Власть любой ценой: Реальная история китайца Цзян Цзэминя. Глава 5

Цзян Цзэминь получил больше всего пользы от бойни на площади Тяньаньмэнь (1989 г.). Массовые выступления молодежи и студентов на главной площади Пекина были жестоко подавлены, было много жертв.

Тем не менее, мнение о том, что Цзян, который должен был вскоре уйти на пенсию с поста Председателя партии Шанхая, стал ядром КПК, контролируя три ветви власти — партию, правительство и армию, различались. Ответы на эти загадки можно найти в книге-биографии Куна о Цзяне — «Человек, изменивший Китай».

Конечно, эта «биография» — не более чем политическая фикция, поскольку опрашиваемые Куном люди тщательно отбирались. К счастью, китайцам, живущим в тирании в течение стольких лет, отличить факты от выдумки не так уж трудно.

1. Совпадение — смерть Ху Яобана

Когда Цзян Цзэминь закрыл издающуюся в Шанхае либеральную газету «Обозреватель мировой экономики», он заложил (осознанно или нет) основу для завоевания самого большого уважения Коммунистической партии Китая. Кун довольно жестко написал о событии, связанном с «Обозревателем».

В начале 1989 г. экономические реформы, запущенные Дэн Сяопином, вдохнули новую жизнь в Китай, но, с другой стороны, внесли один волнующий момент. Хотя национальная экономика постепенно росла, и больше продуктов появилось на рынке, налоговые поступления в центральное правительство из китайских провинций сократились втрое.

Уровень инфляции стал достигать 20%. Растущие цены и приобретение товаров, порожденное страхом, стало неотъемлемой частью городской жизни. Все больше и больше государственных предприятий разорялось, оставляя тысячи госслужащих без работы.

Конфликты между новой и старой экономикой стали более отчетливыми. Все понимали, что бизнесмены богатели день ото дня, а госслужащие и техники теряли доходы и пенсии. Количество безработных достигло невероятных размеров — настолько огромных, что, можно сказать, сформировался новый класс людей. Разница в доходах между богатыми и бедными возрастала огромными темпами.

В то время большего всего люди ненавидели официальную спекуляцию. Примерно в 1985 в Китае начала устанавливаться «двойная ценовая система» для закупочных цен на сельскохозяйственные продукты — оптовые цены на важнейшие промышленные и дефицитные товары. Таким образом, продукты, входящие в Госплан, покупались по предусмотренным государством ценам, а продукты, не входящие в Госплан, по ценам гораздо выше государственных.

Целью было решить проблему невероятного избытка спроса на материальные товары и убедиться, что обязательные Госпланы будут выполнены с наименьшими затратами. Тем не менее, «официальные спекулянты», как их стали называть, владеющие «официальными документами», покупали дефицитные товары (например, сталь) по государственным ценам и продавали по рыночным. Рыночные же цены могли быть выше государственных в несколько раз.

Со все возрастающей частотой официальные представители правительства КПК стали использовать свое положение и власть, чтобы набить карманы и поднять престиж, без вовлечения во все это. Скорее, они разрабатывали проекты и рекомендации, приносящие прибыль их друзьям и родственникам. Имеющие миллионы юаней на руках, сосредотачивали свое внимание на должностных лицах разнообразных министерств.

Их цель — потратить деньги взамен на важные лицензии и разнообразные квоты. Как только они их получают, тогда они могут использовать их для получения десятков миллионов юаней или даже сотен. Тем самым, односторонняя реформа КПК создала достаточно деформированную структуру, которая представляла правительству возможность тайного сговора с бизнесменами. Эти должностные лица, заботящиеся только о своей прибыли, богатели за счет народа.

В 1988 году невероятная цифра в 356.9 миллиардов юаней была получена только благодаря разнице в цене, созданной двойной ценовой системой, которая в тот год насчитывала 30% ВВП. Злоупотребляя своим положением и властью, продав официальные документы, дети и родственники правящей элиты обогатились за одно мгновенье.

Сам термин «официальная спекуляция» отражает коррупционность КПК. Желание людей увидеть внятную реформу, как подводное течение, вызывало волнения в обществе. В любой момент вспышка могла привести к серии взрывов.

15 апреля 1989 г. у Ху Яобана, непредубежденного реформатора, которого фактически выгнали с поста Генерального Секретаря КПК, случился сердечный приступ прямо на заседании Политбюро партии. Через неделю он умер. Его смерть наполнила сердца людей горечью утраты. Многие даже затаили глубоко скрытое негодование, чувствуя, что с этого момента демократическая реформа будет серьезно преследоваться.

В ту самую апрельскую ночь студенты Пекинского Университета стали плести венки в память о его смерти; большие подписанные плакаты можно было видеть повсюду, включая стены и деревья. С 15 по 17 апреля стихи в память о Ху появились на больших плакатах в кампусах Пекинского Университета, Университета города Чинхуа, Народного Университета, Педагогического Университета Пекина, Китайского Университета Политических наук и юриспруденции и других учебных заведениях, желающих почтить память Ху.

В понедельник, 17 апреля, несколько тысяч студентов пошли на площадь Тяньаньмэнь. Они возложили венки к подножью Народного Мемориала, держа плакаты с надписями «В память о Ху», и выкрикивали лозунги вроде: «Устраните коррупцию», «Управляйте страной по закону» и «Свергнуть бюрократию»!

