите, как часто он увиливает от задаваемых ему вопросов. Он часто просто не знал, что ответить, и цитирование напоказ является для него выходом из неловкой ситуации. И во-вторых, таким образом Цзян создает впечатление начитанности. Реальным автором «Трех представлений» — Цзян настоял на добавлении своей любимой теории к главе о партии и Конституции для повышения собственной популярности — в действительности был Вэн Хунин.

Попытки Цзяна регулярно наносить глянец на свой имидж для публики состояли в декламировании большого количества чужих сочинений, включая старинные стихотворения и классические произведения западной словесности в состав своих речей. Но результатом было не восхищение, а насмешки и подозрительность со стороны китайского народа. Вэн был переведен в институт для политических исследований по рекомендации Цзэн Цинхуна. Ву Вангуо также рассматривал Вэна в качестве политического советника Цзяна. После поездки в Пекин Ву никогда не забывал идеи о помощи Вэна Цзяну и напоминал об этом Цзяну много раз.

Позднее, когда Вэн работал в Чжуннанхай, Цзян сказал ему шутливо: «Если бы ты не переехал в Пекин, то они сильно раздули бы это дело». Это высказывание говорит о том, насколько были обеспокоены наперсники Цзяна, Жен и Ву, несоответствием секретаря своему положению. Вскоре после того, как Вэн переехал в Пекин, он составил для Цзяна речь, которую тот произнес на 5-ом пленарном заседании XIV-го съезда партии, озаглавленную: «О 12-ти главных взаимоотношениях».

Самым большим вкладом Вэна были теории «Трое представляют» и «Двигаясь вместе со временем»

— обе были сформулированы для Цзяна. Позднее Цзян будет цепляться за эти теории как за основу для отказа выйти на пенсию, и внесет их, выдавая за свой «творческий вклад», в главу о партии и Конституции. Вэн сначала был помощником председателя, но теперь был назначен Цзяном на 16-м съезде в ноябре 2002 года членом Центрального Комитета КПК. После того как Цзян начал терять власть, Вэн, который был тогда директором института политических исследований КПК, предложил себя на должность вице президента академии Социальных Наук Китая, но был отклонен.

Тогда он попросил о должности вицепрезидента школы для высокопоставленных должностных лиц КПК. И снова его предложение было отвергнуто. Цзян рассвирепел, узнав, что Вэн раскрыл секрет авторства «Трех представлений». Разглашение этой тайны лишило Цзяна того, что, в противном случае, было бы его личным достижением. Лю Жи не был единственным соучастником Цзян Цзэминя, но никто, даже «главный руководитель» (Цзэн Цинхун) и «политический make-up человек» (Вэн Хунинь) не осмелился бы так свободно чувствовать себя в обществе Цзяна, как Лю. Он даже осмеливался посещать резиденцию Цзяна без предупреждения.

Лю родился в октябре 1935 года в Анчин провинции Анхуэй, после окончания отделения гидравлического инженерного дела Пекинского университета Цинхуа он получил назначение на работу в Шанхае. Несмотря на то, что он получил научное образование, его привлекала «наука о руководстве». В то время, когда Цзян находился у власти в Шанхае, Лю был повышен до должности заместителя министра пропаганды правительства Шанхая, находящегося тогда под Чень Чжили. В 1993 году Лю был переведен в Пекин, где он стал вице-президентом Академии Социальных Наук Китая.

Основательная теоретическая база Лю позволила ему создать так называемую доктрину «мудрого хозяина», в которой он попытался представить Цзяна как партийного руководителя с широким кругозором, и затем превратить менее популярную «основную теорию» и «теорию новой власти» в основное направление партии. Если бы усилия Лю увенчались успехом, это позволило бы Цзяну пользоваться авторитетом, подкрепленным властью, и расширять свою власть на основе своего авторитета.

