Марина Неустроева: Главное — относиться к природе по-Человечески

Часть 1. Как становятся экологами и для чего они нужны

– Как Вы пришли к своей профессии, что такое эколог?

М.Н.:
В моём понимании, эколог – это человек, получивший соответствующее образование, либо приобретший знания в области экологии в процессе профессиональной деятельности. К экологам также, по-моему, относятся люди, чья профессиональная деятельность не связана напрямую с экологией, однако они имеют глубокие знания о природе, её законах.

Сама я была городским ребёнком. Деревню впервые увидела только после первого курса, когда нас отправили на сельскохозяйственные работы. Но детство моё проходило в пионерских лагерях, походах. Большое влияние на меня оказала учительница географии, бывший геолог Басова Нина Павловна.

Первые «комплексные географические исследования» под её руководством наш класс провёл в Гремячем логу, тогда ещё очень живописном месте в черте города. А после восьмого класса я попала в спортивно-туристический лагерь «Абатак», где мы сплавлялись по реке Мана. Так получилось, что, несмотря на моё городское происхождение, природа всегда окружала меня, а мне было всё интересно и хотелось знать о ней больше. К тому же я всегда много читала и о путешествиях, и о природе.

Нам зачастую кажется странным, какие мелочи могут определить наш выбор, который, как показывает время, оказывается правильным. Мама работала рядом с Сибирским технологическим институтом, и мы с ней часто ходили туда в студенческую столовую. Мне понравилась сама аура этого здания, что-то неуловимое, но очень привлекательное, атмосфера творчества. Мы раньше с мамой и мамиными друзьями часто выбирались в лес, и мне было интересно всё, что с ним связано. Возможно, и это тоже повлияло на выбор будущей профессии. Когда подошло время, я, посмотрев специальности в этом техническом вузе, выбрала специальность инженера лесного хозяйства.

– А специальность эколога Вы выбрали позже? Что побудило Вас к новому выбору?

М.Н.:
Специальности экологии, прикладной экологии как таковой тогда ещё не существовало. Её элементы были в рамках специальных дисциплин. Лес – это сама по себе сложная экологическая система и, естественно, знакомясь с его компонентами, взаимосвязями между ними, мы осваивали основы экологии. Изучая леса как природные ресурсы, мы осваивали основы природопользования.

Учиться было интересно и весело. Каждый студент нашего факультета не забудет студенческую учебную базу «Караулку», на которой в прекрасных сосняках проходили наши практики. Нравилось ещё и потому, что после третьего курса нас, студентов, привлекли к настоящей исследовательской деятельности. Руководителем полевой группы был замечательный педагог Александр Гаврилович Лузганов. Экспедиция изучала влияние рекреантов, то есть отдыхающих, на ленточные Шушенские боры.

Почти месяц мы закладывали учётные площадки, описывали растительный покров, наблюдали состояние деревьев, почв. Потом, когда вернулись в Красноярск, вместе изучали состояние нашей городской «Берёзовой рощи», мои однокурсники написали по этим исследованиям дипломные работы, а я увлеклась ускоренным выращиванием кедра «сибирского» под руководством Матвеевой Риммы Никитичны.

– То есть Вас сильно «зацепило» увлекательное общение с двумя-тремя неординарными личностями?

М.Н.:
Интересное общение случалось и с другими педагогами нашего вуза. Я состояла в факультетской редколлегии, и к нам вечерами часто приходили преподаватели, рассказывали о своей жизни, о том, как они ездили в экспедиции. Эти рассказы были очень увлекательными.

Надо сказать, что специальность дала самые разнообразные знания – начиная от географии и заканчивая умением построить дом своими руками. А дальше, после института, был долгий путь, ведущим ориентиром которого всегда оказывалась работа с природными объектами, он привёл к изучению проблем природных территориальных комплексов – экологическому ландшафтоведению и геоэкологии.

– Сейчас вузы выпускают очень много специалистов-экологов. Экологов, конечно, не так много, как юристов и экономистов, но всё-таки…

М.Н.:
Да, спрос определяет предложение. Появилась потребность в экологах. Но здесь есть очень интересный нюанс. В экологах заинтересованы пока не столько работодатели, сколько государство. Государство определило заказ вузам на экологов. Экология и соответствующие специальности представлены сегодня практически во всех вузах.

– Это связано с интеграцией России в мировое сообщество?

М.Н.:
Необходимость выглядеть цивилизованным государством в данном случае сослужила России добрую пользу. Однако потребность в экологах только формируется, по крайней мере, в Сибири. Предприятия пока не понимают, какие экологи им нужны. Например, инженер-эколог ориентирован на решение технических задач. Он знает установки по очистке, однако не разбирается в природном комплексе, как биоэколог.

Биоэкологи, в свою очередь, не понимают техническую сторону работы. А их берут, потому что сегодня есть требование к предприятию – нужен эколог, и для руководства всё равно – какой. Берут, допустим, биоэколога, который не знает ни нормативов качества, ни технические системы, смутно представляет, что такое нормативы качества среды – ПДК, ПДВ, ПДС. Зато хорошо разбирается в том, как отразится рост популяции насекомых на устойчивости какой-либо экосистемы.

– То есть получается так же, как и с юристами, экономистами и психологами

– их очень много, а потребностям практики отвечают далеко не все…

М.Н.:
Я не считаю, что экологов много. Проблема в том, чтобы специализирующиеся на определённых областях знания экологи попадали на соответствующие рабочие места. На железной дороге, в отделе охраны окружающей среды, нужны инженеры-экологи. Они нужны на любом производстве. Как производственной фирме, так и любой другой, нужны экологи, которые имеют представление об экологическом аудите, менеджменте. А у нас пока так: от работодателя требуют, чтобы у него был «эколог», и он берёт на работу, не разбираясь в специализации.