В то же время студенты по всей стране проводили похожие мероприятия с демонстрациями, митингами и деятельностью по подаче петиций. С каждым днем движение студентов ширилось, призывая к диалогу между лидерами страны и студентами с целью продвижения политических реформ, правления по закону и демократии.

Вечером 25 апреля Центральное Телевидение Китая (CCTV) несколько раз передало заявление газеты «Народный ежедневник», озаглавленное «Мы, несомненно, должны противостоять беспорядку». Статья осуждала действия студентов. В ней заявлялось, что они «нарушили общественный порядок». Также утверждалось, что действия студентов незаконны и призывают к беспорядкам. На следующий день эта статья была опубликована в «Народном ежедневнике».

В статье было заявлено, что «Это — заговор», «Его цель — деморализовать людей и развалить всю страну», что «его окончательная цель — полностью отвергнуть руководство Коммунистической партии Китая, отвергнуть всю социалистическую систему» и много других подобных заявлений.

Статья от 26 апреля изобразила студенческое движение как одно из «бедствий», название, которое студентам уже приходилось слышать. 4 мая — дата, увековечившая исторические студенческие протесты (1919 г.), которые оживили китайский патриотизм вскоре после Версальского Соглашения. Несколькими днями ранее состоялся марш во главе с несколькими старшими профессорами. Они держали белый плакат со словами известного автора: «Преклоняясь так долго, встань и иди». Многие люди старшего поколения стали критически осмыслять прошедшие несколько десятилетий — времена, полные беспокойств.

Это было время, когда китайская интеллигенция действительно была «поставлена на колени» перед партией, силой заставившей ее петь ей похвалы. Они не имели никакого шанса встать и выразить независимый голос совести. На самом деле, старшие профессора маршировали впереди. Поскольку такое никогда не случалось за время господства КПК, это было воспринято как зло.

13 мая студенты начали голодовку на площади Тяньаньмэнь, чтобы призвать правительство к равноправному диалогу. Они надеялись на то, что правительство предпримет конкретные меры для решения проблем страны. Одновременно тысячи жителей Пекина, правительственных чиновников и журналистов высыпали на улицы, чтобы поддержать студентов.

По той же схеме, что и статья от 26 апреля в «Народном ежедневнике», была проведена кампания «чистки» «Обозревателя мировой экономики», которую возглавил Цзян Цзэминь. Это подлило масла в огонь. Цзян, как Секретарь партии Шанхая, подтолкнул многих старых членов партии использовать силу и кровопролитие, чтобы достичь «стабильности».

2. Случай с газетой «Обозреватель мировой экономики»

Режим КПК испытывает недостаток законности и поэтому бесконечно волнуется, как удержать власть. Поведение, мысли и действия Ху Яобана и Чжао Цзыяна, которых Центральный Комитет рассматривал как «неудовлетворительных», только усиливали эти беспокойства. Для КПК стало чрезвычайно важно найти квалифицированного Генерального Секретаря партии. То, что Цзян Цзэминь справился с закрытием «Обозревателя», завоевало доверие старых членов КПК, и они подумали, что преемником Ху должен стать он.

В начале студенческого движения 1989 года состав его участников был ограничен студентами и несколькими профессорами. Поворотным моментом, который превратил маленькое студенческое движение в более широкое, национальное, стала кампания Цзяна по «чистке» «Обозревателя мировой экономики» в Шанхае.

Как многие, может быть, знают, смерть Ху Яобана вызвала инцидент с «Обозревателем». Основателем и главным редактором «Обозревателя мировой экономики» был Цинь Бэньли, семидесятилетний интеллектуал, которого очень уважали редакторы новостей. Его публикация продвигала демократические идеи и вызвала отклик более чем у 300.000 высокообразованных читателей.

На четвертый день после смерти Ху Яобана (19 апреля) редакторы «Обозревателя» провели форум. Цинь подумал, что форум должен натолкнуть на подходящие социальные и политические проблемы, а не только сообщить, как обычно, об увековечивании памяти последнего лидера. Предложение Циня было согласовано со всеми участниками. Другой лидер на форуме — Дай Цин, говорила о семидесятилетней истории КПК и судьбе ее прошлых Генеральных Секретарей. Она утверждала, что ни один Генеральный Секретарь КПК не закончил свою жизнь хорошо — все были смещены по беспроцедурному «переходу власти».

20 апреля муниципальный отдел пропаганды Шанхая был информирован о том, что в «Обозревателе» будет размещена специальная колонка, посвященная трауру по товарищу Ху Яобану. Чэнь Чжили, будучи главой Отдела пропаганды (ныне Министр Образования), немедленно сообщил об этом Цзян Цзэминю. (Это возмутило Цзяна и других должностных лиц, потому что Ху Яобан был в немилости у партии).

21 апреля Цзян послал Цзэн Цинхуна и Чэнь Чжили поговорить с главным редактором Цинь Бэньли. Цинь Бэньли сообщил им, что в следующем выпуске «Обозревателя» действительно собирается напечатать несколько страниц о форуме 19 апреля, который прошел в Пекине; форум в память о товарище Ху Яобане был проведен «Обозревателем» совместно с «Новой обозревательской прессой».

Цзэн и Чэнь попросили Циня немедленно отправить им окончательную версию предстоящего выпуска «Обозревателя» с тем, чтобы они смогли прочитать ее перед публикацией. В 8:30 вечера следующего дня, во время обсуждения окончательной версии выпуска 439 «Обозревателя», Цзэн потребовал, чтобы Цинь сократил колонку приблизительно на пятьсот слов. Содержание, которое должно было быть сокращено, главным образом, состояло из высказываний Янь Цзяци и Дай Цина.