Что же сделал Цзян с теорией Вэн Хунина? Он запомнил ее и сделал ее своей. Но Цзян не смог запомнить доктрину «мудрого хозяина», так как она использовалась его наперсниками и последователями для того, чтобы приукрасить его имидж. Было совершенно небходимо, чтобы Лю наставлял Цзяна; он хорошо знал, как улучшить политиканскую сноровку Цзяна. Цзян провел несколько длинных бесед с Лю о том, как достичь своих целей, и позже он начал почтительно называть Лю «хозяином государства».

После того как Цзян перебрался в Чжуннанхай на руководящую должность, Лю посещал резиденцию Цзяна без предварительного извещения. Телохранители Цзяна никогда не осмеливались остановить его. Пока они находились в Шанхае, Лю никогда не называл Цзяна его официальным титулом и всегда приветствовал его по имени, называя его «Товарищ Цзэминь». В Пекине Лю изменил форму обращения с «Товарищ Цзэминь» на «Генеральный Секретарь», но в семье Цзяна он по-прежнему называл жену Цзяна Ван Йепинь «золовкой».

После того, как он был переведен в Пекин, говорят, что он питался в Шанхайском министерстве Пекина. Когда ему хотелось перемены, он ездил на машине в резиденцию Цзяна. Если Ван Йепинь была в хорошем настроении, она готовила для Лю южные блюда. Когда у нее не было времени, возросший к тому времени домашний обслуживающий персонал Цзяна угощал привыкшего к привилегии Лю приходить и уходить, когда ему вздумается, его любимыми блюдами. Когда-то Цзян Шанцзин был непосредственным начальником Ван Даоханя.

В течение начального периода оборонительной войны против Японии Ван Даохань занимал пост секретаря комитета КПК в провинции Цзяшань в области Анхуэй; он находился в непосредственном подчинении Цзяна Шанцзина. Чэнь Годун тем временем, по протекции Цзяна Шанцзина, занял пост судьи в провинции Анхуэй Линби. В более поздние годы своего правления, однако, Цзян отдалился от Лю по причине его открытой поддержки некоторых настроенных на реформы интеллектуалов. В конце концов, Лю ушел на пенсию с поста вице-президента Академии Социальных Наук Китая.

Возвращение Гонконга

В 1984 году было достигнуто соглашение о возвращении Китаю Гонконга, которое в 1997 году было подписано между премьер-министром Великобритании Маргарет Тэтчер и премьер-министром Китая Чжао Цзыяном, реформистом и самой яркой политической звездой в Китае. 19 декабря 1984 г. Агенство Франс Пресс сфотографировало Чжао, идущего рядом с Тэтчер по красной ковровой дорожке. Обожавший лесть, ограниченный Цзян Цзэминь не мог вынести и мысли о том, что успех подписания договора был приписан Чжао, и поэтому не допустил, чтобы это стало известно публике.

В последующей пропагандистской кампании КПК на фотографиях этого исторического момента фигура Чжао была или затушевана или просто вырезана. Приемы такого рода часто использовались КПК на протяжении ее более чем 80-ти летней истории. В мае 1997 года, за два месяца до возвращения Китаю Гонконга, при выборе членов на партийные посты во время 15-го съезда КПК правительство в Пекине перессорилось. Для того, чтобы скрыть эти споры, Цзян приказал, чтобы министерство Пропаганды отвлекло внимание публики на передачу Гонконга.

Цао Ши заявил на одной из встреч, что, хотя возвращение Гонконга и являлось важным и давно ожидаемым событием, но оно не должно быть предметом особой гордости, и что делегация, посылаемая для того, чтобы участвовать в церемонии, не должна состоять из многих членов партии; необходимо избежать впечатления, что это партия забирает Гонконг назад. Вместо этого Цао хотел подчеркнуть роль правительства и Народного Съезда. Это было намеком на то, что генеральный секретарь КПК и руководитель Центральной Военной комиссии КПК должны остаться в Пекине. Это мнение было одобрено Ли Руйхианом, руководителем Политического Консультативного Комитета. Разъяренный Цзян остался в Пекине.

