1-й Петроградский Женский Батальон

Революция, гражданская война… Боль, смерть, страх, грязь… Кажется, как можно выжить, как сохранить себя? Оказывается, можно. Можно сохранить чистыми мысли, искренними чувства… Они встретились тогда, в страшном 1917-м… В 1920-м покинули Россию. Путь их, как у всех эмигрантов, лежал через Константинополь, Софию во Францию. Здесь, в Полемьё, покоятся их тела.  Дочери хранят воспоминания. Их мы и предлагаем читателю.

Из воспоминаний Наталии Ивановны Шагал (урожденной Стеблин-Каменской)

Революция

Начало 1917 года… Шел четвертый год войны и начинался очень плохо… Война не только затягивалась, но началось частичное отступление. Войска часто принуждены были отходить без боев. Пехотинцы, проходя мимо артиллерии, кричали: «Изменники, у нас нет патронов, а вы нас не поддерживаете!». На что, артиллеристы, сжимая кулаки, отвечали: «А у нас нет снарядов, нам не дают снарядов!».

Нескончаемые скандалы при дворе из-за Распутина, под влиянием которого министры, генералы, администраторы сменялись бесконечно и были один другого слабее и неспособнее, подливали масло в огонь. Все переживали это, как позор России… Страшное напряжение чувствовалось повсюду.

Котел кипел и бурлил, давление было слишком велико, он не мог не взорваться…

Все этого ждали, но как всегда бывает, события пришли неожиданно, и все произошло невероятно быстро и как-то слишком легко. Царь отказался (или его уговорили), и почти все его приближенные очень быстро оставили его или стали против него.

Петроград был неузнаваем. Все улицы были полны народом днем и ночью, всюду бродили неряшливо одетые солдаты и штатские, обвешанные оружием и лентами от пулеметов. Все время проносились грузовики, набитые военными и громко кричащими рабочими. Все были возбуждены, почти все были рады, ожидая нужных реформ и перемен.

Мы с сестрой были захвачены общим волнением и целыми днями бегали по улицам, стараясь разобраться в том громадном сдвиге, который совершался на наших глазах, набираясь впечатлений и никогда еще не виданных сцен. Помню, однажды мы увидели две манифестации, шедшие навстречу друг другу. В этом не было ничего удивительного, так как город был наполнен всякими депутациями от всех учреждений, заводов и фабрик, ходивших целый день по улицам с массой разнообразных лозунгов и плакатов. Но то, что поражало, это состав и вид этих двух шествий.

Справа от нас шли умеренные, буржуазные партии, их лозунгом было продолжение войны, учредительное собрание (как французский конвент во время революции), и умеренные реформы. Они шли стройно и спокойно, в полном порядке. Но те, что шли слева от нас, навстречу этим, нас поразили и — испугали! Никогда еще мы не видели такого большого скопления, такой бушующей толпы.

Они шли нестройными рядами, громко пели революционные песни, но чаще кричали, поднимая кулаки, яростно, с ненавистью и злобой: «Долой буржуев, долой войну, мир, земля и воля!» и т.д. Вид их был так страшен и столько решимости в глазах, что мы были уверены, что они сметут первое шествие, и прижались к стене дома. Но обе волны прошли мимо и разминулись, первая, молчаливо, смотря перед собой, а вторая, крича ругательства и издеваясь… Тогда мы поняли, что такое толпа!

Между тем город кипел совершенно необычной, новой жизнью. Все надеялись, что теперь наступит что-то светлое, хорошее, люди останавливались на улице и заговаривали с совершенно незнакомыми, но все это было так просто и естественно. Все произошло так быстро и почти без пролития крови, что было и неожиданно и многообещающе. До нас тогда не дошли еще зловещие слухи с фронта о зверских расправах солдат с офицерами, или о том, как ловили и убивали простых городовых, которые только поддерживали порядок в городе.

Все менялось, все было снесено, все шло в ногу с молодым, с молодежью, всем хотелось участвовать в этом новом, что-то делать, не сидеть, сложа руки, когда мимо неслась бурная река. Но что делать?

Однажды, вместо того, чтобы бегать по улицам с сестрой Таней, мы обе сидели дома и читали газеты, когда вдруг мне попалась на глаза статья: «Равенство смерти».

Это был горячий призыв нескольких студенток Политехнического Института, с которым они обращались к женщинам: «Женщины требуют равных прав с мужчинами — писали они, — равных гражданских прав. Но теперь, когда солдаты-мужчины забыли свое прямое назначение, отказываются защищать свою родину, отказываются от своей присяги, отказываются выполнить обещание, данное союзникам воевать до победного конца, не нам ли, женщинам, заставить их одуматься, не нам ли указать им дорогу, не нам ли требовать не только равных гражданских прав, но и равенства смерти!».