Тем не менее, Цинь Бэньли держался своей позиции, подчеркивая, что правительство одобрило работу системы, согласно которой главный редактор имел решающее слово относительно финального содержания газеты. Он продолжал говорить: «Если что-то пойдет не так, как надо, я возьму ответственность за это на себя. В любом случае, товарищ Цзян Цзэминь еще не прочитал версию доказательств, и ни Муниципалитет, ни Отдел пропаганды, не могут нести ответственность за последствия от публикации этой статьи».

Цзэн Цинхун злобно ответил: «В настоящее время вопрос не в том, кто за это будет ответственен, а как это повлияет на все общество в целом». Цинь настоял на том, что окончательное решение остается за ним, и не согласился ничего урезать. Цзэн, так и не переубедивший Циня, рассказал все это Цзян Цзэминю.

Цзян не мог и представить, что Цинь Бэньли окажется столь упрямым, и что даже Цзэн Цинхуну не удастся его переубедить. Поэтому он рассказал об этом Ван Даоханю, председателю «Обозревателя». Теперь, имея за спиной поддержку Вана, Цзян строго потребовал Циня внести изменения в окончательную версию газеты. Чтобы переубедить Циня, Ван применил опробованную тактику партии.

Цзян и Ван пошли дальше простого давления на Циня, они пытались уговорить его изменить окончательную версию льстивыми словами. Тем не менее, к тому моменту уже более сотни тысяч копий газеты сошли с печати и четыреста были разосланы по частным розничным продавцам. То же количество газет было отправлено прямиком в Пекин. Хотя двадцать тысяч копий были сняты с печати, вклад был сделан. Статья была напечатана полностью.

Утром 22 апреля в Большом зале заседаний состоялись похороны Ху Яобана. На похоронах присутствовал президент Ян Шанкунь и другие официальные лица. Противопоставляя себя похоронам и находясь в Шанхае, выражая свое «соболезнование», Цзян отправил в Пекин венок.

На следующий вечер после публикации «Народным ежедневником» статьи «Мы, несомненно, должны противостоять беспорядку», Цзян собрал чрезвычайную встречу муниципальных секретарей партии, которая длилась до часу ночи. Он распорядился предпринять незамедлительные и решительные действия. Ранее, в тот же день, на большой встрече с четырнадцатью тысячами участников — членами КПК, Цзян объявил об увольнении Цинь Бэньли и реорганизации «Обозревателя мировой экономики».

27 апреля Цзян назначил управлять «Обозревателем» руководителей Реорганизационной группы города Шанхая Лю Цзи и Чэнь Чжили. Чэнь, такая же неотступная, как и Цзян, исполняла каждое указание Цзяна. Чэнь уволила всех работников «Обозревателя» и наложила на всех редакторов запрет работать в любых средствах массовой информации.

Чэнь, верный партнер Цзяна, нанесла визит Циню в его последние годы жизни. Цинь в то время болел раком, и был прикован к постели. В начале Чэнь была доброй и дружелюбной. Поначалу люди подумали, что в ней осталось хоть что-то человеческое, но к их удивлению, она пришла лишь для того, чтобы зачитать вслух умирающему Циню дисциплинарную записку КПК. Цель ее была ясна — она не только хотела, чтобы Цинь умер, но и чтобы тот умер без мира в душе.

В конечном счете, усилия редакторов «Обозревателя», направленные на реформы, завоевали поддержку и восхищение многих людей, как в Китае, так и за его пределами.

Тем не менее, в биографии Цзяна инцидент с «Обозревателем» был полностью переработан и переделан в соответствии с нуждами Цзяна. Цинь и другие редакторы описаны Куном как «двуличные» [1], как «окончательно лишившиеся притворства» [2], как сделавшие «заявление, лишенное логики» [3] и бросившие «откровенный вызов» Цзяну. В самых невозможных поворотах Цзян описывается как жертва, которую каким-то образом «обманули». [5]

3. Сочиняя прелюдию к восстанию

Жесткая расправа Цзяна и его когорты с «Обозревателем» вызвала протесты СМИ, которые потрясли Шанхай и быстро распространились по всей стране, вызвав буквально за ночь огненную бурю. На следующий день массовые демонстрации стали проходить на улицах Шанхая. На плакатах протестующих говорилось: «Верните наш «Обозреватель», демонстранты призывали восстановить Цинь Бэньли в должности и восстановить свободу слова.

Знаменитые члены Шанхайской ассоциации писателей тоже участвовали в демонстрациях. Именитые члены интеллектуальной элиты Пекина призывали Цзяна отречься от решения, направленного против Циня и «Обозревателя».

Тем временем, студенты, сидящие перед зданием правительства Шанхая, продолжали скандировать лозунги. Казалось, свидетели сочувствовали, что можно понять по замечанию одного наблюдателя, сказавшего: «Я согласен с их лозунгами. Самая большая ошибка была бы теперь не начать двигаться к демократии». Другие говорили: «Мы должны ценить студенческое проявление патриотизма» и «Это — не просто так называемая «суматоха»! Той ночью около восьми тысяч студентов собрались на Набережной» [6].

С тех пор как началось демократическое движение, это была самая большая студенческая демонстрация в Шанхае. В тот вечер студенты не расходились от здания городского правительства до 22:05.