Церемония возвращения Гонконга должна была стать центром внимания всего мира, редким историческим событием. Цзян страстно желал воспользоваться случаем и показать себя. Более того, присутствие Цзяна на этом событии имело бы причастность к его личным планам, которые должны были осуществиться на 15-м съезде партии. Таким образом, непреклонный Цзян настоял на поездке в Гонконг.

В это же время кто-то из секретариата сообщил, что Чжао Цзыян также надеялся принять участие в церемонии, исполняя желание, высказанное в декабре 1984 года, когда он и миссис Тэтчер подписали Китайско-Британскую совместную декларацию. «Вздор!» — возмущенно вскричал Цзян, стукнув кулаком по столу. Он приказал своему секретарю сообщить Ло Ганю, чтобы была усилена охрана на полосе для предупреждения возможного возвращения Чжао.

Дин Гванжен послал письмо от центрального телевидения Пекина с запросом об инструкции освещения церемонии подписания Китайско-Британской совместной декларации в предстоящей передаче, посвященной возвращению Гонконга. Цзэн Цинхун предложил преуменьшить роль Чжао Цзыяна и вместо него выделить Дэн Сяопина. Но он предостерег, что это должно было быть сделано так, чтобы ни к чему нельзя было придраться.

30 июня 1997 года Цзян прибыл в Гонконг в прекрасном расположении духа. В доме для престарелых он говорил с людьми из Шанхая на шанхайском диалекте о своем умении играть в мацзян. В магазине он приветствовал заранее организованную толпу приветствующих на официальном диалекте с явным акцентом диалекта Янжоу. «Нехорошо, если я пожму руку этому человеку, а тому нет — мухао!» [ 1 ], — шутил он. Позже он признался присутствующей там молодой девушке, что хотя он понимал кантонский диалект (из которого пришло выражение «мухао»), он почти не мог говорить на нем. Но это не остановило Цзяня, любящего быть в центре внимания, от имитации кантонского диалекта.

Народ Гонконга к 1997 году давно привык к манерам английских джентльменов, королевской элегантности, к уточненной и обходительной улыбке Энсона Чана, бывшего главного секретаря администрации правительства Гонконга. После встречи с Цзяном, который, несмотря на свой титул президента Китая, выглядел несколько странно — ему явно недоставало самоуважения, и народ Гонконга не мог не встретить его неодобрительно.

30 июня Лю Хуачин, заместитель руководителя Центральной Военной Комиссии, обратился к китайским войскам, посланным в Гонконг, во время церемонии в Шеньчжене. На следующее утро под проливным дождем и темными облаками войска направились к Гонконгу. В полночь с 30 июня и до следующего утра 1 июля правительства Китая и Британии завершили процесс передачи Гонконга. Встреча происходила в зале здания № 5 нового крыла центра собраний Гонконга. В 11 часов 42 минуты 30 июня началась официальная процедура передачи.

С китайской стороны присутствовали президент страны Цзян Цзэминь, премьер Государственного Совета Ли Пинь, заместитель министра иностранных дел Чан Чичень, вице-президент Центральной Военной Комиссии Чжан Ванянь, и первый администратор Гонконгского специального административного района Тан Чи-хва. С британской стороны присутствовали принц Чарльз, премьер-министр Тони Блэр, государственный секретарь по иностранным делам и делам содружества Робин Кук, уходящий в отставку губернатор Гонконга Крис Патон и глава штата обороны Чарльз Гутрие.

Обе группы взошли на сцену зала одновременно. Из двух главных фигур, подписавших совместную декларацию в 1984 году, присутствовала только бывший премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер. Другая подписавшая сторона – Чжао Цзыян – находился в Пекине под домашним арестом, его резиденция находилась под наблюдением большого количества солдат по приказу Цзян Цзэминя. А Цзян персонально наслаждался торжественностью происходящего.