Не помню точно ее содержания, но статья была написана так убедительно и горячо, что я сразу поняла: вот то, что я искала! Я показала Тане на газету и спросила ее: «Ты читала?». «Да», — коротко ответила она. «Значит идем?» «Идем!»

Женский батальон

Запись доброволиц шла ускоренным темпом.  Это было весной 1917 г. Таким образом, возник 1-й Петроградский Женский Батальон с разрешения Временного Правительства, которое предоставило для этой цели под казармы Инженерный Замок, то есть Военное Инженерное Училище, на углу Мойки и Фонтанки, напротив Марсова Поля.

…Понемногу доброволицы начали принимать воинский вид. Все начали обрезать косы и коротко стричь или даже брить головы. По возрасту, наибольшее количество доброволиц падало между 18-ю и 25-ю годами, но были и 30, 40, 50 лет и даже старше! Что же касается сословий, то можно сказать без преувеличения, что все они были представлены в очень широкой степени. В рядах доброволиц были крестьянки, мещанки, дворянки, социальное положение которых было самым разнообразным: работницы, торговки, служащие, курсистки, учительницы, малограмотные и с высшим образованием, русские, латышки, сибирячки, с юга и с севера, востока и запада. Большинство – девушек, но были и замужние и вдовы.

Несмотря на это разнообразие, трудно было найти такую большую группу настолько крепко сплоченных как доброволиц. Все стремились друг другу помочь, облегчить или научить. Да и немудрено: у всех была одна цель и один идеал…

Из воспоминаний Павла Васильевича Шагала

«Господа офицеры, — обратился к нам командир полка, — мой выбор  остановился на вас, как офицерах серьезных, знающих и боевых. Кроме обыкновенной работы инструкторов, вам придется еще участвовать в создании новой части, еще невиданной в истории, а именно полка, солдаты которого – женщины. Это потребует от вас, кроме ваших знаний, еще корректного, деликатного отношения и забот о ваших подчиненных».
 
Никогда не забуду этого дня, с которого началась целая эпоха моей жизни, последняя служба моей дорогой Родине, последняя творческая работа, которой я отдал всю мою душу, все лучшее, что было во мне, все мои неосуществленные мечты. Это была, увы, последняя, самая чистая, идейная и бескорыстная служба, в которой я отдал всего себя России, мечтая умереть с моими доброволицами, лучшими из лучших дочерей России. Больше этого невозможно было иметь и желать.

Стоял чудный, жаркий, августовский день.  У ворот Инженерного Замка стоял часовой – женщина доброволица. Вид у нее был очень странный, какой-то маскарадный. Представьте себе маленького ростом мальчугана с хорошеньким типично-женским лицом, руки которого не держали винтовку, а скорей держались за нее с очень серьезным выражением, и вы увидите вояку, при помощи которого Временное Правительство    собиралось защищать Родину и покорить Германию. Вот мысли, которые пронеслись в моей голове.

Передо мной были молодые, полные жизни и радости существа, которых я должен буду послать на cмерть, и которые мне полностью подчинены. Кто это?  Солдаты? Женщины? Имею ли я это право?

И вот в этот момент произошло, я бы сказал, таинство духовного родства, связи, когда власть одного человека над многими, начальника над подчиненными, становится неоспоримой, некритикуемой. И я понял в этот момент, что мы – я и моя рота – уже связаны этим неразрывным звеном духовного родства и понятия долга и чести. Они мне верят, я могу приказать им пойти, и они пойдут на смерть без колебания, без сомнения легко, так как верят в себя и верят мне.

Работать приходилось очень много, до полного изнеможения, но доброволицы держались молодцами, больных не было, настроение было у всех великолепное. У доброволиц появилась гордость «своей части», и «наш батальон, наша рота, наш командир», говорилось с любовью, восхищением и сознанием собственного достоинства и гордости. Мы, офицеры, также старались быть лучше, чтобы наши добровольцы в нас не разочаровались.

В самой категорической форме заявляю, что никакой политической окраски у батальона не было, не было также никаких разговоров о будущем политическом устройстве России. Это было объединением лучших честных русских девушек и женщин, которые хотели служить, даже неизмеримо больше, принести себя в жертву Родине.  Они не собирались побеждать в боях противника (для этого их было слишком мало), а как сказала одна доброволица: «Когда, после боев, повезут по всей России искалеченных доброволиц, тогда, может быть, опомнится русский солдат, вернутся дезертиры и русская армия до конца исполнит свой долг».

Но Господь не допустил этой страшной жертвы, Его Святому разуму была понятна бесцельность ее. Батальону в целом не удалось быть в бою, только позже некоторые (десятки или сотни), отдали жизнь свою «за други своя».

Вечная память вам и слава!

***

Авторы: В. В. КОРОТЕНКО, И. М. СТЕБЛИН-КАМЕНСКИЙ, А. А. ШУМКОВ