Цзян испугался. Как говорит Кун, Цзян заявил: «Мы попытались подсчитать возможный убыток от реорганизации «Обозревателя мировой экономики». Он признался: «убыток оказался еще больше, чем наша оценка» [7]. Кун также пишет о Цзяне, что «его действия вызвали «большую демонстрацию в Шанхае» [8]. Эти слова, однако, чрезвычайно преуменьшают не только интенсивность и характер реакции, но и ее границы — поскольку массовые демонстрации прошли и в Пекине.

В Пекине два репортера подали в Ассоциацию журналистов «Pan-China» петицию с подписями 1013 пекинских репортеров с просьбой наладить диалог между правительственными должностными лицами, отвечающими за СМИ, и репортерами. Когда Ли Датун, глава отдела образования и науки в «Ежедневнике китайской молодежи», представил петицию, он сказал китайским и иностранным СМИ, что в состав просителей вошли представители тридцати СМИ, в их составе: «Народный ежедневник», новостное агентство «Синьхуа», «Экономический ежедневник», «Ежедневник китайской молодежи», «Ежедневник Пекин» и «Пекинские вечерние новости».

Чтобы подтвердить необходимость встречи правительственных чиновников, наблюдающих за СМИ, с репортерами по поводу столь необычного случая, в петиции была процитирована речь Чжао Цзыяна от 4 мая. Петиция предлагала три темы для диалога, первой из которых была спорное смещение Цинь Бэньли с должности главного редактора «Обозревателя». Цинь, в принципе, отвечал за содержание газеты, но развернувшиеся события доказывали иное. Это противоречие имело первостепенное значение для тех, кто начал призывать к реформе СМИ.

Вечером 27 апреля Цзян Цзэминь в панике позвонил Ли Жуй, который раньше был вице-министром Министерства Центральной Организации КПК и членом Центральной консультативной комиссии КПК. Разговор продолжался более сорока минут. Цзян умолял Ли от его лица поговорить со своими знакомыми в Пекине, и узнать о ситуации. Цзян сказал Ли, что он «едва смог перенести это».

30 апреля Чжао Цзыян, тогдашний Генеральный Секретарь КПК, вернулся из Северной Кореи. Тем вечером Цзян вместе с Цзэн Цинхуном вылетел в Пекин, чтобы отчитаться Чжао. Чжао незамедлительно встретился с ними. После брифинга Цзян спросил Чжао: «Что Вы думаете по поводу того, как я справился с инцидентом «Обозревателя»?» Чжао помедлил с ответом и потом спросил Цзяна: «Как Вы думаете»?

Цзян знал, что пропасть между ним и Чжао к тому времени стала еще больше. Чжао поглядел на Цзяна и сказал: «Сейчас у нас нет времени на обсуждение этой проблемы». Цзян тогда стал его упрашивать: «Если Товарищ Цзыян не выскажет мнение, Цинхун и я не сможем выполнять хорошо нашу работу, и нам нечего будет сказать другим в Шанхае».

Чжао пришлось высказать свое мнение. «Муниципалитет Шанхая расправился с проблемой «Обозревателя мировой экономики» слишком торопливо», — сказал Чжао. «Маленькая проблема стала большой, вынудив городское правительство зайти в тупик».

Развернулся и ушел. Те, кто присутствовал там, говорят, что Цзян остолбенел. Он ошеломленно уставился на удаляющуюся спину Чжао. Почти на десять минут он потерял дар речи.

Очевидно, что Чжао был весьма недоволен решением проблемы Цзяном и массовыми протестами, к которым это привело. Его острые слова сильно испугали Цзяна. Самый близкий товарищ Цзяна, Чэнь Чжили, сказал Цзяну: «Если Центральное Правительство спросит, кто ответственен, я скажу, что был я. Вы не будете вовлечены» Хотя это принесло Цзяну некое облегчение, он все еще обзванивал своих знакомых, надеясь узнать, что думали старые члены партии. Он понял, что мнения в центральном правительстве различались, и то, что сказал Чжао, не представляло мнение всех.

13 мая 600 студентов, главным образом, из университетов Пекина, объявили голодовку на площади Тяньаньмэнь. Другие студенты и горожане пришли на площадь поддержать их. Внимание репортеров из других стран сосредоточилось на этом событии. Журналисты обвиняли секретаря партии Шанхая Цзян Цзэминя в нанесении демократическому движению значительного удара. Тем временем, приблизительно четыре тысячи студентов в Шанхае собрались перед Муниципальным зданием Комитета партии, чтобы поддержать студентов, участвующих в голодовке в Пекине.

Студенты просили Цзяна объявить свою позицию. Цзян знал теперь о ситуации в центральном правительстве и поэтому отказался выйти к ним. Студенты были разгневаны. Чтобы успокоить ситуацию, Цзян пошел в больницу, чтобы навестить одного из участников студенческих демонстраций и сказал там несколько хороших слов. Кун написал, что: «В это же самое время он отправил телеграмму в Центральный Комитет партии, прося полностью поддержать его решение объявить военное положение». [9]

4. Старейшины партии находят надежного преемника

В середине мая на собрании Политбюро внутри КПК возросло напряжение. Некоторые чувствовали, что Цзян плохо справился с законными запросами студентов, и поэтому попросили Цзяна поговорить непосредственно со студентами и объявить их движение патриотическим и законным. Чжао Цзыян искренне предложил, что поскольку инцидент с «Обозревателем» «был начат Муниципалитетом Шанхая, то и закончен он должен быть им же». Открытая критика Чжао Цзыяна, которого в то время поддерживали Чэнь Юнь и Ли Сяньнянь, возмутила многих старших членов партии.