В полночь 1 июля был поднят национальный флаг Китая и местный флаг Гонконгского специального административного региона. Китайское и британское правительства провели церемонию возвращения Гонконга согласно условиям соглашения китайско–британской совместной декларации. Утром того же дня были проведены торжества по поводу установления специальной администрации Гонконга в конференц-зале Гонконгского Центра. На собрании Цзян, который был в центре внимания СМИ, выступил с речью как президент Китая.

Он повторил слова совместной декларации, которую подписал Чжао: политика «одной страны, двух систем», «Гонконгом будет управлять народ» и что должен сохраняться «высокий уровень автономии», который не изменится в течение пятидесяти лет, как он заявил, это будет являться политикой, которой должно будет руководствоваться центральное правительство в течение многих лет. В то время, когда эти слова еще звучали в воздухе, цвет неба над Гонконгом изменился на красный. Вскоре было решено, что специальный администратор Гонконга должен быть назначен пекинскими властями; и свобода слова народа Гонконга вскоре была ограничена.

Прошло совсем немного времени после того, как правительство Гонконга начало функционировать в соответствии с желаниями Пекина. Через несколько лет Гонконг, когда-то известный как один из «четырех азиатских драконов» и «жемчужина Востока» за его процветание и свободу, начал опускаться так быстро, что ему пришлось просить субсидирование у центрального правительства. Этот шаг вызвал недовольство по всему острову.

В 2003 году специальный администратор Гонконга Тан Чи-хва, действуя по указке Цзяна Цзэминя, пыталась провести «Статью 23», подразумевавшую лишение ряда свобод, и сделать ее законом. Этот шаг вызвал массовые демонстрации протеста, только в одной из них участвовало больше миллиона людей. Но в тот день в 1997 году, сидя в центре сцены, Цзян сиял от восторга. Лишить Чжао возможности быть в центре внимания было типичным поведением Цзяна, а также быстро урвать что-то хорошее и уйти в сторону при виде неблагоприятной обстановки.

8 июля 1997 года НАТО официально решило допустить в свои ряды бывших членов Варшавского Пакта. Бывшие коммунистические страны, такие как Польша, Венгрия и Чешская Республика вступили в НАТО. Свободный мир продолжал свое движение на восток. С 26 октября по 3 ноября Цзян находился с визитом в Соединенных Штатах. Это был его второй визит. Однако до начала поездки он был озабочен нарастающей критикой Америкой зарегистрированных фактов нарушений прав человека в Китае.

После того как Цзян пришел к власти, политические реформы были приостановлены, состояние прав человека ухудшалось, большое число диссидентов было заключено в тюрьмы, и перспективы улучшения демократии стали более сомнительными, чем в период до студенческого движения 1989 года. Желая успокоить американский критицизм, Цзян за день до своего отбытия решил использовать приманку. В этот день Китай ратифицировал «международный пакт об экономических, социальных и культурных правах» — международное соглашение, которое признает, что «человеческое достоинство и равные и неотъемлемые права всех членов человеческого содружества являются основой свободы, правосудия и мира во всем мире».

Это было сделано несмотря на то, что агентство новостей Синьхуа, одно из официальных государственных рупоров Пекина, с редкой для него прямотой тем временем сообщило, что «нарушения прав человека все еще существуют в нашем обществе». Было бы большой ошибкой считать, что этот жест означал намерение Цзяна пойти по пути улучшения прав человека. Поскольку Цзян имел большой послужной список длительных нарушений свободы верования, ассоциаций, собраний, шествий и демонстраций – все они гарантированы китайской Конституцией – можно ли было верить, что диктатор будет выполнять международное соглашение?