– Можете привести пример?

М.Н.:
Примером могут служить управленческие структуры природопользования, там зачастую работают специалисты, не имеющие представления о физико-географических особенностях территории края. В результате, когда им нужно написать проект, они физико-географическую привязку не могут дать, чтобы показать грамотно, где находится объект, который нужно очищать и под который нужно получать финансирование.

– Вы активно работаете на экологическом поприще. Как Вы считаете, есть ли кому в Красноярске готовить специалистов-экологов и появляются ли специалисты, отвечающие требованиям времени?

М.Н.:
Безусловно, есть кому готовить специалистов. В Красноярске много научных учреждений (институт леса, институт биофизики и др.), сотрудники которых занимаются не только наукой, но и преподают в вузах. У каждого учебного заведения – свой спектр экологических направлений. Специальность «геоэкология» впервые появилась в Москве, Калининграде и Санкт-Петербурге в 2000 году, когда региональные и локальные экологические проблемы требовали комплексного подхода для их решения с применением новых методов.

В Красноярском крае эта специальность была открыта на кафедре физической географии педуниверситета в 2005 г. Теперь в названии кафедры есть ещё и «геоэкология». В 2012 году мы проводили третий выпуск геоэкологов. Наши выпускники сдают комплексный государственный экзамен по образцам ведущих вузов. Принимают экзамен специалисты-экологи, работающие в отмеченной области. Они высоко оценивают уровень подготовки свежеиспеченных специалистов.

– Кто, например?

М.Н.:
Председателем ГАК на протяжении трёх лет был Мальцев Юрий Михайлович – начальник отдела экологического аудита и консультаций Красноярского филиала Госцентра «Природа». Юрий Михайлович входит в состав Общественного совета при министерстве природных ресурсов и лесного комплекса Красноярского края, образованного в 2011г. Более компетентного специалиста в этой области экологии края не знаю.

Так вот, он очень высоко оценивает уровень подготовки наших студентов. Показателем качества подготовки специалистов является и то, что темы выпускных дипломных работ становятся основой диссертаций. Например, Кирилл Мокринец из первого выпуска 2010 г., с третьего курса заинтересовался экологической геоморфологией, его дипломная работа стала основой для диссертации. В мае 2012 г. он её защитил в г. Томске.

О наших выпускниках и их возможностях я могу говорить долго. Но и тут мы сталкиваемся с теми же проблемами – не все устраиваются по специальности, а это очень грустно, ведь их в крае единицы, специалистов, подготовленных для решения региональных экологических проблем.

pagebreak}

Продолжение следует…

pagebreak}

Часть 3. Сибирские ландшафты – мусорная свалка и кормушка для избранных?

– Что называется ландшафтами?

М.Н.: Ландшафтами называются определённые территории, имеющие ярко выраженные границы, которые отличаются от соседних определённым сочетанием горных пород, рельефом, климатическими особенностями, растительностью и почвами. Соответственно и используются они человеком по-разному. Например, для сельского хозяйства предпочтительнее равнинные ландшафты со степной или лесостепной растительностью, горные ландшафты – это источник полезных ископаемых.

– Красноярскому краю уделяется пристальное внимание со стороны Федерального правительства. Расскажите о нашем крае как ландшафтовед-эколог.

М.Н.: Край занимает не только центральное положение, но и является как бы моделью всей страны, если отталкиваться от плотности заселения, сельскохозяйственной освоенности земель, использования полезных ископаемых. Треть территории Красноярского края лежит в области вечной мерзлоты. Кстати, фактор вечной мерзлоты слабо изучен, что особенно тревожно в свете меняющейся климатической обстановки на планете.

Север края труднодоступен, но богат минеральными ресурсами, южные районы благоприятны для сельского хозяйства, но почвенное плодородие уже на грани исчерпания. Разнообразие природных территориальных комплексов, или ландшафтов, определяет и различную реакцию природы на воздействие хозяйственной деятельности. Например, в лесостепных районах на возвышенных равнинах активизируются эрозионные процессы ещё и потому, что чернозёмы формируются на лессовидных отложениях и неустойчивой геологической основе. Другой фактор – открытость некоторых сельскохозяйственных территорий. Из истории освоения целинных земель известно, что большие потери почвы были связаны с климатическими особенностями открытой местности. Распаханный плодородный слой просто сдувает. В Красноярском крае от этого страдает Минусинская котловина. Пик потерь плодородного слоя там пришёлся на пятидесятые годы.

– С чего необходимо начинать, чтобы сберечь природу края?

М.Н.: С изучения его природных условий. Изучение края имело ресурсное направление, ориентируясь на потребность в определённых ресурсах. Потребовалась энергия – стали изучать водный потенциал, перекрывать реки, создавать водохранилища; понадобились полезные ископаемые – начались геологоразведочные изыскания, добыча. Особое внимание отводилось лесам, благодаря чему накоплен немалый научный материал. Необходимо изучение края с учётом закономерных взаимосвязей отмеченных и иных ресурсно-ориентированных слагаемых освоения природы, что возможно при ландшафтном подходе.

Понимание проблемы находит отражение во многих научных работах. Наши географы, и я в том числе, на конференциях, на круглых столах, посвящённых вопросам решения экологических региональных проблем, неоднократно ставили вопрос о необходимости комплексного изучения территории края и последующей паспортизации ландшафтных областей. Только тогда можно определить, в каких пределах допустимо использовать эту территорию, обозначить слабые звенья, с которых могут начаться необратимые изменения.

