Эйнштейн создает новое колесо познания
Эйнштейн:«Чтобы творения нашего разума были благословленными…». Экспозиция в библиотеке Иерусалимского Университета Гиват-Рам. Фото: Хава Тор/Великая Эпоха
Философские обобщения и научные результаты непрерывно перетекают друг в друга. Вместе, они образуют своего рода Колесо познания, которое катится за главным огромным Колесом Вселенского бытия. Перекатывание философcких идей в научные и наоборот, постоянно сопровождается вопросом, как же человек познает этот мир?
В книге «Эволюция физики» в соавторстве с Л.Инфельдом, А.Эйнштейн пишет: «Во всей истории науки от греческой философии до современной физики имелись постоянные попытки свести внешнюю сложность естественных явлений к некоторым простым фундаментальным идеям и отношениям». Другими словами, человек хотел упростить картину мира для себя так, чтоб попытаться, хоть что-нибудь в ней понять.
Давайте вспомним, что такое колесо. Во-первых, оно древнее самой философии эдак на тысячи две и весьма простое. Во-вторых, в нем обязательно присутствует чисто умозрительная ось, ощутимый обод в форме круга и ощутимые спицы или диск.
Размышляя над развитием философской мысли в статье «Замечания о теории познания Бертрана Рассела*», Эйнштейн пытается ответить на вопрос, как человек познает мир, задавая несколько, более конкретных вопросов: «Что может дать познанию чистое мышление независимо от чувственного восприятия. Возможно ли познание, основанное на чистом мышлении? Если же нет, каково соотношение между познанием и тем сырым материалом, которым являются наши ощущения?»
Колесо познания катится, физик Эйнштейн проводит счастливые часы за чтением философских работ своего современника Бертрана Рассела, который занимается именно теорией познания. Рассел анализирует философию Беркли (английский философ 17-18 века, который считал, что только дух существует на самом деле, а весь материальный мир является обманом наших чувств).
Рассел сталкивает два разных Колеса познаний, и, не ломая их, приходит к выводу, что процесс мышления у каждого мыслителя начинается с «наивного реализма», «т. е. с учения, согласно которому все вещи представляют собой именно то, что мы видим». Этим самым он подтверждает выше приведенное изречение Эйнштейна из книги «Эволюция физики».
Потом новое расселовское Колесо познания наезжаете на «краеугольный камень», потому что физика, которая занимается именно видимой материей, уверяет нас, что все виденное глазами и ощутимое руками является совсем другим на самом деле. Это Колесо остается целым, принеся миру вывод, что «наивный реализм приводит к физике, а физика, если она верна, показывает, что наивный реализм ложен».
Этот вывод восхищает Эйнштейна. Ученый видит в нем нечто для себя новое — проблематичность существования самого объекта, каким видят его глаза и ощущают руки. Но Эйнштейн еще раз, таким образом, убеждается в правильности физического образа мышления, который с помощью чистых умозрений опирающихся на эксперимент, выкатывается из рамок наших ощущений.
Таким образом, рождается эйнштейновское Колесо, и оно в свою очередь катится дальше за Колесом Вселенского бытия с таким выводом:
«Я убежден, что на самом деле можно утверждать гораздо большее: все понятия, возникающие в процессе нашего мышления и в наших словесных выражениях, с чисто логической точки зрения являются свободными творениями разума, которые нельзя получить из ощущений».
Пока что эйнштейновское Колесо не сломалось по дороге. Крепкая у него ось.
* Бе́ртран А́ртур Уи́льям Ра́ссел (1872 —1970) — английский математик, философ и общественный деятель, проделавший сложную философскую эволюцию, которую он сам определял как переход от платоновской интерпретации пифагореизма к юмизму. Создал концепцию «логического атомизма» и разработал теорию дескрипций. Рассел считал, что математика может быть выведена из логики.
Эйнштейн:«Чтобы творения нашего разума были благословленными…». Милева с детьми. Экспозиция в библиотеке Иерусалимского Университета Гиват-Рам. Фото: Хава Тор/Великая Эпоха
Идеи специальной теории относительности, теории броуновского движения, теории фотонов родились и были разработаны в самый счастливый период жизни Эйнштейна – бернский.