Отвечая на вопросы представителя Голоса Америки, Цзян категорически отрицал сообщение агентства новостей Синьхуа. Во время интервью с Джимом Лерер, ведущим программы PBS
«Час Новостей
», он бесстыдно заявил, что «Китай не совершал ничего плохого в области прав человека». Во время недельного посещения США Цзян на каждом шагу разоблачал себя как диктатора. В парке Лафайетт около Белого дома более двух тысячи демонстрантов протестовали против приезда Цзяна. В числе протестующих были демократические активисты, жители Тибета, внутренней Монголии, Тайваня, лидеры профсоюзов, активисты, выступавшие против использования детской рабочей силы, ученые и многие другие.

Их общие обвинения сводились к тому, что правительство Пекина нарушало права человека. Позднее Цзян с иронией вспоминал об этих выступлениях: «Находясь в дружественной среде американских людей, иногда некий шум доносился до моих ушей… Я также заметил, что в Америке можно открыто высказывать различные мнения… Я сам наблюдал это во время моего посещения». Цзян расценивал эти протесты как «шум», что означало, что он никогда не обращал внимания на протесты активистов. Он никогда бы не допустил такие протесты в Китае, и должен был приехать в Америку, чтобы «самолично» услышать «различные мнения о нем самом».

В дальнейшем Цзян проявил свою истинную деспотическую сущность во время поездки в Бостон для выступления в Гарвардском университете. Когда репортер Newsweek спросил его, как бы он ответил на голоса протеста за пределами здания, Цзян ответил: «Даже во время своего выступления здесь в аудитории я слышал звук громкоговорителей снаружи. Все, что я мог сделать, это перекричать их голоса!» Как всегда, кичливому Цзяну не было дела до голоса народа.

Резким контрастом отношению Цзяна был ответ, данный президентом Клинтоном во время его посещения Пекинского университета в 1998 году. Студент спросил Клинтона:
«Когда президент Цзян Цзэминь посещал Гарвардский университет как китайский гость, его встретили протестами и демонстрациями. Сегодня вы – наш гость. Если бы были разрешены демонстрации против Вас, как бы Вы это восприняли?» Клинтон ответил: «Я встретился бы с демонстрантами и поговорил с ними. В действительности, я часто встречаюсь с теми, кто протестует против меня». Клинтон не нуждался в разыгрывании спектаклей.

Судя по этим двум разным ответам на соответствующие вопросы, можно ясно представить различные взгляды людей этих стран и их руководителей. Один представлял тоталитарный режим, другой — свободное общество.

Дипломатия заложника

Когда Цзян возвратился в Китай из своей поездки, он сделал приятный жест в сторону Клинтона, выпустив на свободу борца за демократию Вэй Жиншеня. Вэй был арестован в 1979 году за помещение статьи, критикующей Дэн Сяопина, на популярной тогда «Стене Демократии» в Пекине. Он был позднее приговорен к пятнадцати годам тюремного заключения по статье «контрреволюционная деятельность». Его статья «Хотим ли мы демократию или нового диктатора?» предостерегала относительно деспотических наклонностей Дэна.

Вэй провел восемь месяцев в камере смертников, и после этого был заключен на пять лет в тюрьму в одиночную камеру. Его пытали тюремные надзиратели и другие заключенные в специальных камерах для пыток таньшанской тюрьмы и трудового лагеря Чинхай. Вэя не выпустили до 1993 года. В 1994 году г-н Джон Шаттук, помощник государственного секретаря США по вопросам демократии, прав человека и труда, посетил Китай. Прежде чем начать беседы с китайскими властями, он встретился с Вэем и спросил, что он думает о текущем положении дел в Китае.

Раннее освобождение Вэя Пекином в 1993 явилось попыткой повысить шансы для своей заявки на проведение Олимпийских игр в 2000 году; он пытался создать впечатление свободного и открытого Китая. Но в это время Цзян Цзэминь кипел от возмущения по поводу запроса Шаттука о встрече с Вэем. Цзян быстро приказал арестовать Вэя вторично, в этот раз продлив ему срок до четырнадцати лет. Заявка Пекина на проведение Олимпиады в конце концов потерпела неудачу.