Комплексное изучение территории края актуально ещё и потому, что любой проект, связанный с природопользованием или строительством предприятия, не может осуществляться без физико-географического описания территории. Но последние комплексные физико-географические исследования проводились ещё в шестидесятых годах. В результате, справочная информация до сих пор черпается из сборника физико-географического описания «Средняя Сибирь» 1964 года. Почти за пятьдесят лет многое изменилось на территории края, а эти устаревшие данные зачастую ложатся в основу расчётов норм сбросов и выбросов.

– Одно из нашумевших событий в Красноярске – это строительство завода марганцевых ферросплавов. Против строительства в полный рост поднялась общественность города, были уже суды, были уже экологические экспертизы…

М.Н.: Экологических экспертиз не было. Был ОВОЗ – оценка воздействия на окружающую среду. Это обязательный документ, который должен составляться, в данном случае – на территорию, на которой строится завод. Территория завода – это территория Емельяновского района. Город Красноярск расположен в долине реки Енисей, с южной и восточной стороны он окружён горами таким образом, что может расширяться либо на запад, либо на север. Других вариантов просто нет.

– То есть Емельяновский район, где предполагается строительство завода – это как раз одно из немногих направлений расширения бурно развивающегося города?

М.Н.: Да, кроме того, в этом же районе возводятся коттеджи под знаменем экологического строительства, а не онкологического. А в документе ОВОЗ о том, что рядом находится миллионный город, практически ничего не сказано. То есть формально сделано всё правильно. Хотя содержание ОВОЗ – этого документа, не достаточного для комплексной экологической оценки, не выдерживает никакой критики. ОВОЗ был заказан, кажется, челябинцам. Они сделали упор на устаревшие данные, в том числе упомянутую работу 1964 года, хотя есть работы современных исследователей по состоянию природы. В ОВОЗ фигурируют несколько проб, взятых из рек, но при этом отмечается, что даже возле Крастяжмаша, то есть на месте бывшего завода, где и собираются строить новый завод, концентрация марганца в почве в 2-2,5 раза превышает ПДК.

– То есть завод ещё не построили, а превышение марганца уже имеется?!

М.Н.: Верно. Кроме того, представленная в этом документе роза ветров фигурирует как бы сама по себе, без учёта того, что эта территория, по методике расчётов Гимса, уже относится к особо опасной по пылевому загрязнению. Этого нет в документе. Получилось из разряда: «Есть враньё, а есть статистика». Формат ОВОЗ предусматривает описание животных и растений на обследуемой территории. Там есть такое описание. Так вот, оказывается, у нас чуть ли не кабарга бегает по этой территории. Иными словами, в соответствии с данным документом получается, что территория не тронута цивилизацией, и на ней не грех построить завод.

– То есть ОВОЗ от лукавого. Тем не менее, предполагаемые промышленники выигрывают суды…

М.Н.: По формальным признакам. Адвокаты со стороны Емельяновского района оказались не подготовленными к аргументам адвокатов промышленников. Последние же, конечно, не говорят о том, что это предприятие первого класса опасности, о чём сначала говорилось, а потом уже, оказывается, что и не первого класса. Я пыталась найти перечень производств первого класса опасности. Весь Интернет перешарила. Это закрытая информация. Но, тем не менее, это предприятие соответствует первому классу опасности, даже если в перечень не входит, по другим признакам.

– Они уверяют, что предусмотрена километровая санитарная зона…

М.Н.: Да хоть какая! Дело в том, что уже фоновое загрязнение там будет такое, что ни о каком строительстве просто не должно быть речи, потому, что рядом – миллионный город, который растёт в эту сторону. На сегодня в срочном порядке были внесены изменения в Закон Красноярского края «Об охране окружающей среды», в соответствии с которыми на территории края запрещается без учёта мнения населения размещение опасных производственных объектов.

Мнение населения должно быть выяснено в случае размещения опасного объекта в радиусе шестидесяти километров. Надеюсь, что данная поправка в Закон Красноярского края не будет меняться при строительстве какого-либо другого промышленного объекта на его территории. Однако Закон, как известно, обратной силы не имеет, и отмеченные изменения сложно применять в случае с заводом марганцевых ферросплавов.

– Гражданское судопроизводство носит состязательный характер. Как складывается это «состязание», какие аргументы, основанные на Законе, могут остановить строительство завода?

М.Н.: Я в своё время преподавала экологическое законодательство. Я оставила это занятие, так как мне надоело следить за его перипетиями. За двадцать лет оно менялось восемнадцать раз. Как Вы думаете, найдутся лазейки для предпринимателей при таком законотворчестве? Хорошим предпринимательским инициативам такое законодательство легко перекроет кислород. А для денежных тяжеловесов с хорошими юристами всегда найдутся лазейки. Так и в этом судебном процессе. Сторона, противостоящая строительству, сильно уступала в профессионализме адвокатов.

Не удивительно, что они проиграли, хотя судебные этапы ещё продолжатся. Практически не прозвучало аргументов, доказательств того, что строительство такого завода рядом с миллионным городом – это уже перебор, последняя капля. Почему такие адвокаты, не совсем понятно. Ведь в стане, противостоящем строительству завода, много тех, кто имеет коммерческий интерес. Взять хотя бы упоминаемое коттеджное строительство, есть и те, у кого мотивы и повесомее.

– Да, наверное, это так. Хотя протестный подъём красноярской общественности против строительства был сам по себе беспрецедентный…

М.Н.: На фоне десятилетий абсолютного гражданского штиля подъём был беспрецедентный. Увы, далеко не все видят угрозу для себя в этом строительстве. Многие представители среднего класса так и говорят: «Это протестное движение просто пролоббировано». Кто-то участвует в протесте не от того, что глубоко понимает угрозу, а за компанию. Я неоднократно спрашивала инициативную молодёжь: «А вы знаете, что представляет собой завод ферросплавов, где он будет строиться?». Не знают! Даже не потрудились посмотреть по карте, где он должен быть построен. Иными словами, в «чистом» остатке тех, кто знает, против чего он борется и что составляет угрозу, очень мало. Много пены, в том числе политической.

