Эксперт Александр Перенджиев: Мы приблизились к точке бифуркации, как в вопросах международных противоречий, так и противоречий внутри государства

А.П.: Я бы выделил несколько аспектов в этом вопросе. Экономический фактор, само собой, играет ключевую роль, потому что Тихий океан представляет неосвоенную территорию. Мы говорим не только о морских ресурсах, но и о том, что находится на дне океана. С другой стороны, Юго-Восточная Азия экономически начинает развиваться очень серьёзно, и, конечно, мы говорим о Китае, который набирает силу. По многим показателям можно отнести США и Китай к двум мировым державам. Россия хотела бы быть третьей, поскольку сохраняется ещё её постсоветское влияние как ядерной страны, но не более того. Поэтому интерес к этому региону складывается мировой и нам нельзя отставать в этом вопросе.

— Почему мы потеряли своё влияние в мире, только ли экономическое отставание влияет на наш рейтинг?

А.П.: Безусловно, экономическое отставание играет большую роль, но всё же проблема в другом. Хотя Россия и заявила о серьёзной модернизации в 1990 году, она была проведена не по правилам и фактически опорочила себя перед населением, в результате чего была свёрнута. В итоге Россия стала никакая — ни авторитарная, ни тоталитарная, ни демократическая. Не происходит развития, о развитии говорят, но реального движения вперёд нет.

Любой режим, даже авторитарный, имеет чёткие правила развития, правила смены политических элит, пусть в сложной и недемократической форме, но она есть. У нас в России этих правил нет. Если и происходит смена, то только в результате какого-то неконтролируемого процесса, или в случае необходимости, когда настанет кризисная ситуация и лица у власти более не могут потянуть эту ответственность.

Возможно, какие-то робкие подвижки пойдут в связи с принятием нового закона о запрете чиновникам иметь счета за рубежом, а также акции и облигации зарубежных эмитентов. Пусть не полностью, частично, но этот закон заставил элиту меняться.

А пока для управления страной подбирают людей из каких-то институтов, проверяют на лояльность и начинают их толкать. Брать людей с независимым мнением боятся, хотя и дают им высказываться в научном, публицистическом плане. У нас везде работают двойные стандарты. В разговоре могут сказать, что сейчас я вам говорю как свободный эксперт, а здесь уже нет, здесь я говорю только как чиновник. О какой модернизации можно говорить при таком подходе?

— Эксперты и политологи всё чаще говорят об угрозе со стороны «сильного» соседа, имея в виду Китай. Считаете ли Вы дальневосточный регион действительно слабым местом России?

А.П.: В публикациях скорее говорится не о военной, а об экономической угрозе. Авторы опасаются, что Китай «мягко» будет завоёвывать дальневосточную территорию. С китайской стороны внешней силы вроде бы нет, нет армии у границы с Россией, речь, скорее, идёт об освоении российской территории.

К нам переселяются китайцы, количество мигрантов неуклонно растёт. Они создают свой бизнес, покупают в собственность землю. В этом регионе русского населения мало, нередко создаются смешанные семьи, в которых дети тоже начинают говорить по-китайски. Я бы сказал, что массовая миграция китайцев с юга на север может вызвать опасения, страх перед повторением сценария в Косово.

Нескрываемый интерес китайской стороны к нашим ресурсам порождает коррупцию. С Дальнего Востока вывозятся полезные ископаемые, древесина, в итоге регион не развивается, а постепенно становится сырьевым придатком Китая, северные районы которого процветают за счёт нашего сырья. Всё это вызывает беспокойство. Россия не может осваивать свои ресурсы, не может проводить модернизацию. Если вспомнить историю, Российская империя продала Аляску, когда не в состоянии была контролировать эту территорию. Во время гражданской войны по этой же причине Ленин создал Дальневосточную республику, отделив её от России, и заключил с ней договор как с независимым государством. Так что прогноз по Дальнему Востоку неутешительный.

— Какое решение предлагает политическая элита России?

А.П.: Есть проекты создания экономических свободных зон. Пока мы видим, что проекты, если и двигаются, то в конечной цели соблюдают не интересы государства и общества, а преследуют узко клановые интересы. В поисках выхода активно изучается китайский опыт проведения модернизации, в качестве зарубежных образцов берутся также США, Германия, Япония и Финляндия.

— Китайский опыт привлекателен потому, что демократия не является предпочтительной формой правления для российской элиты?

А.П.: Прежде всего, изучение любого опыта ставит своей целью найти что-нибудь, что может быть полезным для нас. В России ещё в 1965 году на пленуме ЦК КПСС ставился вопрос о переводе всех предприятий на хозрасчёт. Этот вопрос изучался в техникумах и институтах, но на практике не осуществился, не стал массовым и повсеместным. Когда М.С. Горбачёв предпринял попытку что-то модернизировать, то ли было слишком поздно, то ли методы были не очень правильными, но это способствовало тому, что в СССР начался экономический коллапс, который привёл к развалу КПСС и страны.