В Соединенных Штатах очень переживали по поводу ареста Вэя, поскольку было понятно, что этот арест явился результатом попытки встретиться с Вэем. Таким образом, Штаты считали своей обязанностью помочь Вэю. В последующих деловых отношениях с Пекином, США часто требовали освобождения Вэя. В 1997 году эта тема была поднята снова во время бесед между Клинтоном и Цзяном. Для Цзяна освобождение Вэя являлось лишь маневром, с целью угодить Америке. Человек, который ненавидел Вэя больше всех, Дэн Сяопин, к тому времени уже скончался. Таким образом, освобождение Вэя не должно было оскорбить кого-либо, полагал Цзян, а наоборот, могло только быть рассмотрено Клинтоном в качестве жеста доброй воли.

Итак, тактичный Цзян, в ноябре 1997 года вновь решает освободить Вэя. После восемнадцати лет тюрьмы, Вэя сопровождают прямо из его камеры на рейс в Америку. Таким образом, Вэй начинает новый период своей жизни, живя в изгнании. На Западе, в некоторой степени, были введены в заблуждение этим маневром, полагая, что Цзян — это человек с открытыми намерениями. Таким образом, этот ход и его успех ознаменовали начало того, что можно было бы назвать как стратегию Цзяна — это «дипломатия заложника» — шарада тактического похищения и освобождения определенных лиц.

В 1998 году Ван Дань, студенческий лидер Демократического Движения 1989 года, как утверждалось, был «освобожден под залог для лечения», и был выслан в Соединенные Штаты. Но вряд ли освобождение нескольких известных политических заключенных изменило облик тюрем Цзяна. Наоборот, число таких заключенных стало расти. Список политзаключенных, которых США хотели видеть на свободе, только продолжал увеличиваться. Однако в ответ на это Пекин просто осуществлял несколько стратегических символических освобождений всякий раз, когда ему что-то было нужно от международного сообщества. Заполучив то, что требовалось, они поочередно арестовывали еще больше людей, зная, что это будет служить в качестве козыря в отношениях с Западом.

Цзян был первым лидером в истории КПК, который с удовольствием арестовывал китайских граждан, превращая их в заложников, с целью заключения сделок с другими нациями. КПК со своими лакеями, такими как Цзян, не только лишают китайский народ свободы слова, но также преследуют тех, кто смеет высказываться, посылая диссидентов в изгнание за границу. При этом они не испытывают никакого стыда за свои действия. Вместо этого, они преподносят акт изгнания диссидентов как уважение со стороны КПК по отношению к «правам человека» и выставляют это в качестве «непредвзятости» диктатора, вводя в заблуждение все свободное сообщество. Это абсурдное явление происходит в современном Китае.

Отставка Цяо Ши

Штатное расписание к XV съезду КПК не стало более ясным после передачи Гонконга. Самой большой неопределенностью было то, уйдет ли в отставку Цяо Ши. 89-летний Бо Ибо неохотно пытался сказать Цяо, после напоминания, что на XV съезде будет установлено новое возрастное ограничение, которое будет сведено к семидесяти годам. У Цяо не оставалось никакого другого выбора, кроме как уйти в отставку. Тем не менее, Цзян Цзэминь остался «ядром» руководства, не смотря на то, что ему был уже семьдесят один год.

Цяо согласился выйти на пенсию и оставить все свои посты – поступок, который привел Цзяна, Цзэн Цинхуна и других к полному удивлению. Если бы они сами были на позиции Цяо, то никогда бы не согласились на такое ограничение. Уход Цяо проложил дорогу штатному расписанию Цзяна на XV съезде КПК. На заседании новые назначения составили 56% всего ЦК КПК; все они были проверены и утверждены генеральным секретарем Цзяном и его сторонниками.