Голодовки в Пекине продолжались. Студенты требовали, чтобы правительство отменило статью, опубликованную 26 апреля в «Народном ежедневнике», и чтобы встреча между центральным руководством и студентами транслировалась по телевидению в прямом эфире. Однако эти просьбы правительством даже не рассматривались.

КПК больше смущал приезд Михаила Горбачева, прибывающего с визитом из бывшего Советского Союза. Сотни репортеров, прибывшие в Пекин для освещения этого визита, знали, что в городе можно будет найти ценную информацию. Всеобщее внимание оказалось прикованным туда, где правительству меньше всего этого хотелось.

Собрание Политбюро закончилось конфликтом, без готового решения. На тот момент, испытывая недостаток в реальной власти, Чжао Цзыян знал, с чем ему придется столкнуться. Рано утром 19 мая Чжао пошел на площадь Тяньаньмэнь, чтобы встретиться со студентами, участвующими в голодовке. Он расплакался. Он не просил одобрения для встречи в Политбюро, и при этом не чувствовал, что должен был спросить мнения старших членов партии.

Он только от себя лично делал то, что хотел сделать. В 22:00 того вечера Ли Пэн повторно огласил позицию центрального правительства о том, что «Волнение должно быть сурово подавлено». Два часа спустя, около полуночи, громкоговоритель на площади Тяньаньмэнь объявил военное положение.

19 мая, после речи Ли Пэна, Цзян мгновенно выразил твердую поддержку решению центрального правительства. Своевременный жест был сделан прежде, чем ответили любые другие провинциальные или городские лидеры, произведя эффект, подобный тому, когда Цзян доставлял торт Ли Сяньнянь. Что и говорить, заявление Цзяна вызвало у старых членов партии ощущение, что они нашли надежного преемника. Или как пишет Кун: «Старшие должностные лица партии заявили, что в это время, 20 мая, было принято решение «выдвинуть Цзян Цзэминя на должность нового Генерального Секретаря ЦК ККП». [10]

5. Другой важный шаг перед бойней

Был еще другой важный шаг, который имел место перед бойней, — отсутствие которого, возможно, очень сильно могло бы изменить ситуацию в Китае. Хотя 20 мая старшие члены партии решили выдвинуть Цзяна на должность нового Генерального Секретаря КПК, Цзян все еще должен был сделать этот шаг и убрать несколько препятствий прежде, чем он сможет стать Генеральным Секретарем. Только тогда, когда он добьется успеха, старшие члены партии, наконец доверят Цзяну пост Генерального Секретаря КПК.

Дэн Сяопин тайно вызвал Цзяна в Пекин 21 мая. Не зная, чего ожидать, Цзян с тревогой отправился на встречу с Дэном в Сишань, район Пекина. К его удивлению, Дэн похвалил Цзяна за то, как он справился с «Обозревателем», и сказал, что Шанхай сделал намного лучшую работу, чем Пекин, при приеме Горбачева. Цзян вздохнул с облегчением. Теперь он был доволен тем, что не слушал Чжао Цзыяна; иначе последствия были бы для него печальными.

Дэн заметил внезапную перемену в выражении лица Цзяна, и сказал, что есть другая важная для выполнения задача. Дэн попросил Цзяна задержать Председателя Народного Съезда Ван Ли в Шанхае. Ван в то время находился с государственным визитом в Канаде и должен был вернуться в Китай раньше намеченного срока. Дэн изменил маршрут полета Вана, чтобы тот приземлился в Шанхае, а не в Пекине. Задача Цзяна состояла в том, чтобы убедить Вана поддержать решение старших членов партии; отказ означал бы то, что Ван больше уже не вернется в Пекин.

Дэн объяснил Цзяну, что пятьдесят семь постоянных членов Народного Съезда запросили созыва съезда для обсуждения законности декларации Ли Пэна о военном положении в Пекине. Если бы Ван вернулся в Пекин, чтобы возглавить съезд — ситуация могла быстро обернуться в худшую сторону и выйти из-под контроля. Цзян, который только-только вздохнул свободно, опять забеспокоился. Он знал, что это будет нелегкая задача. Если что-нибудь пойдет не так как надо, его будущее будет разрушено.

Дэн Сяопин казалось знал, что было на уме у Цзяна, мягко отметив, что вчера правящие круги уже решили отдать Цзяну пост Генерального Секретаря. Просто некоторые, как заметил Дэн, выразили желание подождать немного дольше. Это исключило все колебания Цзяна и вызвало восторг. Ради этого поста, высшей точки власти КПК, Цзян был готов даже зарезать Вана, если бы попросили.

23 мая Цзян вернулся в Шанхай. Когда 25 мая в 15:00 самолет Вана приземлился в аэропорту Шанхая, Цзян приветствовал его как говорилось с «личным письмом от Дэна [Вану]». Ван и Дэн были друзьями, играли вместе в бридж, и таким образом Дэн умолял Вана словами: «Пожалуйста, протяните мне руку в этот критический момент, ради десятилетий нашей дружбы».