Будущий «человек ХХ века» только что закончил Цюрихский политехнический институт (1900), получив диплом преподавателя физики и математики. На постоянную работу устроиться не мог до 1902 года, благодаря своей «слишком» свободолюбивой натуре и отсутствия помощи бывших учителей. Перебои с питанием в этот период привели к хроническому заболеванию печени, но не к заболеванию духа. Эйнштейновский дух, наоборот, набирал силу для будущего переворота в представлении о нашем физическом мире.
1901 году была опубликована первая статья Эйнштейна «Следствия теории капиллярности» в берлинском издании «Анналы физики». В этом же году молодой ученый становится гражданином Швейцарии. В Берн Эйнштейн попадает в 1902 году, благодаря заботам своего студенческого друга Марсела Гроссмана, который рекомендует талантливого однокурсника на должность эксперта III класса в Федеральное Бюро патентования изобретений.
Бюро патентования не звучит так престижно, как кафедра в университете, эксперт тоже звучит не громко. Но для эйнштейновского свободомыслия стать тихим экспертом патентного бюро было не только спасением от голода, а, как он сам пишет, благословением: «Составление патентных формул было для меня благословением. Оно заставляло много думать о физике и давало для этого повод. Кроме того, практическая профессия — вообще спасение для таких людей, как я на своевременную выдачу научных работ».
В Берне Эйнштейн проводит около трех счастливых лет в тесном общении с незаурядными мыслителями Морисом Соловиным и Конрадом Габихтом (тоже молодыми и ищущими). Содружество с ними привело к созданию «академии Олимпия». Тогда же была и семейная обстановка спокойной, Милева молча слушала блестящие разговоры, которые пока еще не удручали ее.
Эйнштейн.Вздыхал ли он? Экспозиция в библиотеке Иерусалимского Университета Гиват-Рам. Фото: Хава Тор/Великая Эпоха
Эйнштейн не забывал об этом празднике общения до конца своей жизни. Вскоре академию пополнил инженер Микеланжело Бессо, обладатель энциклопедических знаний, которого Эйнштейн назвал «лучшим резонатором новых идей», а Бессо в свою очередь понял, что имеет дело с человеком, который открывает новую эпоху в науке.
«Бессмертной академии Олимпия.
В своей недолгой деятельности ты с детской радостью наслаждалась всем, что ясно и разумно. Мы создали тебя, чтобы потешиться над твоими громоздкими, старыми и чванными сестрами. До какой степени мы были правы, убедили меня годы внимательного наблюдения.
Все три твоих члена остались стойкими. Они немного одряхлели, и все же частица твоего чистого и животворного света еще освещает их одинокий жизненный путь, потому что ты ее состарилась вместе с ними, подобно салату, переросшему в ботву.
Тебе наша преданность и привязанность до последнего высокоученого вздоха.
Ныне только член-корреспондент А.»
Эти строки Эйнштейн написал в письме к Соловину в 1953 году за два года до своей кончины. Наверное, он писал их с тоской по тем благословенным временам.
происшедшие в двух точках и разделенные интервалом, меньшим, чем время,
необходимое свету, чтобы покрыть расстояние между этими точками, не
говорят о том, что эти события происходят с одним и тем же объектом.
предположить, что такое событие может произойти в пределах нашего
видимого пространства, но интересно, все же, поискать такие субстанции,
пусть даже в воображаемых мирах, с которыми такие события происходят.
Возьмем пример с Эйнштейна и попробуем мысленно проделать вышеизложенный
эксперимент, немного его адаптировав. Такие эксперименты совсем не
новы. В квантовой механике переходы вещества из одного состояние в
совсем другое были предсказаны и, благодаря специальной теории
относительности, экспериментально обнаружены.