– Как же решать эту проблему?

М.Н.: Здесь надо договариваться. На предвыборной волне к протестному движению, пусть и поздновато, присоединились власти, а у них и выбора не было. Хотя они обязаны были раньше смотреть, градостроительные программы были всегда, перспективы развития города очевидны. Но им в конце 90-х годов было не до этого. Тогда можно было подписать всё, что угодно, не глядя. Формально здесь также всё в пользу промышленников, и даже где-то мелким шрифтом информация о планируемом строительстве завода в газетках проходила, было извещение.

– Как Вы себя видите в общественном движении против строительства завода? Всё-таки Вы специалист, не простой житель города.

М.Н.: Нужно объединить специалистов, проанализировать реальную, современную информацию об экологическом состоянии территории города. Большую роль здесь должны сыграть медики. Ведь у нас коэффициент заболеваемости в городе очень высокий. Мы входим в десятку самых грязных городов. Это уже показатель того, что город перенасыщен вредными производствами. Куда ещё? Единственный путь промышленного развития – это внедрение безотходных и малоотходных технологий на всех этапах производственной цепи. У нас давно уже остро стоит вопрос о выносе всех вредных предприятий за пределы города, хотя в лихие 90-е большую часть предприятий «пустили по ветру». Следует помнить и об экологическом следе былой промышленной деятельности. По нашим исследованиям, загрязнение почв промышленных районов города тяжёлыми металлами очень большое.

– Всё-таки, ближе к Вашему участию в общественном экологическом движении, в частности, против строительства завода. Одну из палат Гражданской ассамблеи, а именно экологическую, возглавляет известный в городе защитник животных Виктор Михайлович Довженко, он говорил, что хорошо Вас знает…

М.Н.: Да, мы знакомы. Встречались на нашем круглом столе, посвящённом вопросам достоверной экологической информации об окружающей среде края. Моё участие в экологическом движении состоит в экологическом просвещении, накоплении достоверной информации о том, что происходит с нашим краем, прогнозе событий, разработке оптимальных методов экологического ландшафтного мониторинга. Ведь грамотными людьми невозможно манипулировать в чьих-либо интересах, политических или экономических.

– Почему, например, экологическая палата при Гражданской ассамблее не стала аккумулирующим центром информации, не объединила специалистов против строительства завода?

М.Н.: Проблема в том, что имеется множество экологических организаций, но они не умеют консолидироваться для решения общих задач. А консолидироваться могут, опять же, экологически грамотные люди, понимающие, что личные амбиции иногда нужно забыть для решения общей проблемы. У нас сейчас общество, которое пока только учится договариваться, учитывать интересы многих. Протестное поведение без аргументов и фактов, по принципу «А Баба Яга против», как показало время, не эффективно.

– Получается, что многими организациями, и даже Законом, декларируются хорошие вещи, а на практике претворяются абсолютно вредные проекты, но угодные узкому кругу лиц?

М.Н.: Причём, есть декларации конституционного уровня! Право на благоприятную окружающую среду прописано в Конституции РФ. Мало того, что экологическое законодательство, призванное обеспечивать конституционное право граждан, оставляет желать лучшего, проблема ещё в том, к кому обращаться рядовому гражданину, чтобы выяснить, как реализуются его права. Я посмотрела перечень организаций, осуществляющих независимую экологическую экспертизу.

В одной Москве их двенадцать, всяких разных. То есть там осуществима независимая экспертиза специалистов, есть к кому обратиться. Стоимость проведения анализов воздуха, воды, физических параметров, например, жилого помещения, в наших экологических лабораториях очень велика по сравнению с крупными городами центральной России.

– То есть в Красноярске нет возможности провести экспертизу по заводу ферросплавов?

М.Н.: При большом желании возможность есть, но для грамотной экспертизы необходимо определиться с понятием «норма». А для этого, в свою очередь, надо изучить конкретную территорию заблаговременно, до развёртывания строительства. От результатов таких комплексных исследований зависит точка отсчёта. У нас в регионе полвека не определялись такие нормативы в результате осуществления комплексных эколого-географических исследований. Узковедомственные проводились, а комплексные – нет.

– Ситуация меняется к лучшему?

М.Н.: Наоборот, метеорологические станции сокращаются, о каком прогнозе может идти речь, раз нет сведений? Та же самая Богучанская ГЭС. Не знаю, на чём основывались их расчёты. Ведь там нет метеостанции, и предварительные исследования также не проводились. Каким образом рассчитывались микроклиматические изменения? А они там будут, так как по аналогии с влиянием Красноярского водохранилища уже можно прогнозировать повышение влажности, и, как следствие, вместо сухой и очень морозной зимы, а сухой мороз переносится легче, будет сырой, усиленный ветрами мороз с туманами. Каскад ГЭС на Ангаре будет прогрессирующим образом усиливать отмеченную климатическую тенденцию в регионе.

– Вы анализировали экологическую ситуацию вокруг строительства Богучанской ГЭС?

М.Н.: Да, по своему профилю. В своё время мы с коллегами на кафедре писали замечания по экологической экспертизе того района и отмечали, что никто не учитывает, как будет меняться не только русло основной реки, на которой построен каскад ГЭС, но и притоков, потому, что там есть островная мерзлота. Поднимется уровень воды, изменится уровень эрозии, заболачивание начнётся. Как на это отреагирует мерзлота, никто не знает, так как исследований не проводилось и прогнозов не делалось.