Ван действительно оставался в Шанхае в течение шести дней — дней, которые, в конечном счете оказались мучительными для Вана. Цзян был проинструктирован держать Вана в Шанхае, пока тот не выразит поддержку Дэну. Позже, 27 мая Ван наконец публично объявил о своем согласии с решением Центрального Комитета объявить военное положение. Принудительная обработка Вана Цзяном была сродни отрубанию правой руки Чжао Цзыяна.

Цзян Цзэминь убрал последнее препятствие перед бойней на площади Тяньаньмэнь.

В тот же самый день, 27 мая, Дэн организовал встречу с восьмью старшими членами Центрального Комитета с целью принятия решения по поводу кандидата на пост Генерального Секретаря. Раньше Дэн выдвигал Цяо Ши и Ли Жуйхуаня, но Чэнь Юнь настоятельно защищал Цзян Цзэминя. Ли Жуйхуань и Бо Ибо сыграли решающую роль в переключении внимания Дэна на Цзян Цзэминя. Ли Жуйхуань оспаривал, что, «хотя он испытывает недостаток опыта работы в Центральном Комитете, Цзян Цзэминь обладает политическим мышлением, являющимся для него главным в жизни, и ему можно доверять».

Таким образом, будет казаться, что историческая предопределенность толкнула Цзяна к вершине власти. От бойни 4 июня на площади Тяньаньмэнь больше всего выгод получил именно Цзян.

6. Восхождение к Вершине Власти

В середине мая, Цзян снова был вызван в Пекин, не зная, какая судьба его там ожидает.

Вскоре после того, как Цзян прибыл, пришел секретарь Чэнь Юня заявив Цзяну: «Товарищ Чэнь Юнь ждет Вас». Чэнь и Цзян говорили очень открыто. Чэнь говорил прямо: «[Дэн] Сяопин попросил меня сообщить Вам, что Вы будете работать в Центральном Комитете, заменяя товарища Чжао Цзыяна». Цзян не сказал ни слова, зная, что в критический момент, единственное неправильное слово могло стоить ему всего того, ради чего он работал. Прежде, чем он прибыл в Пекин, Цзян слышал, что группа влиятельных старших членов Центрального Комитета дважды встречалась в доме Дэн Сяопина.

Он также слышал, что именно Чэнь Юнь первым предложил кандидатуру Цзяна в качестве преемника Чжао. Чэнь прислушался к взглядам Ли Жуйхуаня, который полагал, что у обосновавшегося в Шанхае Цзяна было сильное чувство партийной дисциплины и он отстоял введение военного положения. Но Цзян действительно не мог разобрать, каково было собственное мнение Чэнь Юня о нем, и именно поэтому, на встрече с Чэнем Цзян не болтал без умолку, как обычно, а слушал очень внимательно.

Цзян успокоился еще больше после встречи с Ли Сяньнянем. После запроса о ситуации в Шанхае, Ли Сяньнянь сказал: «Вам не нужно прямо сейчас видеться с [Дэн] Сяопином, так как решение было принято на основе его пожеланий. Конечно, позже он поговорит с Вами». Цзян понял тогда, что его попытки расположить к себе Ли Жуйхуаня не были напрасными. Он помнил совет Цзэн Цянхуна больше слушать и меньше говорить. Цзян тогда отвечал только кратко, предпочитая сделать просто небольшой поклон, наклоняя голову как бы понимая и поддерживая.

Вернувшись в свой кабинет, Цзян быстро сделал три телефонных звонка. Первый был Цзэн Цинхуну, которому сказал: «Похоже на то, что я больше не вернусь [в Шанхай]».

Цзэн нервно спросил: «Разве Вы не планировали вернуться через несколько дней»?

На что Цзян ответил: «Я собираюсь работать здесь. Вы должны прибыть сюда незамедлительно … завтра».

Второй звонок был адресован прежнему мэру Шанхая Ван Даоханю, которому Цзян сказал: «Я хотел бы заручиться вашей поддержкой в будущем».

Третий звонок был сделан жене — Ван Епин, с просьбой подготовиться к переезду в Пекин. Его жена как всегда не произнесла ни слова.

Теперь, когда заключительное решение было принято, в восемь часов вечера Ли Пэн, Яо Илинь и другие ждали Цзяна в Большом Зале, желая пригласить на обед. Все это казалось Цзяну сном.

Назначенное время, когда армия должна была войти в Пекин откладывалось несколько раз. Только 1 июня новый план был утвержден. Теперь армия должна была войти в ночь на 3 июня. Как новоиспеченный Генеральный Секретарь, Цзян с конца мая начал чтение и одобрение официальных документов.

День 4-го июня 1989 года который тогда потряс весь мир, [11] наконец наступил и прошел. С того рокового дня прошло более шестнадцати лет, и Цзян все еще хочет, чтобы дата эта была полностью стерта из людской памяти. Но каждый год в эти дни люди с фотографиями и лозунгами чтят память погибших в бойне на площади Тяньаньмэнь. Это то, что Цзян больше всего не хочет видеть.

Когда в 2002 году Цзян ушел в отставку с поста Генерального Секретаря и Президента государства, то оставил Постоянной Комиссии Политбюро несколько правил. Никто никогда не должен критиковать мнение партии по поводу бойни на площади Тяньаньмэнь. Причиной конечно является то, что Цзян был решающей фигурой в этой трагедии и тем, кто извлек из этого самую большую выгоду.

7. Бесконечный кошмар

После «бойни» дни стали длиннее и более напряженными. Жизнь, к тому времени, была полна беспокойства, что кто-то мог отомстить за жертвы на площади или за Чжао Цзыяна. Всем теперь известная сцена встречи на площади Чжао со студентами, служит свидетельством нежелания Чжао вредить студентам.