Модернизация в Китае с самого начала чётко прописала порядок освоения инвестиций, в жёсткой форме наладила борьбу с коррупцией — вплоть до расстрелов. В этом плане китайский опыт показался привлекательным (средства на модернизацию не были разворованы).

У нас тоже были кредиты, их получали в своё время и Горбачёв, и Ельцин, но они, по сути, были разворованы. Сейчас раскручивают дело Оборонсервиса, но следователи боятся называть сумму украденного у государства, потому что если такая молодая женщина, как Васильева, смогла «заработать» столько денег, то страшно подумать, сколько их оседает там, «наверху»?

Как действует наша элита? Ведь речь не идёт о том, чтобы наказать Васильеву, Сердюкова или других, о возврате государству нанесённого ущерба. Речь идёт о перераспределении этой собственности, якобы неправильно распределённой при Сердюкове.

— Этим вопросом будет заниматься вновь назначенный министр?

А.П.: Новому министру, конечно, не позавидуешь. Его заставят за счёт уголовного дела признать эти сделки недействительными. Он может менять что-то в военных вопросах, но как только дело дойдёт до бюджета, до распределения собственности, вряд ли он сможет противостоять сильным мира сего.

Что в этой ситуации делает Шойгу? Он начал со сферы, наиболее близкой ему, т.е. взялся наводить порядок в госпиталях. Но тут происходит чрезвычайная ситуация, когда четыре солдата в Подмосковье умирают от менингита. Начались проверки, наказывают руководителей Главного медицинского управления. И в такой неприятной для министра ситуации Шойгу предлагает всем отказаться от портянок и перейти на носки (Иваново). Все бурно обсуждают портянки, солдаты забыты.

А.П.: Если считать, что военную политику определяет министерство обороны (политика обеспечения безопасности правопорядка – дело рук МВД, а обеспечение государственной безопасности в руках ФСБ), то здесь нет речи о государственной политике или стратегии. Речь можно вести только об административных преобразованиях, опять же, в интересах определённых сторон.

Говоря о военной политике, надо смотреть, служат ли в этой армии дети элиты? Ответ всем известен. Та молодёжь, которую выращивают во власть, не служит в армии. Как научить их правильно распоряжаться ресурсами в интересах государства, а не в своих интересах? Если этого нет, вступает механизм разрушения всей системы государственного управления.

Если мы это не исправим, не начнём набирать профессионалов на конкурсной основе, никакого прорыва не будет. Обществу нужна общая цель, нужна мобилизация. Оно содержит большой государственный аппарат, которому всегда нужно доказывать свою необходимость.

Не зря авторитарные режимы более всего боятся перехода государственной системы к саморегулированию, самоуправлению. Тогда они придумывают врагов, террористов, экстремистов и прочих. Если есть враг, значит, нужны спецслужбы, сильная армия, производство боеприпасов, оружия.

Думаю, нам не надо слишком бояться китайской армии. Она многомиллионная, но она никогда не нападёт на Россию. Мягкое вмешательство — да, но военное — нет, пока существует эта система.

Мои прогнозы таковы, что в будущем нас ждут непростые времена, мы приблизились к точке бифуркации, как в вопросах международных противоречий, так и противоречий внутри государства. На какие пути эти точки вывернут, ни один эксперт не предскажет, только Бог. Но, что бы эти точки ни определяли, я верю в человеческий разум. Когда наступает общая опасность и все осознают, что здесь не будет победителей, наша цивилизация научилась говорить «стоп», и в это положительный момент в международной политике.

Со временем все — и Китай, и США, и Россия, и Европа, поймут, что эффективность — не в разъединении, а во взаимодействии. Но это наступит только тогда, когда будет взаимодействие всех политических сил внутри самих государств.

Внешняя политика содержит и внутренний аспект. Хитросплетения внешней и внутренней политики не распутает ни один человек, их могут распутать, только действуя сообща. Хорошо если бы власть не отделялась от народа, а жила его проблемами. Этого можно ожидать, только если она будет поставлена в те же жизненные условия. Когда у власти будет поставлена не какая-то «олимпийская каста», а страной будут управлять менеджеры в сфере государственного управления.

Возвращаясь в историю — есть фильм про Александра Невского, где всенародное вече решает, как отразить атаку Тевтонского Ордена, который движется на Новгород. Вече принимает решение собрать вооружённое войско и пригласить полководцем Александра Невского. Приезжают к нему в слободу, бьют челом, он соглашается повести войско и одерживает победу, после этого снова возвращается к себе домой.

Вот когда у нас будет такая система, когда народ всё решает сам, а чиновников будут нанимать для выполнения конкретно поставленной задачи, тогда будут совсем другие отношения между обществом и властью, тогда власть будет частью общества.

У нас в Конституции написано, что источником власти является многонациональный российский народ, а правитель избирается через выборы и референдумы. Спрашивается — начиная с 1991 года, и по сей день, был ли хоть один референдум по каким-то ключевым вопросам? Нет. Это как раз и есть отношение власти к обществу. Такие референдумы должны проводиться, как минимум, два раза в год.