– Там, наверное, тоже актуальна паспортизация ландшафтных областей?

М.Н.: Верно, экологическая паспортизация современных ландшафтных комплексов крайне необходима, на основании современных характеристик можно будет прогнозировать изменение климата, состояние лесов, обитание животных. Общеизвестно, что есть два типа природопользования – исчерпаемое и неисчерпаемое. Растения, животный мир, которые человек использует быстрее, чем они успевают восстановиться за счёт размножения, относятся к группе исчерпаемых, но возобновляемых.

Если ландшафт является источником пушнины, дикорастущих растений, лекарственных растений, иных лесных ресурсов, то насколько рентабельно жертвовать этими возобновляемыми столетиями ресурсами в угоду строительству очередной ГЭС? При этом перед затоплением значительных территорий всё, как правило, бездарно уничтожается и оставляется в гниющем состоянии потомкам, при этом утрачиваются ресурсы рыбы. Надо сказать, что многие экологические и экономические функции природных комплексов почему-то вообще не рассчитываются. Например, выработка кислорода лесными массивами. Актуален более широкий экономический подход к оценке эффективности природных ресурсов.

– Насколько получение электроэнергии посредством ГЭС адекватно XXI веку?

М.Н.: Уже столько нового придумано для получения энергии! Те же возобновляемые биоресурсы с той территории, которые затопляются, при внедрении современных технологий способны предоставить электроэнергии больше, чем будет давать ГЭС! На мой взгляд, здесь присутствует консерватизм и лоббирование узковедомственных интересов. Интересы одной единственной фирмы ставят под угрозу существование огромного региона. Кто получит от этого выгоду? Не говоря уже о потомках.

– Да, нет государственного подхода…

М.Н.: Нет перспективного плана развития, который учитывал бы очень долгосрочные прогнозы, с учётом экологических изменений. На первом месте стоит проблема выжить сейчас, сию минуту, продержаться у власти до следующих выборов, максимально заработать любой ценой. Американцы свою Аляску не трогают и платят её жителям коэффициент за то, что они не используют её ресурсы, так как рассматривают Аляску в качестве перспективного ресурса для будущих поколений. А у нас о будущем поколении вообще кто-нибудь думает? Хотя их интересы прописаны в наших законах.

– На Аляске нефть добывают, другие ресурсы…

М.Н.: Во всяком случае, горных разработок сейчас там минимум, хотя там вся таблица Менделеева. Её не трогают. И нефть там ограниченно добывают. У нас же Север уже очень активно используется, его так «уделали», будь здоров! Один Норильский никельный завод чего стоит! Кстати, с 2001 года в этом регионе нет государственного поста, который следил бы за выбросом Норильского никеля. Получается какой-то законодательный нонсенс, за своими выбросами заводы должны следить сами, и давать достоверную о них информацию. Считаю, надо поступить по аналогии. Выпустить преступников.

Пусть они сами следят за своим поведением и ежемесячно о нём докладывают. Представляете, какая экономия в стране была бы! Конечно, я утрирую, но без системы независимого государственного экологического мониторинга, оснащённой современными средствами контроля, достоверность предоставляемой норильской лабораторией информации у меня лично вызывает много сомнений. Не зря же канадцы периодически присылают счёт за загрязнение своей окружающей среды этим заводом.

– Канада находится за сколько километров от Норильска?

М.Н.: Через всю Арктику. И наши промышленники, поначалу, нашли, как решить проблему с Канадой. Они просто трубы укоротили, чтобы выбрасывалось исключительно на наши территории, на самые уязвимые северные территории, самую уязвимую экосистему… Там регулярно находят целые стада мёртвых оленей после выбросов завода. На 900 километрах, как это видно из космоса, растительность выглядит выжженной.

– Нужна ли лаборатория? Ведь и так всё видно из космоса!

М.Н.: То, что нам видно, суду или самому заводу нет смысла предъявлять. Норильская экологическая лаборатория, оплаченная заводом, даёт ему же сведения, согласно которым завод оплачивает России экологический ущерб. Более того, норильский завод нанимает специалистов, которые проводят экологические исследования, я знаю некоторых из них. Так вот, специалисты дают подписку о неразглашении полученных результатов. Только наблюдения из космоса позволяют предположить реальные масштабы катастрофы, да выплаты заводом зарубежным странам.

– Что ещё видно из космоса, что угрожает оказаться ещё круче пресловутого ферромарганцевого завода?

М.Н.: Прежде всего, то, что происходит на смежных с краем территориях, в верховьях Енисея, в Тыве. Область Тоора-Хем, это жемчужина Тывы. Там китайцами строится завод.

– Какой завод?

М.Н.: Какой-то горнодобывающий.

– А почему китайцы строят?

М.Н.: Им в аренду отдали соответствующие территории, по моим неподтверждённым данным, на 49 лет. О строительстве удалось узнать только от очевидцев, то есть тех, кто там был, видел строительство и что-то краем уха слышал. Тоора-Хем – это жемчужина природы, за сохранение этой уникальной экосистемы получил международную награду – Хрустальный глобус – президент Тувы. И вот в Тоора-Хем будет построен завод! И об – этом тишина. Я просмотрела весь Интернет, информация блокируется, даже высказывания Прохорова по этому поводу заблокированы! Там ведь верховья Енисея. Что в результате строительства завода попадёт в реку, в воздух, почву и соседние территории? А ведь будет попадать!

– Какие ещё болевые точки есть на Енисее?