Наш мысленный эксперимент только подтвердит судьбу идей Эйнштейна,
которые выдвигались им с целью упорядочить классическое представление о
мире, а получилось, по-сути, что идеи ученого раздвинули рамки
представлений, куда с неизвестной скоростью залетело столько добра, что
человечеству оказалось не по силам сделать в этом реальном мире какой-то
порядок.
Представим себе маленького Человечка, как объект исследования в
физическом мире. Этот человечек самый настоящий, мыслящий, только
маленький, и создан нами для удобства в предстоящей игре с понятиями.
Человечек пребывает в покое в точке А, в нашем видимом пространстве, где
все движется не быстрее чем скорость света, где не замедляется время и
не увеличивается масса. Мы решаем совершить событие: перемещаем нашего
Человечка в точку Б. Что происходит интересного и важного для нашего
исследования? Ничего интересного, такие перемещения давно изучены.
Да, мы немного повзрослели в 21 веке, хоть и играем с маленькими
человечками, и получили хороший урок от Эйнштейна — не бояться двигать
рамки в пределах здравого смысла. Поэтому появилась потребность
заглянуть в нереальную ситуацию, а вдруг на наше счастье она
превратиться в реальную, как это неоднократно бывало?
Благодаря Эйнштейну, который помог нам еще и не бояться воображать,
предположим следующий сдвиг рамок. Наш Человечек переместился в точку Б
быстрее скорости света. «Тогда его масса, — скажете вы, — согласно
теории относительности станет бесконечной, или исчезнет, время
замедлиться, и что же это за Человечек тогда окажется в точке Б?»
Вполне логичное рассуждение. Теперь мы смело можем прыгнуть в
подозрение, что наш Человечек перестанет быть Человечком. И что же
теперь? Для чего нужно было еще раз мысленно представлять уже
представленные вещи? Для того чтобы перейти к следующему эксперименту.
А он такой: предположим, что в нашем пространстве есть субстанция,
которая движется быстрее скорости света. Такая субстанция наблюдается и
является неотъемлемой частью Человека Разумного (неслучайно именно
нашего маленького Человечка мы выбрали подопытным кроликом). Эта
субстанция называется Мысль, имеет свою массу и может двигаться со
скоростью выше скорости света, а ко времени, вряд ли относится серьезно.
Наш Человечек находится в точке А со своей Мыслью. Предположим, что
Человечек остался на месте (мы не хотим его разгонять до скорости
света), но Мысль его мы перемещаем в точку Б со скоростью света. Т.к.
наша Мысль обладает массой, то она по правилам нашего пространства
должна стать бесконечной или… исчезнуть совсем.
Тут мы становимся совсем смелыми, и предполагаем, что те самые
навязчивые мысли, которые нас частенько преследуют, наверное, это они,
разогнавшись, просто напросто закономерно отяжелели. «Извините, скажете
вы, — на глазах некорректное смешивание дисциплин, уход от чистого
эксперимента». Стыд нам, может быть, и позор, но… мы стараемся быть
послушными учениками самого мудрого человека ХХ столетия – Эйнштейна,
который, не переставая, объединял понятия и пытался создать Единую
Теория поля.
Поэтому мы уже не можем не задаваться вопросами и задаем следующий:
— Если мысль, способная перемещаться со скоростью выше скорости света, а
скорость света предельная в нашем физическом пространстве (для
сохранения массы), является ли Мысль, такая нам родная, субстанцией
нашего пространства? А если Мысль — продукт другого пространства, то с
какой же скоростью она перемещается и что с ней происходит при переходе в
другое пространство? Можно еще без труда придумать тысячу вопросов.
В рамках маленькой статьи спросим еще: что же представляет собой
Мыслительное пространство, и относительно него, что же тогда это наше,
физическое, в котором предельной скоростью считается скорость света? И
если мы так разгулялись, то зададим убийственный вопрос напоследок: если
бы не было Мыслительного пространства, то существовало бы тогда наше
физическое?
«Ох» — вздохнете, наверное. А вздохнул бы Эйнштейн?
Поддержите нас!
Каждый день наш проект старается радовать вас качественным и интересным контентом. Поддержите нас любой суммой денег удобным вам способом!
Поддержать