Поэтому вряд ли что-то раздражает Цзяна больше, чем повторение событий 4 июня; это — самое мучительное напоминание о позорной дороге Цзяна к власти. И именно на почве этого, Цзян, охваченный негодованием и неспособный забыть критику Чжао, начал подвергать еще большей, чем прежде проверке и контролю жилье Чжао в Пекине. Меры были настолько строгими, что озадачен был даже персонал отдела безопасности.

После «бойни» практически все СМИ мира показали изображение молодого человека, который, безоружный, своим собственным телом преграждал дорогу танку. Мужчину звали Ван Вэйлинь. Международные СМИ с искренним уважением хвалили храбрость мирного протеста Вана; некоторые назвали его героем столетия. Само существование Вана стало напоминанием о «бойне». Цзян был ужасно расстроен этим и издал секретное распоряжение найти молодого человека; в то время он еще не был идентифицирован. Ван был найден и втайне казнен по приказу Цзяна.

В 2000 году у Цзяна взял интервью Майк Уоллес, ветеран-репортер «CBS» передачи «60 минут». Уоллес достал фотографию Вана Вэйлиня и спросил Цзяна: «Вы восхищаетесь храбростью этого молодого человека»? Цзян ответил очень странным образом: «Он не был арестован, это точно. Я не знаю о его местонахождении». Репортеру это сказало о том, что Цзян сам ответил на незаданный вопрос.

Другим героем протестов на Тяньаньмэнь был Сюй Циньсянь, командующий батальона №38. Сюй Циньсянь был повсюду уважаем китайцами за отказ выполнить приказ стрелять в студентов. Тем не менее, Цзян, как председатель Военного Комитета, устроил тайный суд над Сюй и посадил его в тюрьму на пять лет.

Вскоре после «бойни» на пресс-конференции французский репортер спросил Цзяна об аспирантке, которая была арестована за участие в демонстрациях и позже подверглась групповому изнасилованию в тюрьме провинции Сычуань. Ответ Цзяна был более чем спокоен. Он заявил: «Она заслужила это»!

Для Цзяна важно, чтобы через какое-то время память о «бойне» была ослаблена, затуманена, и искажена так, чтобы за это событие не последовала расплата, чтобы власть правительства не пошатнулась. Цзян действовал в осуществлении этого с предельным умением. В юности Цзян непосредственно наблюдал за действиями своего биологического отца, Цзян Шицзюня, использовавшего пропаганду, чтобы замаскировать бойню в Наньцзине; действительно, со временем, общественная память о бойне сгладилась. На сей раз, в распоряжении Цзян Цзэминя было намного больше искусных технологий.

Он заказывал телевизионные программы, изображающие так называемые «акты жестокости» студентов-демонстрантов. Военные транспортные средства были преднамеренно сожжены, чтобы создать для программы шокирующие декорации. Идея заключалась в том, чтобы убедить Китай, что армия не имела другой альтернативы, кроме как стрелять в студентов. Вскоре, с достаточной уверенностью можно сказать, что многие, кто сам не присутствовал на «бойне», начали верить лжи. Многие начали думать, что в Пекине действительно произошел мятежный «бунт».

Наряду с этим Цзян издал распоряжения, что люди всех слоев общества, которые участвовали в демонстрациях и поддерживали студентов, или кто сопротивлялся подавлению или подстрекал гражданских жителей, — все должны быть найдены и наказаны, не щадя никого. Так и случилось — внутри Китая дискуссии и память о «бойне» были в основном подавлены посредством лжи и запугивания. Много исторических фактов связанных с событиями на Тяньаньмэнь, неизвестны народу Китая.

И это, похоже, будет продолжаться до тех пор, пока кто-нибудь из участников этих событий не рискнет повторить их. Например, китайский народ дебатируют о том, действительно ли танки КПК сокрушали демонстрантов той роковой ночью, хотя людям за пределами Китая, тем, кто имеет свободный доступ к информации, ответ весьма ясен.

Гао Вэнцянь — бывший исполнительный комиссар Центра литературных исследований Центрального Комитета КПК, руководитель Команды по исследованиям биографии Чжоу Энлая, и автор «Последние годы Чжоу Энлая» — ответил на этот вопрос в недвусмысленных выражениях.

Он заявил, что: «Вопрос о том, давили ли танки демонстрантов в Любукоу, был наиболее спорным из вопросов поднятых правительственными агентствами. Позже было доказано, что на самом деле танки сделали это. Когда я выезжал за пределы Китая, многие, кто были там [на Тяньаньмэнь] в то время, разговаривали со мной об этом.

В Синьхуамэнь и Любукоу танки гнались за студентами, которые ретировались с площади Тяньаньмэнь. Много людей было подавлено на месте. Хотя эта сцена и не была главной, новости о ней быстро распространились. Я действительно знаю, что доктор из Министерства Пропаганды засвидетельствовал это. Его спальня находилась рядом с Любукоу, он был одним из многообещающих молодых лидеров, обучаемых в Министерстве Пропаганды, и ему очень доверяли». [12]

Далее Гао объяснил, что: «В то время мнение, что танки давили людей, было представлено раздутой «клеветой». Если бы оно распространилось, последствия были бы… Вне зависимости от причины, танки не должны были преследовать людей и давить их. Именно поэтому партия должна была «уничтожить такие слухи». Люди, работающие в моем отделе и отвечающие за расследования, действовали довольно жестко. Они продолжали спрашивать: «От кого Вы слышали это? Кто сказал Вам это?» В конечном счете, след привел к доктору из Министерства Пропаганды.