М.Н.: Горно-химический комбинат (ГХК), который в Железногорске. Смотрела по телевизору в связи с этим передачу, исследовали острова на Енисее, ниже ГКХ по течению реки, и всё оказалось чисто. Правильно! Если не смотреть иловых отложений, то пробы ничего не выявят! Поверхностные отложения уже перекрыли радиоактивный слой. Но если идёт сильный сброс воды по Енисею, то иловые отложения поднимаются. Радиация уже распространилась на 1500-километровое расстояние, и она никуда не девается. Период полураспада – двадцать четыре тысячи лет. Радиация потихонечку распространяется, и радиоактивный след от ГКХ находят даже на Новой Земле.

– Эта радиация ещё со старых времён. Позже на ГХК был запущен закрытый технологический цикл, радиоактивные выбросы перестали, во всяком случае, в штатном режиме работы завода, попадать в Енисей…

М.Н.: Они, может быть, сейчас вообще уже ничего не сбрасывают. Но что делать с тем, что делалось десятилетия. И к этому хотят ещё что-то добавлять?

– Какие ещё существуют угрозы?

М.Н.: Отдельная тема – это то, что делается в районе Ангары и Енисея. Достаточно посмотреть космические снимки, чтобы увидеть разрушение драгами таёжных рек. Драги уродуют речушки в поисках золота. И вся получающаяся гремучая смесь химических элементов из отстойников иногда попадает в реки. Речь о том, чтобы эти реки оставались рыбными, уже не идёт. Те, кто раньше ловил рыбу в реке Большой Пит, говорят, что сейчас там ничего не ловится. Золотодобыча драгами сейчас сильно активизировалась. Поэтому по бассейну Енисея весьма сложная ситуация. Разрушаются и загрязняются малые реки, загрязняя, в свою очередь, бассейн Енисея.

– Вы по специальности – инженер лесного хозяйства. Что можете добавить в этом контексте?

М.Н.: В 90-е годы велась вырубка кедра в Саянах, потом она немного пошла на спад. Кедр рубили на таких склонах, где восстанавливать очень проблематично, даже при имеющемся желании и возможностях. А кедр – это кормовая база для соболя, иного таёжного зверя. Для экосистемы горной местности – это вообще практически невосполнимый ущерб. Мы, когда ездили на Ергаки, заповедный горный район, то вместе с немецкими и американскими учёными нашли старую вырубку кедра, возраст которых, судя по пням, составлял 500-600 лет. Найти сейчас такие кедры всё тяжелее.

– Каковы масштабы проблемы, что делается для сохранения лесов, которые ещё и горят всё чаще?

М.Н.: Для того, чтобы отслеживать браконьеров и «чёрных» порубщиков леса, был запущен специализированный спутник. Это уже говорит о масштабах проблемы. Причинами пожаров могут быть как неосторожное обращение с огнём, об этом мы говорили раньше, так и целенаправленный поджёг для сокрытия незаконной вырубки или снижения ставки оплаты за древесину. Весенние палы на сельскохозяйственных угодьях также являются причинами пожаров.

За каждым пожаром стоит так называемый «человеческий фактор» – легкомыслие, жадность, безразличие. Горят леса и в европейских странах, и, как видим, причины те же. Погодные условия, засуха, высокие температуры только увеличивают вероятность возникновения пожара и его масштабы. Современные технологические возможности реагирования весьма разнообразны, достаточно эффективны, но и трудозатратны, требуют колоссальных денежных вложений и человеческих ресурсов. Из этого следует, что экологическое воспитание становится всё более актуальным.

pagebreak}

Часть 4. Проблемы города – как выжить в гармонии с природой?

— Есть какие-то позитивные экологические тенденции в миллионном Красноярске?

М.Н.: Прежде всего, город похорошел. Центр города стал чистым и ухоженным, появились небольшие, но уютные скверики, места для отдыха горожан. Гордостью стал парк флоры и фауны «Роев ручей», который выполняет задачу семейного отдыха и оттока посетителей из заповедника «Столбы». Появились развлекательные центры, спортивные сооружения. Реализуется модернизация производства, в соответствии с международными стандартами.

Крупным нашим заводам приходится экологизироваться для того, чтобы выходить на международный рынок. Несмотря на то, что они традиционно считаются основными загрязнителями атмосферного воздуха. Например, алюминиевый завод, который красноярцы привыкли принимать за основную экологическую угрозу.

— Я тоже так считаю, разве неправильно?

М.Н.: Исследования атмосферных выбросов последних лет, в том числе и наши, показывают, что основным загрязнителем в городской среде является автомобильный транспорт. На 2010 г. в городе числилось 320 тысяч зарегистрированных автомобилей! На базе университетской лаборатории геоэкологии уже четвёртый год проводится экологический мониторинг снегового покрова и почв по одним и тем же точкам в разных районах города.

Результаты наших исследований подтверждают увеличение транспортных загрязнений. Количество автомобилей растёт с каждым годом, и их выбросы уже сравнялись с промышленными по объёму. Они опасны ещё и потому, что находятся в приземном слое и содержат загрязнители первого класса опасности, например, бенз(а)пирен и свинец, которые в меньшей степени характерны для промышленных выбросов.

— А как влияет расположение города на экологическую обстановку? Такое впечатление, что над городом всегда стоит какая-то дымка…

М.Н.: Город располагается в долине реки и окружён возвышенностью, т.е. образуется специфический «котёл». Температура воздуха в городе выше на несколько градусов, чем в его окрестностях, где воздух холодней и тяжелей. Стекая вниз, он образует как бы крышку для нагретого воздуха, в составе которого смесь газов от промышленных выбросов и транспортного выхлопа.

В результате в тихую погоду образуется смог. Та самая дымка, которую так часто видят красноярцы. Спасает город от газового коллапса его неплохое проветривание и то, что основное направление ветров юго-западное, юго-восточное. Основные воздушные потоки этих направлений формируются над лесной территорией.