Одно из опасений Цзяна заключалось в том, что он никогда не воевал . Не важно, сколько он назначил генералов, без какого-либо настоящего опыта в военном деле он никогда не мог быть таким сильным как военные советники, которых ему подготовил Дэн Сяопин. Ян Шанкунь, Лю Хуацин и Чжан Чжэнь, все они воевали в годы войны. Относительно этого у Бо Ибо появилась идея. Основываясь на том принципе, что партия руководит вооруженными силами, выглядит неподходящим держать военнослужащих при Постоянном Комитете Политбюро партии.

Таким образом, Бо и компания выступили за изменение старых правил с тем, чтобы подстроить их под свои нужды. Начиная с XV съезда КПК, военные были исключены из Постоянного Комитета Политбюро, таким образом, решив еще одну проблему Цзяна. После смерти Дэн Сяопина, закулисного шефа Цзяна, сняв со своей спины большую тяжесть, Цзян просто ликовал. Он наконец-то почувствовал, что стал настоящим «ядром» руководства партии. Хотя Цяо Ши покинул пост, было два условия, которые он поставил.

Во-первых, Вэй Цзяньсин должен был стать секретарем дисциплинарного комитета КПК, и во-вторых, Тянь Цзиюнь останется в качестве вице-председателя Народного Конгресса. Цзян охотно согласился с этим. В конечном счете, это соглашение было дня него хорошей сделкой. Однако Цяо ушёл не при благоприятных условиях. Перед уходом он открыто заявил, что решение поставить Ху Цзиньтао в центре руководства Четвертого Поколения являлось стратегическим планом Дэн Сяопина, совместно с другими революционерами старших поколений, Постоянным Комитетом Политбюро КПК и членами Политбюро.

Более того, решение партии было принято в соответствии с этими направляющими линиями, где были приняты во внимание взгляды и предложения посторонних лиц вне партии. Цяо Ши, Ли Жуйхуань и Вань Ли при различных возможностях упоминали, что Дэн Сяопин и Постоянный Комитет Политбюро согласились с тем, что Ху Цзиньтао будет во главе руководства Четвертого Поколения. Они объявили, что решение было подтверждено Политбюро и поэтому является законным. Целью этого, конечно же, было объявить партии законность их планирования и предупредить, что любая попытка отвергнуть решение будет противозаконной.

Если бы Цзян сделал попытку сместить Ху, то это бы означало, что он предал Дэна. И Цзян не посмел пойти против желания Дэна. Таким образом, по существу, Цяо, Ли и Вань использовали пожелания Дэна как бомбу замедленного действия с тем, чтобы вынудить Цзяна уступить свой пост, когда придет время. Вероятно, Цзян был раздражен словами Цяо и поэтому запретил партийному секретариату, центральному партийному офису и другим распространять речь Цяо во внутренних документах. Цяо показал, когда все это раскрылось, что политическая жизнь внутри партии не протекала как обычно.

Действия, которые совершил Цяо перед своим уходом, заставили Цзяна продолжать все, что было приведено в действие Дэном. Поскольку Цзян вынудил Цяо оставить свой пост посредством семидесятилетнего возрастного ограничения, Цяо, в свою очередь, предложил свод постановлений относительно «выхода на пенсию в семьдесят лет», что потребует от Цзяна передать власть в руки Ху Цзиньтао после правления еще одного срока.

Спустя пять лет пришла очередь Цзяна почувствовать давление таких постановлений. Та самая ловушка, которую жаждущий власти Цзян установил для Цяо, теперь заманила к себе самого генсека.

«« Предыдущая         Следующая »»

Перейти на главную страницу: Власть любой ценой: Реальная история китайца Цзян Цзэминя

___________________________

[1]
Выражение «мухао» на кантонском диалекте обозначает «нехорошо»