Они доставили его в военно-полевое подразделение, где он подвергся допросам и пыткам. «Вы сами это видели?» — спросили они. Он ответил: «Да, я видел. Я — член партии, и я должен быть честен с партией. Я признаюсь в том, что я видел. Я действительно видел это». Тогда стали угрожать ему 1000-вольтной электрической дубинкой, спрашивая снова: «Вы видели это?» Студент-медик настаивал, и получил удар током. Он тут же упал в обморок. Когда он очнулся, они снова спросили его: «Вы видели это?» Его ответ был все еще: «Да, я видел это».

Он снова подвергался ударам тока и снова потерял сознание. Это повторялось несколько раз. Наконец, после нескольких таких циклов, студент сказал: «Нет, я не видел этого»… Я слышал, что от пыток его физическое здоровье было сильно повреждено а рассудок помутился. И дело было не только в ударах током — это была также и умственная пытка … КПК утверждает, что они говорят правду, и что честность является важной. Оказывается, что КПК полностью запрещает людям говорить правду. Это иногда напоминает мне поговорку: «Как может ложь, написанная чернилами, скрыть правду, написанную кровью»? [13]

Каждый раз, когда рассказывают историю Фан Чжэна, она пугает вновь и вновь. Чжэн был аспирантом Пекинского Университета Физкультуры. Танк переехал ему ноги.

Спустя шестнадцать лет после «бойни», в интервью «The Epoch Times» Фан рассказал об этом инциденте следующее: «У меня не было времени, чтобы убежать [от танка], я был повален на землю. И танк переехал мои ноги. Гусеницы танка имеют много цепей и вращающихся колес, и я почувствовал, что мои штаны начало затягивать в гусеничные механизмы, и сила эта была огромной. Я был в полусознании и мог понять, что мое тело протащило по земле. Позже доктора в больнице сказали, что моя голова, спина и плечи были ушиблены и разодраны.

После того, как цепи на гусеницах смололи мои штаны и расплющили мне ноги, я упал и откатился на край улицы к забору на тротуаре… Позже я случайно увидел эту сцену, когда искал что-то в Интернете через динамическую веб-страницу (страница, которая создается только по запросу клиента для выдачи ему самой последней информации и ответов на запросы к базам данных-прим.пер.).

Я увидел то, что случилось со мной той ночью. Я думаю, что это доступно на веб-сайтах некоторых стран за пределами Китая. Вы можете увидеть человека, лежащего на земле рядом с забором, уже без ног. Тот человек — я. Обе ноги были частично оторваны. Моя правая нога была оторвана у верхнего бедра, левая — у колена. [14]

В процессе сокрытия правды, сваливания вины и устранения тех, кто говорил правду, Цзян Цзэминь получил решающий контроль над инструментами пропаганды правительства и использования насилия. Позднее Цзян использует подобную тактику для подавления последователей Фалуньгун.

Много крови на руках Цзяна. Как ни старается он стереть прошлое, каждый 4 июня будет напоминанием Цзяну о его преступлениях.

«« Предыдущая          Следующая »»

Перейти на главную страницу: Власть любой ценой: Реальная история китайца Цзян Цзэминя

[1] Роберт Лоуренс Кун, «Человек, изменивший Китай: жизнь и наследие Цзян Цземиня» (Нью Йорк: Crawn, 2004), 151.

[2] Роберт Лоуренс Кун, «Человек, изменивший Китай: жизнь и наследие Цзян Цземиня» (Нью Йорк: Crawn, 2004), 152.

[3] Роберт Лоуренс Кун, «Человек, изменивший Китай: жизнь и наследие Цзян Цземиня» (Нью Йорк: Crawn, 2004), 152.

[4] Роберт Лоуренс Кун, «Человек, изменивший Китай: жизнь и наследие Цзян Цземиня» (Нью Йорк: Crawn, 2004), 152.

[5] Роберт Лоуренс Кун, «Человек, изменивший Китай: жизнь и наследие Цзян Цземиня» (Нью Йорк: Crawn, 2004), 153.

[6] Достопримечательность Шанхая.

[7] Кун, «Человек, изменивший Китай», 156.

[8] Кун, «Человек, изменивший Китай», 156.

[9] Кун, «Человек, изменивший Китай», 161.

[10] Кун, «Человек, изменивший Китай», 162. «ККП» и «КПК» взаимозаменяемы, хотя китайское правительство обычно использует первый вариант, в то время как иностранцы используют второй.

[11] Имеется в виду дата Бойни на площади Тяньаньмэнь, в которой целых три тысячи демонстрантов-студентов были убиты выстрелами армии и танками.

[12] Гао Веньянь, у него взял интервью Линь Дэнь, В Китае, 7 июня 2004. Видеозапись и текст интервью (на китайском) доступны в Интернете.

[13] Гао Веньянь, у него взял интервью Линь Дэнь, В Китае, 7 июня 2004. Видеозапись и текст интервью (на китайском) доступны в Интернете.

[14] Фан Чжэн, был проинтервьюирован Фэн Чанлэ, «Da Jiyuan» (китайская «Великая Эпоха» — прим.пер.) 31 мая 2005 г. Аудиозапись и текст интервью (на китайском) доступны в Интернете.