В зимний период времени, благодаря Красноярскому водохранилищу, испарениям над Енисеем, дополнительным выбросам котельных и ТЭЦ, в городе формируется зимний смог. В его составе преобладает углекислый газ, угарный газ и сажа. Такой тип смога называется лондоновским. В летний период под воздействием ультрафиолетовых лучей выбросы в атмосферу в результате фотолиза становятся ещё более токсичными. Этот тип смога характерен для городов, находящихся в котловинах, и называется «лос-анжелевским».

— Кто страдает в первую очередь от автомобильных выхлопов?

М.Н.: Дети и животные. В автомобильных выбросах присутствует свинец. Он относится к тяжелым металлам, практически не выводится из организма. Его накопление прежде всего затормаживает умственное развитие, снижает иммунитет. Вспомните, сколько автомобилей стоят возле детских площадок, и так немногочисленных.

Как собачник со стажем, я обратила внимание на то, что много наших знакомых псов с короткой шерстью страдает от появлений опухолей, переходящих в раковые заболевания. Начала интересоваться у ветеринаров, ведётся ли статистика заболеваний собак, ведь это хороший индикатор экологического неблагополучия. Мои наблюдения опытные ветеринары подтвердили, хотя сказали, что соответствующей статистики не ведётся.

Не рекомендую пешеходам, особенно в центре города, а, тем более, с детьми на перекрёстках дорог стоять рядом с бордюром. Мы со студентами делали замеры выбросов на оживлённых улицах, превышение допустимых разовых предельно допустимых норм газов составляет десятки раз, особенно в местах, где машины чаще тормозят и снова трогаются с места.

— Как решать проблему с автомобильными выбросами? Мои друзья-автомобилисты стали применять специальные биокатализаторы горения топлива, которые не только увеличивают КПД машины, но и существенно снижают вредные выбросы в атмосферу. Что Вы об этом скажете?

М.Н.: Массовое использование биокатализаторов действительно способно процентов на 30, а может быть и больше, уменьшить экологический вред. Проблема выбросов автотранспорта актуальна для всех стран без исключения. Вариантов развития событий множество, включая принципиально новые виды транспорта, альтернативное горючее, другие источники энергии.

В любом случае эта проблема должна решаться комплексно и всеми участниками автомобильного движения, начиная с планировки автодорог в городской среде, озеленения вдоль дорог, установки экологических постов наблюдения за автомобильными выбросами, просветительской деятельности автомобилистов, и заканчивая строительством метро. Красноярцы с интересом лет пятнадцать наблюдали признаки строительства метро в нашем городе, пока не исчезли и эти признаки. От безнадёжности продолжают покупать автомобили и стоять в пробках.

— Угроза горожанину от автомобильных выбросов, наверное, далеко не единственная?

М.Н.: Обо всех проблемах говорить можно долго. Согласно закону об экологической информации, сведения об экологическом состоянии должны быть доступны для населения. Действительно, в большинстве своём так оно и есть, если знать, где их искать. Например, краевая еженедельная газета «Наш край» полностью посвящена вопросам загрязнения, сохранения природных ресурсов, экологическому движению.

Результаты экологического мониторинга представлены на официальном сайте Росгидромета, где можно ознакомиться и с обновляемыми сведениями о выбросах в городах края, районах Красноярска. В Интернете можно найти ежегодные Государственные доклады «О состоянии и охране окружающей среды в Красноярском крае». Так что общие тенденции экологических угроз горожанину можно понять, даже если он и не посвящён в тонкости наук о природе.

— Есть ли у Вас излюбленные площадки для исследований близ города Красноярска?

М.Н.: Да, конечно. Прежде всего, полигон эколого-ландшафтного мониторинга «Долгая грива». Он расположен вне зоны воздействия промышленных выбросов, в транспортной доступности. Территория в виде гряды сопок как бы вклинивается в городскую среду. Южная граница гряды сопок проходит в районе посёлка Удачный. С юго-восточной стороны к полигону прилегают Академгородок, Студенческий городок, с северо-западной – городской район Ветлужанка. Ограничивает территорию полигона речка Собачья.

— Почему выбрана именно эта территория?

М.Н.: Во-первых, она доступна для изучения независимо от финансирования. Во-вторых, она находится в зоне косвенного воздействия крупного города. В-третьих, она сохраняет свойства природных геосистем. Южные склоны являются подветренными, но, при суточной инверсии воздуха или смене направления ветра, выбросы на склоны попадают. Косвенное влияние загрязнителей мы отслеживаем и оцениваем по загрязнению снегового покрова, накоплению тяжёлых металлов в почве, растениях.

А другая сторона полигона – наветренная, на неё никакие городские выбросы практически не оказывают влияние. В-четвёртых, отмеченная территория давно уже является объектом моих ландшафтных исследований. Просто со временем цели изысканий несколько видоизменяются. Раньше основное внимание уделялось изучению ландшафтной структуры, оценке ресурсного рекреационного потенциала, то есть возможности доступного отдыха для населения города, оценке экологического состояния природных комплексов, их устойчивости к уже существующей антропогенной нагрузке.

Результатом работы стали рекомендации по сохранению природных функций природных комплексов, которые ещё можно сохранить. Также обозначены территории, которые требуют хозяйственного вмешательства, для того чтобы они могли и дальше выполнять функции зоны отдыха. Теперь эти данные стали основой для современного ландшафтного экологического мониторинга.

— Есть варианты бережного освоения территории полигона?

М.Н.: В течение пятнадцати лет подножье и нижние части склонов горной гряды интенсивно застраиваются коттеджами. Построен, например, суперэлитный посёлок Горный. То есть места, удобные для отдыха тысяч горожан, постепенно теряют общедоступность. Вспомните противостояние между жителями Академгородка и Студгородка за сохранение городской Берёзовой рощи. Под эгидой развития Сибирского федерального университета территория утратит своё былое предназначение излюбленного места отдыха многих поколений красноярцев.

А ведь на эту территорию было разработано несколько проектов как лесопарковой зоны для отдыха горожан. Нас, ещё студентов, с ними знакомили. Последний проект, с которым я столкнулась уже как консультант-ландшафтовед, разрабатывался в девяностых годах в Красноярскгражданпроекте под руководством главного архитектора Валерия Ивановича Крушлинского. Проект был очень экологически грамотный, с хорошей проработкой инфраструктуры отдыха, с учётом ландшафтной специфики. Но и он не был реализован.

О проблемах экологического градостроительства Валерий Иванович, теперь уже доктор архитектуры, профессор СФУ и член градостроительного совета при администрации г. Красноярска неоднократно докладывал на круглых столах, форумах.

— Полигон, который Вы назвали «Долгая грива», наверняка привлекал ещё чьё-нибудь исследовательское внимание?

М.Н.: Доступность территории полигона, конечно, привлекала специалистов разных направлений, работающих независимо друг от друга.

Поскольку у меня была ландшафтная основа, общий интерес удалось найти с геологами Махлаевым Михаилом Львовичем и Перфиловой Ольгой Юрьевной. И этот интерес вышел далеко за пределы полигона «Долгая грива». Мы сравнили наши карты. Выяснилось, что моя концепция выделения ландшафтов очень хорошо «ложится» на геологию. И выявленные нами границы природных структур в основном совпадают. Поэтому мы объединили свои усилия. Потом к проекту подключились почвоведы из аграрного университета. В рамках полевых практик провели комплексные исследования, каждый по своим программам, но на одних ключевых участках.

— Какие плоды принесло сотрудничество?

М.Н.: Сложился подход геоэкологического мониторинга, когда по природным компонентам – атмосферным осадкам, почве, растениям, исследуется миграция и накопление загрязнений из атмосферы в почву, из почвы в растения. Эти исследования проводятся совместно с Тамарой Петровной Стримжа, специалистом в области геохимии. Накоплен материал для монографии, рекомендаций по развитию ряда территорий. Сотрудничество позволило комплексно подходить к исследованию экологических проблем в рамках природных территориальных границ, а не административных, включить в исследовательскую деятельность школьников, студентов и аспирантов.

— То есть все ваши ученики работают в этом направлении?

М.Н.: Мы учим геоэкологов, а спектр их деятельности очень широкий. Да и они очень разные. Поэтому сначала привлекаем к сложившимся полевым практикам, затем уже подбираем темы по интересам. Например, Левченко Максим, теперь уже дипломированный специалист, увлёкся проблемой экологической оценки жилых помещений, ближайшей среды жизни человека.

Начинающий учёный собрал относящуюся к проблеме нормативную базу физических параметров, параметров воды и воздуха, учёл влияние строительных материалов, элементов интерьера, некоторых иных факторов. Осуществил ряд замеров. В результате, была разработана методика оценки комплекса значимых для проживания в помещении параметров, а также структура документа с информацией об экологическом состоянии объекта – Экологический паспорт помещения. Эти исследования легли в основу дипломной работы, которая отмечена призовым местом на Всероссийском конкурсе дипломных работ.

— Кто, например, заинтересован в Экологическом паспорте помещения?

М.Н.: Конечно, сами жители, особенно если в доме есть дети. Для владельца квартиры, который собирается там проживать долго и счастливо, актуально, например, знать электромагнитные контуры, а также меры, исключающие их влияние на человека, способствующие оптимальному размещению мебели и жизнеустройству в квартире.

Иногда достаточно неправильно подобранного полового покрытия, чтобы вызвать аллергию у ребёнка, который ближе к полу, чем взрослый. При соответствующей популяризации Экологического паспорта на квартиру, очевидна заинтересованность в нём со стороны риелторов. Квартира, допустим, находится в неблагоприятном районе, но Экологический паспорт «чистый». Значит, можно говорить об её привлекательности с других точек зрения.

— А не было ли сложностей с экспертизой излучений?

М.Н.: В доступной нам лаборатории есть приборы для измерения физических параметров – радиации, освещенности, температуры, влажности. Сложнее с электромагнитными излучениями, но при желании всё можно замерить.

— Случай из жизни. Моя знакомая живет на втором этаже, а с первого этажа ей под окна поместили несколько кондиционеров. На первом этаже размещены холодильное и ещё какое-то оборудование, идут запахи, шумы, но она ничего с этим поделать не может, куда только ни обращалась…

М.Н.: Есть Роспотребсоюз. Есть лаборатории в Красноярске, сотрудники которых могут приехать и замерить излучения. Потом полученные результаты можно будет сравнить с имеющимися санитарными нормами, и по ситуации уже предъявлять обоснованные претензии. По идее, ей достаточно написать жалобу в прокуратуру. А на основании её жалобы специалисты сами должны провести необходимые исследования. Это цивилизованный подход.

— Понятно, но в жизни всё может оказаться сложнее.

Наша идея о паспортизации жилища и должна помогать в подобных ситуациях правоохранительным органам совместно со специалистами объективнее оценивать, наносится ли человеку ущерб. Масса случаев, когда, вопреки логике, после ремонта, люди начинают себя хуже чувствовать. Но всё становится на свои места, когда выясняется, что новые строительные материалы выделяют неприемлемое количество фенола, или иных вредных веществ. Но эти фенолы надо ещё замерить, и надо, чтобы не человек сам догадывался, от чего пошли проблемы, а специалисты определяли, комплексно всё обследовали.

pagebreak}

Часть 5. Защитные механизмы природы и нужна ли нравственность